Продолжаем серию постов об изнанке «четвёртой власти». (Напомним, в предыдущих частях мы изучили, как журналисты зарабатывают, размещая рекламу в обход редакции, а потом наживаются на региональных бизнес-войнушках).
Итак, самые убойные сенсации жур, как правило, раскапывает не сам, а получает на блюдечке из третьих рук; правило насчёт 20% усилий, дающих 80% результата, похоже, работает и здесь.
…Вечерело. Переписав своими словами очередную англоязычную новость из Ройтерса и с грустинкой понимая, что завтра он даже не вспомнит, о чём складывал буквы сегодня (хотя здесь и сейчас те казались неимоверно важными), — жур хотел было уходить, но вдруг позвонили по интеркому: курьер.
Красно-жёлтый юноша из трёхбуквенной фирмы, гордящейся, что может отправлять отправления даже на территорию запрещённого государства (хм, хм) — принёс конверт, адресованный просто: «в отдел политики газеты "Боевой листок"». Коллеги жура давно разошлись по окрестным кабакам (отмечать понедельник — маленькую среду), и оставшийся один на один с загадочным конвертом жур в который раз подумал, что трезвость — его конкурентное преимущество, и что завотделом не обидится, если вскрыть картонку здесь и немедленно.
Письмо пришло из Италии, но по-русски. Некий Лукино Антониони сообщал, что создаёт Пьемонтский Клуб Антисанкционного Диалога и предлагает «Боевому листку» написать о том. Преодолев желание отправить пьемонтское послание в мусорное ведро, жур подумал, что всё-таки может выйти весёлое интервью на тему «Нас достали мигранты, еврогейцы и уничтоженцы традиционных ценностей — а вот зато в России, куда я мечтаю переехать, всё совсем не так» (главное — не водить его в Гоголь-центр, ага) — и жур без особой надежды черкнул на прилагаемую электропочту.
Лукино Антониони ответил НЕМЕДЛЕННО, что будет в Default City через три дня «по частичным бизнесовым наездам» (??), заверив, что с радостью даст интервью в желаемом времяместе.
Жур вспомнил, как писал найденной через поисковый ключ «семейное положение: в активном поиске» девушке из Соснового Бора, что через три дня совершенно случайно (то есть по рабочим нуждам) как раз будет там; жур насторожился.
Через три дня Лукино Антониони в приватной комнате ресторана «Godfather», за которую сам же и заплатил, рассказывал про нашествиемигрантовтрадиционныеценностикризисЕС, и жура не оставляло ощущение, что после всего этого «эк накрутил-то» будет ещё что-то.
Девушка из Соснового Бора после свидания заявила, что или она несёт заявление об изнасиловании, или он помогает ей фальсифицировать доказательства преследования за лесбиянство, дабы девушка могла получить убежище в Финляндии; жура спасло только то, что по старой параноидальной привычке он писал на диктофон абсолютно все встречи, включая и ту.
Картонный конверт не вошёл в офисную урну, журу было лень гнуть-ломать, скинул на пол — уборщица уберёт.
На третий час разговора о содомитах и мигрантах жур сказал: «А теперь скажите, зачем вы сюда приехали».
Оказалось, 30 лет назад в международном летнем лагере Высшей школы КГБ Лукино Антониони познакомился с Милоном Витальевым, который позже стал лидером партии «Европейские ценности — Европейский выбор», чьим главным программным пунктом была христианская демократия и гей-парады.
Лукино Антониони с Милоном Витальевым много лет мутили бизнес, суть которого, несмотря на подробные объяснения, жур так и не уяснил (что-то типа контрабандного экспорта ивановского текстиля в Италию, налепливания на эту одежду итальянских лейблов и дальнейшей полулегальной переброски в Гонконг, где китайские портфельные инвесторы покупали оптовые партии этих шмоток за 1000% от реальной стоимости, 900% из которых организаторы схемы потом возвращали китайцам: это был маршрут бегства капиталов из Поднебесной).
Однако после введения санкций Милон Витальев оказался отрезанным от дешёвых западных кредитов, расходы возросли, и для их оптимизации он вынужден был выкинуть Лукино Антониони из схемы.
Вот это я вам даже здесь так долго рассказываю, а изумлённому журу понадобилось минут 48, чтобы вникнуть хотя бы в набросок многоумной схемы.
Пылающий жаждой мести Лукино Антониони привёз документы, подтверждавшие:
— Что на аффилированную с Милоном Витальевым фирму записана вилла на озере Комо;
— что у Милона Витальева в ломбардском банке есть счета для отмывания денег;
— и что — самый сок! — дочь, жена и тёща Милона Витальева и он сам имеют второе (итальянское, да) гражданство.
В тот год как раз были выборы в Госдуму, куда шёл и Милон Витальев; он даже не вкладывался особо в кампанию, поскольку имелась договорённость: из 450 думских мест — одно будет отдано голосу демократии, который бы в круглосуточном режиме требовал реабилитировать Бандеру, раздавать школьникам лёгкие наркотики и выпустить из больниц шизофреников, поскольку шизофрения-де — не болезнь, а форма идентичности.
Взяв у итальянского гостя компромат, жур взял паузу. Рыночная стоимость пачки бумаженций составляла триста тысяч долларов; с Лукино Антониони договорились разделить возможную прибыль напополам. Но даже и полтораста — возможность бросить работу, которая достала жура превыше всего (ещё потому и, что больше не умел ровным счётом), и он уже представлял, как вложит деньги в высоколиквидные облигации, чтобы до конца жизни жить на ренту и писать диссертацию о венской школе акционизма, к коей подбирался ещё в Вышке. Жур уже видел себя наверху, где-то рядом с лощёными отпрысками золотых московских семей, которых так ненавидел.
Первую мысль — пойти к самому Милону Витальеву — жур отмёл: рисовавшийся в его воображении диалог опасно подбирался к составу статьи УК «вымогательство», а жур был не так опытен, чтобы грамотно подвесить такой еле ощутимый волосок — хотя он и знал, как виртуозно главред «Первого антикоррупционного информагентства» хаживал по мэрам-бизнесменам с папочкой из крокодиловой кожи, где находился Текст: блестяще написанная журналистская работа, которая не выйдет никогда. Да, самые громкие расследования СМИ — это те, о которых вы не узнаете. После чего, когда клиент знакомился с Текстом, главред предлагал заключить договор о рекламных услугах, один из пунктов которого запрещал бы «Первому антикоррупционному» распространять информацию, могущую опорочить рекламодателя. Поэтому юридически всю было безупречно, и поэтому же среднемесячный доход его топовых журов — триста тысяч рублей.
Взяв на помощь друга по дворовому детству в Апатитах — чевекашника по имени Енот, — жур, стал перебирать имена. Вот Ярила Иринина — женщина-депутат, что когда-то вместе с Милоном Витальевым основала его «Европейские ценности — Европейский выбор», а в начале нулевых перешла в Едро, после того как Милон Витальев прокатил её с обещанием включить в федеральную тройку кандидатов и упилил выделенный было ей кампанейский бюджет.
Но Енот возразил: не-не, ну не это. Вот у меня сирийские ролики одни ребята покупали, ты их должен знать.
Жур хлопнул себя по лбу — то и верно, владелец конкурирующего медиа-холдинга по имени Ашот Ашотович платил за эксклюзивы баснословные суммы. Но важны были те, кто за ним.
Енот пошёл вместе с журом, показывая вахтёрам на входе в офис Ашота Ашотовича в бывшем здании типографии на Бумажном проезде — загранпаспорт с отметками Сирии, Ливии, Сомали, Ирака, Афганистана, Исландии. Внутрироссийский паспорт у Енота отняла жена, чтобы тот опять не набрал микрозаймов.
Жур перешёл к сути — и поразился, насколько легко всё прошло и насколько быстро Ашот Ашотович вник; не нужно ни острожных подводок, ни высокопарных фраз, и перед ними уже не весёлый армянский дедушка, а праотец Ной с холодным блеском серо-стальных глаз, без видимых эмоций взвешивающий времена-варианты.
Ну, неплох, сказал он. Триста тысяч рэ. Тогда в игру вступил Енот. Триста тысяч — нормаль, нормалды. Только на рэ, а ю-эс-ди. Нам нужно, что вы предложили это своим кураторам. Прибыль пополам.
Арам Ашотович хотел спустить наглецов с лестницы. Но, подумав, сказал: дорастите сначала. Восемьдесят на двадцать.
Неделю-другую они через Лукино Антониони доставляли для Ашота Ашотовича новые документы. Ашот Ашотович относил новые документы кураторам не то со Старой площади, не то с Лубянки, не то всем сразу. Итоговый день приближался. Чтобы манящий куш не сводил с ума, жур представлял, что он уже умер и скитается по Москве, как бесплотный дух из кино Вима Вендерса.
А потом Ашот Ашотович рассказал, что, оказывается, кураторы ещё месяц назад всё переиграли, решив, что Милон Витальев им в Думе не нужен, и вместо 5,3 надбарьерных процентов его партия получит лишь 3,5, а поскольку он в любом случае проиграет, то и компромат оказывается незачем.
Однако Лукино Антониони решил, что жур его обманул и взял триста (или сколько там) тысяч себе, выкинув итальянского партнёра из схемы. Консьержка рассказалу журу, что его местопребыванием интересовались какие-то мутные румыны, представившиеся журналистами.
В тот же день жура уволили из его газеты «Боевой листок»: оказалось, уборщица (вернее, клининговая фирма) работала и в офисе жура, и в офисе Ашота Ашатовича, и уборшица рассказала кому-то (=всем), что несколько раз видела жура у конкурентов. Сам жур, гордившийся своим умением общаться с людьми, не знал даже её в лицо — да и кто там она?.. узбечка, киргизка, таджичка? Наверное, обиделась, что выкинул конверт на пол — не в мусор.
Трясущимися руками жур набрал номер, данный Енотом. Здравствуйте, а у вас вакансии есть? Да. Да. Да. Да. Могу. Да. Да. Нет. Нет. Ну конечно. Готов к переездам. Да. Да. И помощником могу. И стажёром могу. И уборщиком… В смысле, нет, уборщиком не могу! Я Вышку заканчивал и… Не пью. Ни к какому клану не принадлежу.
Последние аргументы оказались решающими — его взяли. Жур купил билет на ближайший самолёт до Грозного. Его ждала полугодовая стажировка на ГТРК «Вайнах».
Вы, конечно, спросите: но ведь эта глава называется «как журналисты зарабатывают, торгуя компроматом» — и где оно всё?
Что ж, во-первых, лучший кейс — это антикейс; а в-последних — торгуя компроматом, можно заработать только девять граммов свинца.
Всё.