Журналисту «Комсомолки» удалось выяснить, какой трагедией чуть не закончилось желание Бориса Николаевича выслужиться перед московским начальством.
Илья МОХОВ
Полвторого ночи Романовых разбудили и заставили спуститься в подвал. Супруга Николая II попросила принести два стула. На один из них она села сама, на другой – больной царевич Алексей. Неожиданно вошла расстрельная команда, и комендант зачитал приговор к смертной казни. Император успел сказать лишь: «Что?», а в следующую секунду его застрелили. Следом рухнули его близкие…
Цареубийство произошло в особняке инженера Николая Ипатьева в центре Екатеринбурга. На многие десятилетия этот роковой дом стал важным местом для всех, кто осуждал расстрел семьи Романовых.
«ГДЕ ТУТ У ВАС ЦАРЯ УБИЛИ?»
В 70-е больше всего из-за дома Ипатьева переживал председатель КГБ Юрий Андропов.
- Свердловск был закрытым городом, его лишь начали открывать для иностранцев. И «туристы» первым делом всегда спрашивали: «А где тут у вас царя расстреляли?», – рассказывал Николай Неуймин, заведующий отделом истории династии Романовых Свердловского областного краеведческого музея. – Андропов считал, что «нездоровый» интерес иностранцев надо прекращать. Тем более что приближался 1978 год – 110-летие Николая II и 60 лет со дня его расстрела. По мнению Андропова, эти годовщины могли привлечь внимание зарубежных специалистов, а еще хуже иностранных журналистов. Он обратился к руководству с запиской о необходимости сноса дома Ипатьева.
Политбюро приняло предложение Андропова. Исполнять поручение пришлось тогдашнему первому секретарю Свердловского обкома КПСС Борису Ельцину.
Для непосвященных людей процедура сноса особняка показалась весьма рутинной. У здания десантировалось четыре экскаватора и два десятка рабочих. И за пару дней они сравняли памятник истории с землей. Но уральцы даже не догадывались, что эта процедура легко могла закончиться человеческими жертвами.
«ВЗРЫВНАЯ ВОЛНА МОГЛА УБИТЬ ЛЮДЕЙ»
– Приходит мне распоряжение – в течение суток взорвать дом Ипатьева! Чтобы от него камня на камне не осталось. Очень уж спешил Ельцин выслужиться перед Москвой. Имелась у брата одна черта – очень исполнительный был. Но взрывать этот дом было нельзя! Понимаете, особняк стоял в самом центре города на горке. Рядом находились жилые деревянные дома. Подорвали бы мы дом, и острые осколки разлетелись бы по всей округе. Легко могло кого-нибудь убить…
Мы сидим в кабинете у троюродного брата Бориса Ельцина – Геннадия Берсенева. В 1977 году он был начальником производства «Уралвзрывпрома». Именно ему поручили составить проект по закладке взрывчатки в старинном особняке.
Но начался наш разговор с Геннадием Порфирьевичем все-таки не с динамита, а с династии. Едва мы переступили порог его кабинета, Берсенев указал на стол с подробной схемой рода Берсеневых-Ельциных.
- Вот я, – показал он пальцем на прямоугольник со своим именем на генеалогическом древе, насчитывающем 117 человек. – А вот Борис Николаевич.
Палец Берсенева смещается вправо, минуя 18 имен.
- Мы с Ельциным приходимся друг другу троюродными братьями. У нас общий прадед – Берсенев Кирилл Петрович, - объясняет 79-летний Геннадий Порфирьевич. – Мы с ним из одной местности. Оба в детстве жили в селе Бутка. Правда, мы не шибко общались. Он ведь на семь лет старше меня был и очень рано переехал в Пермский край. Я тогда совсем маленький был. Ну а во взрослой жизни мы с ним пересеклись уже в Свердловске. В 1950 году Борис поступил там на стройфак. По его примеру спустя шесть лет я тоже перебрался в уральскую столицу. Здесь выучился на горного инженера. А после выпуска занялся взрывным делом.
В итоге получалось так, что Ельцин строил, а его троюродный брат сносил. Но в истории с домом Ипатьева они поменялись ролями.
«ЗА НЕПОСЛУШАНИЕ БРАТ СРАЗУ УВОЛЬНЯЛ»
Свое родство с первым президентом России Геннадий Порфирьевич старается не афишировать. Вот и во время спора из-за дома Ипатьева Берсенев напирал на здравый смысл, а не на братскую солидарность. Была вероятность, что после отказа взрывать особняк его бы тут же попросили с работы – Ельцин терпеть не мог, когда ему отказывали, и зачастую сразу увольнял. Но Берсенева это не испугало.
- Я настаивал. Так и так: Нельзя взрывать – можем погубить целую улицу, - добавляет наш собеседник. – Также я указал, что подготовительная работа перед взрывом займет слишком много времени. Там ведь надо было бурить, чтобы взрывчатку заложить. И этот аргумент подействовал!
Ельцин, как строитель, тогда посчитал, что снести дом с помощью техники и разобрать обломки получится все-таки быстрее.
Кстати, упорство Геннадия Порфирьевича никак не сказалось на его карьере. Он так и продолжил работать в «Уралвзрывпроме». Сейчас Берсенев – заслуженный строитель России, генеральный директор «Союза научно-производственных предприятий по взрывному делу Урала». Ну, а на месте особняка Ипатьева теперь стоит Храм-на-Крови.
- Я не держу зла на Ельцина, - уверяет Берсенев. - Время было сложное. От Бориса требовали быстрых решений, и он делал, что мог. Кстати, я всегда голосовал на выборах за брата. И ни разу не пожалел об этом.
Дословно
«Не подчиниться было невозможно»
«К дому, где расстреляли царя, люди ходили всегда, хоть и ничем особенным он от соседних старых зданий не отличался, - писал Борис Ельцин в своей автобиографии «Исповедь на заданную тему». - Страшная трагедия, случившаяся здесь в 18-м году, заставляла людей подходить к этому месту, заглядывать в окна, просто молча стоять и смотреть на старый дом. Приезжали посмотреть на особняк даже люди из других городов. Я к этому относился совершенно спокойно. Совершенно понятно было, что интерес этот вызван не монархическими чувствами, не жаждой воскресения нового царя. Здесь были совсем другие мотивы - и любопытство, и сострадание, и дань памяти. Но по каким-то линиям и каналам информация о большом количестве паломников к дому Ипатьевых пошла в Москву. Скоро получаю секретный пакет из Москвы. Читаю и глазам своим не верю: закрытое постановление Политбюро о сносе дома Ипатьевых в Свердловске. А поскольку постановление секретное, значит, обком партии должен взять на себя всю ответственность за это бессмысленное решение. Не подчиниться секретному постановлению Политбюро было невозможно. Печальный эпизод эпохи застоя. Я хорошо себе представлял, что рано или поздно всем нам будет стыдно за это варварство. Будет стыдно, но ничего исправить уже не удастся».
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Пропавшего кировского солдата нашли по отпечатку фото на зеркале