Гершвин!
В созвездии великих музыкантов первой половины ХХ века вряд ли можно найти другого композитора, чье творчество было бы так любимо публикой – и заслужило столь противоречивые оценки профессионалов.
«Гений популярной музыки. Но в музыке серьезной, академической он полный дилетант» – говорят одни.
«Гершвин-дилетант – это миф, который опровергается его учебой у выдающихся педагогов. Благодаря им из композитора-песенника получился композитор-симфонист мирового значения!» – заявляют другие.
«Он был гениален во всем» – примиряюще улыбаются третьи, как будто эти утешительные слова могут объяснить сам феномен или хотя бы определить его место в истории музыки.
Кстати о мифах. Действительно, вокруг фигуры Гершвина они так и клубятся – начиная с голливудской сказки о нищенском детстве гениального ребенка, чей талант расцвел на грубой и тяжелой почве ист-сайдского «дна» и заканчивая упомянутым уже рождением «композитора-симфониста», состоявшимся благодаря усилиям педагогов, преподавших ему основы теории музыки.
Главным творцом этого «педагогического» мифа, несомненно, следует признать Иосифа Шиллингера – математика, художника, скульптора, фотографа, поэта, композитора… в общем, титана Возрождения, да и только.
В начале своей карьеры он был консультантом Народного комиссариата образования в Ленинграде и соратником Бориса Асафьева по объединению АСМ. Позже, в эмиграции, сделался бизнес-партнером Льва Термена, а затем, наконец, сосредоточился на педагогической деятельности, пропагандируя свой вполне коммунистический метод «научного» сочинения музыки в любом стиле на основе математического анализа технических приемов композиторов прошлого и систематизированных музыкальных моделей, сформулированных в виде формул и диаграмм.
Шилленгер был одним из тех (многих!), к кому на протяжении своей композиторской карьеры обращался за помощью Гершвин, когда ему казалось, что проблемы, всякий раз возникавшие перед ним во время работы над произведением в «академическом» жанре, можно разрешить, пополнив базовые знания из области теории.
Впрочем, людей, искренне убежденных в том, что теоретические сведения, почерпнутые на уроках гармонии, инструментовки и анализа музыкальных форм, могут сделать композитора симфонистом, хватает и сегодня. Ах, если бы все было так просто!
Увы, знать, как строится сонатное аллегро, даже при наличии таланта, недостаточно. Нужно самому не раз и не два выстроить эту форму в своем произведении. Вот тогда к композитору придет понимание, способен ли он в принципе овладеть ею, или его первый удачный опыт (если таковой имел место) навсегда останется случайным феноменом, повторить который невозможно. Но это так, заметка на полях…
Занимаясь биографией Гершвина, я, к своему удивлению, обнаружил, что мифотворчество вокруг его фигуры продолжается. Доверчивого человека, который в поисках сведений о семье Гершвина обратится к «народным энциклопедиям» и некоторым другим популярным интернет-ресурсам, поджидает немало сюрпризов.
Например, русскоязычная Википедия сообщит ему, что
«Джордж Гершвин родился под именем Яков Гершовиц 26 сентября 1898 года в Нью-Йоркском районе Бруклин, в семье еврейских эмигрантов из Одессы».
О том, что Гершвин-папа, «эмигрант из Одессы» (наверное, все же иммигрант, господа википедисты?) переехал в Америку из Санкт-Петербурга, в статье упоминается как-то вскользь, без объяснения резонов столь странного маршрута, так что в памяти застревает именно образ Гершвина-одессита. Как пел незабвенный Буба Касторский, «Я одессит, я из Одессы, здрасьте!»
Украинская Википедия выражается на этот счет более обтекаемо, но вместе с тем вполне недвусмысленно:
«Джордж Гершвін (…) — американський композитор. Народився у районі Бруклін, Нью-Йорк, у сім’ї євреїв — емігрантів з України».
«Ежевика» (Еврейская Вики-энциклопедия) с не меньшей уверенностью оппонирует своим коллегам: по мнению ее авторов,
«Гершвин родился 26 сентября 1898 года в нью-йоркском квартале Бруклин, в семье еврейских эмигрантов из Белоруссии (Могилев). Настоящие имя и фамилия композитора – Янкель Гершовиц».
На самом деле отец и мать Джорджа Гершвина родились в Санкт-Петербурге, а поселился там еще его дед Яков. Прослужив 25 лет в русской армии в качестве оружейника-механика, он получил право жить вне черты оседлости и перебрался из местечка на западной окраине Российской империи в столицу.
Там в 1872 и появился на свет будущий американец Моррис Гершвин, а в то время Мойше Гершович. Гершвином он записался вскоре по прибытии в США, так что совершенно непонятно, каким образом у него мог появиться сын, да еще и второй, с «настоящей» фамилией «Гершовиц».
Мать Джорджа Роза (в девичестве Брускина) родилась также в Санкт-Петербурге, в январе 1875 года. Ее отец Гершон Брускин был скорняком и торговцем меховыми изделиями из Вильны, женат он был на некой Марьяшке Дечиник.
Семейная легенда (еще одна в череде многих) утверждает, что Мойше уехал в Америку, чтобы соединиться с увезенной туда юной красавицей Розой Брускиной, в которую был он страстно влюблен. Но согласно архивным данным, Мойше отправился в Новый свет сам по себе, а Брускины покинули Россию полутора годами позже. Так или иначе, в 1895 года Роза вышла замуж за Мойше, уже превратившегося к этому времени в Морриса Гершвина (Morris Gershvin).
Гершвины сняли небольшую квартиру на Элдридж-стрит, в Ист-Сайде, огромном иммигрантском районе Манхэттена, где выходцы из Италии, России, Ирландии, Латинской Америки и т. д. образовали большие анклавы. 6 декабря 1896 года у четы появился первенец Айра, будущий поэт-песенник и соавтор своего знаменитого брата Джорджа. О том, что его настоящее имя (вот тут – действительно!) было Израиль, он узнал, когда пришло время получать паспорт.
Вскоре Гершвины ненадолго перебрались в Бруклин: Моррис нашел там работу. 26 сентября 1898 года у них родился еще один сын, названный в честь деда Яковом. На втором году жизни он был переименован родителями в Джорджа. Семья стремительно американизировалась.
В 1913 году пятнадцатилетний Джордж поменяет в своей фамилии Gershvin одинарное v на w, продемонстрировав таким способом твердое намерение быть в этой жизни не просто Джорджем, а Джорджем-Победителем. Он достиг своей цели, стал знаменитым, вскоре после этого остальные члены семьи, включая младших Артура и Фрэнсис, также изменили написание своей фамилии. Это Америка, детки!
После рождения Джорджа Гершвины возвратилась в Ист-сайд, куда глава семейства перенес свою деловую активность. Как и сотни тысяч других нью-йоркских иммигрантов, Гершвин-старший перепробовал за свою жизнь множество занятий: он побывал и обувщиком-раскройщиком, и букмекером, затем совладельцем (на паях с родственником жены) сигарной лавки, турецких и русских бань, закусочной, нескольких пекарен, магазинов, и, наконец, владельцем сети ресторанов.
Его жена Роза была настоящей хозяйкой дома и семьи, энергичной и целеустремленной. И – преданной, властной и амбициозной матерью. Айра хорошо учился и обожал книги, однако материнским любимцем был Джордж, который учебникам и вообще всем книгам на свете предпочитал общество дворовых приятелей и катание на роликовых коньках.
Однажды – ему было тогда всего шесть лет, играя на улице, он услышал удивительные звуки. Ближайшее исследование показало, что их издавал джук-бокс, музыкальный автомат, установленный в небольшом магазинчике.
«Мелодия взлетала и замирала, и это настолько поразило меня, что я слушал, затаив дыхание»
– делился позднее с друзьями своим воспоминанием Гершвин. То была «Мелодия» фа мажор Антона Рубинштейна, одна из двух его пьес, посвященных великой княгине Елена Павловне Романовой, урожденной принцессе Вюртембергской – той самой, которая продала свои фамильные драгоценности, чтобы достать денег на открытие первой в России консерватории. Яша Гершвин мог бы учиться в ней, но….
Вскоре Джордж получил музыкальное впечатление совсем иного рода: катаясь на роликах по Гарлему, он услышал игру джаз-оркестра Джима Юропа. С этого момента любовь к негритянским блюзам и танцевальным ритмами уже никогда не отпускала Гершвина.
Но и классическая музыка постоянно заявляла на него свои права. Как-то раз Джордж забавлялся с мячом во дворе школы, а другие дети в это время чинно сидели внутри, слушая участников школьного концерта, из открытого окна до него донеслись звуки скрипки. Макс Розенцвейг, скрипач-вундеркинд, исполнял «Юмореску» Дворжака.
Джордж выронил мячик – взамен он получил настоящий мяч, с подачи самой судьбы. Розенцвейг стал его близким другом, от него Джордж услышал имена знаменитых композиторов, дома у Макса он впервые попробовал извлечь звуки из фортепиано.
Вскоре дома у Гершвинов появилось пианино: Розе хотелось, чтобы все было как у людей. Обучать музыке предполагалось старшего из братьев, как самого спокойного и усидчивого, но к удивлению родителей, инструментом немедленно завладел Джордж.
Родители не поощряли его в новом увлечении. Мать рассчитывала сделать из любимого сына адвоката или финансиста. И даже когда Джордж начал работать на Бродвее, Роза еще долгое время мечтала, что он станет хотя бы директором театра.
– Если уж ты, дорогой, так помешан на музыке, организуй собственный музыкальный бизнес! Зачем самому-то пальцами по клавишам стучать? – взывала она к упрямцу. Отец в основном отмалчивался: он считал, что дети должны быть сами хозяевами своей судьбы.
Нашлись и учителя: из разряда тех, кто брал 50 центов за урок. К счастью, вскоре в жизни Джорджа появился Чарльз Хамбитцер, пианист, композитор и действительно хороший педагог. Способности 14-летнего подростка потрясли его настолько, что Хамбитцер стал давать Гершвину уроки бесплатно.
Учился Джордж как одержимый, и вскоре очень вырос как пианист. Во время занятий учитель знакомил его с творчеством композиторов-классиков, а также, что немаловажно, с музыкой современников – Дебюсси, Равеля и других.
Хамбитцер писал своей сестре о новом ученике:
«Без сомнения, этот мальчик – гений»,
и дальше –
«Он хочет заниматься всей этой современной штуковиной, джазом и прочим. Но я пока ему этого не разрешаю. Сначала я должен убедиться, что он хорошо усвоил основы классической музыки».
Но Гершвина тянуло именно туда – к этим «современным штуковинам». И вскоре он получил работу пианиста-плаггера (рекламщика) на Тин-Пэн-Элли, «Улице жестяных кастрюль», официально – 28-й улице, где располагались магазины главных нью-йоркских нотных издателей и владельцев магазинов музыкальных инструментов. Гершвину было 15 лет.