Если верить социологам и колумнистам журнала Time, мы, то есть родившиеся между 1980 и 2000 годом, — самое инфантильное, самовлюбленное и ленивое поколение в истории. А еще мы бедные. Например, в прошлом году The Guardian проанализировал данные, собранные Люксембургским центром по изучению доходов более чем за 30 лет. Авторы статьи пришли к выводу, что доходы молодых людей упали настолько сильно, вероятно, впервые с начала промышленной эпохи, исключая периоды войн,. Тридцатилетние в США сегодня живут хуже, чем пенсионеры. Как сообщает Pew Research Center, в 2014 году процент людей в возрасте от 18 до 34 лет, живущих с родителями, был выше, чем когда-либо за последние 130 лет. Изучив данные Федеральной резервной системы в 2013 году, Young Invincibles выяснили, что 25-34-летние зарабатывают на 20% меньше, чем их родители в том же возрасте.
Игнор, а не протест
Звучит как конец света, не правда ли? Все эти тексты и исследования про обедневшую молодёжь сопровождаются одним и тем же закадровым взрослым голосом: мы теряем поколение, мы должны улучшить их жизнь, помогите молодёжи. Потому что иначе социальные риски, политическая дестабилизация, апокалипсис. Однако апокалипсиса вокруг особо не видно. Взгляните на своих приятелей от двадцати до тридцати лет. Да, они не купаются в роскоши, но никто из них не выглядит как оборванец, поедающий доширак на завтрак, обед и ужин со слезами на глазах. А полистать их соцсети, — так вообще полное впечатление, что все живут в мире тусовок, небанальных чекинов и стрит-стайла.
Экономисты и социологи не врут в своих исследованиях. Просто им видна лишь часть картины. Начать хотя бы с того, что они понимают под словосочетанием «высокий уровень жизни». Дело в том, что во всех исследованиях мерилом выступают такие традиционные показатели достатка, как собственный дом, машина и проживание отдельно от родителей. Разумеется, на всё это нужно заработать самому, а заработать трудно, потому что кризис, безработица и кредиты за учебу. Так или иначе, всё вращается вокруг покупки вещей.
Миллениалы не против правил взрослой жизни. Они их просто игнорируют. Покупка чего-то дорогостоящего, например недвижимости, больше не ценность, поскольку свой дом надолго привязывает тебя к одному месту. Вкладываться нужно в образование и впечатления, а всё остальное можно получить благодаря смекалке, друзьям и новым технологиям.
Rent, don’t buy
По слову «миллениалы» поисковик выдает контент двух типов: «как продать миллениалам что-либо?» и «как заставить их работать?». Пока корпорации ищут, как заработать на безработном и ленивом поколении, а эксперты предупреждают, что лень и прокрастинация грозят нам серьёзными последствиями, само поколение наловчилось жить с помощью лайфхаков, не тратя особых денег.
Не можешь купить – арендуй. Зачем брать кредит в дорогую недвижимость или машину, когда неясно, где ты будешь жить через месяц или год. Да, миллениалы даже дорогие кроссовки не готовы покупать, что уж говорить о домах. Всплеск популярности сервисов типа Airbnb говорит о том, что аренда сегодня куда предпочтительнее владения.
Потлач Web 2.0
Каждый из нас видел эти объявления в соцсетях: «Друзья, ай нид хэлп! Срочно нужна зарядка для макбука/домкрат/чучело бегемота на пару дней. С меня алкоголь и благодарности. Лайк, шер, репост!». Поиск «вписки» на концерты и бесплатного жилья за границей у едва знакомых людей — это данность, а не что-то из ряда вон. И главное — это работает.
Понятно, что обмен товарами никак не фиксируется в экономике: капитализм попросту не видит подобных отношений. Как не видят их ученые и прочие исследователи, выдающие данные о нищающем поколении.
Практика бартера, свопов (вечеринок, куда приходят для обмена одеждой) и обмена услуг на товары (сделаю у тебя в квартире уборку, а ты испечешь мне маффины) сегодня популярна как никогда, потому что она не столько про вещи, сколько про социальный капитал. Раздать ненужную одежду на свопе гораздо круче, чем просто выкинуть ее в мусорный бак. Раздать книги и технику через фейсбук — значит показать всем, какой ты щедрый, добрый и вообще свой в доску. Это современная версия потлача, праздника обмена дарами, который устраивали индейцы в Северной Америке для утверждения своего авторитета. Так же, как и потлач, современные практики дарения и бартера — это история про взаимоотношения и лояльность в своем кругу.
Вещи в обмен на лайки
Уже выросли люди, которые прекрасно понимают: можно получить практически любую вещь, будучи популярным и классным чуваком в интернете. Кто не верит, может зайти в инстаграм любой девушки-«блогера, трэвеллера и дримера», c числом подписчиков от 200 тысяч и выше, и ради интереса посмотреть, как часто там рекламируется одежда или косметика. Популярность сегодня — не только про десятки тысяч лайков под каждым фото, но и про то, что за все эти лайки тебя готовы задаривать вещами, звать в рестораны и дарить косметику.
Звезды соцсетей — это ролевая модель для тысяч молодых людей, лихорадочно отслеживающих прирост фолловеров. Создавай оригинальный контент, продвигай классные идеи, не бойся выглядеть необычно — и будет тебе счастье в виде подписчиков и бонусов. Эффект популярности сегодня виден как никогда. Даже если ты, как говорится, «широко известен в узких кругах», эта известность сильно облегчает тебе жизнь на бытовом уровне.
Пока производители товаров ломают голову над главным маркетинговым вопросом — как продать что-либо (кроме нового айфона) за полную стоимость, когда все ждут скидок и распродаж, — молодые продолжают изобретать всё новые и новые способы, чтобы вовсе не покупать вещи. Мы платим всё меньше из-за растущих скоростей передачи информации, развития логистики, безвозвратно изменивших общение людей друг с другом, а не из-за того, что нужно сводить концы с концами и адаптироваться к тяжёлым условиям. Уже невозможно анализировать современную экономику и формы обмена мерилом экономической науки 1980-х. Бедность и кризис, по крайней мере в ведущих странах мира, теперь выглядят совсем не так, какими мы привыкли их видеть.
«Хотите работать — присылайте резюме. Хотите создавать профсоюзы и качать права — идите *** (направление движения, образованное от нецензурного обозначения мужского полового органа — Storia.me)». Так заканчивается пламенная отповедь человека и медиа Ильи Варламова, озаглавленная «Вертел я ваши профсоюзы». Что это было и сводится ли проблема к отдельно взятой личности одиозного блогера?
История вопроса
Пламенным посланием Варламов ответил на пост об ужасных условиях труда в его конторе, опубликованный ранее на его же сайте, и последовавшее за ним письмо из профсоюза журналистов, где описанное характеризовалось как нарушение прав работников. Автор исходного поста и редактор varlamov.ru Маша рассказала, что у сотрудников редакции не бывает выходных, отпусков, полноценных обедов, да и ночей тоже не бывает: харизматичный лидер может ведь и из Токио со срочным поручением написать/позвонить.
На следующий день на выступление Маши в жанре открытого письма среагировал профсоюз журналистов — и вот уже после этого Варламов и написал программное заявление, в котором сформулировал свой подход: «Моя позиция очень простая. Я буду нанимать кого хочу и на каких хочу условиях. Не нравится — не работай со мной. Моя помощница должна быть девушка. Она должна работать 24 часа в сутки без выходных. И мне всё равно, что думает про это трудовой кодекс».
За этим последовал ещё один пост: другая подчинённая Варламова — Майя Вольф — выражала поддержку начальнику и его методам ведения бизнеса. Но это уже слишком похоже на поддержку товарища Кима счастливыми рабочими завода Икс или письмо члена Церкви Сайентологии в ответ на «огульную критику» — недаром весь проект построен вокруг имени, бренда Varlamov. Пост Майи достоин отдельного разбора, но хочется сконцентрировать внимание на позиции самого Варламова, а точнее, на той концепции, что за ней стоит.
За пару дней народного гнева в комментариях общественность пришла к выводу о том, что всё вместе является спланированной hr-кампанией, то есть витиеватым объявлением о поиске кандидатов, а вернее, кандидаток на вакансию «ассистент Варламова». Получается, всё это — яркая обёртка для трёх предложений про помощницу? Вполне возможно. Возможно также, что и Майя Вольф, и даже Маша (её не уволили, а у её телеграм-канала, который Маша прорекламировала в конце жалобы, прибавилось подписчиков) вполне искренне полагают, что плюсы их работы перевешивают минусы.
Вопросы же заключаются в том, дóлжно ли вмешиваться в трудовые отношения, о которых договариваются взрослые самостоятельные люди? И как относиться к человеку, который активно топит за европейские ценности и против беззакония, но когда дело доходит до организации своего предприятия, заявляет: ему «всё равно, что думает про это трудовой кодекс»?
Либертарианец против левака
Первый вопрос лежит в области спора между условными либертарианцем и леваком. На разговоры о правах работника Варламов реагирует как карикатурный буржуй из советских сказок: «Так вот, хочу сразу сказать всем, кто на меня работает сейчас и будет работать в будущем. Любые бунты только через мой труп. Ваши левацкие эротические фантазии можете реализовывать в любом месте, только не у меня. Любой человек, который попробует качать права, будет немедленно уволен». Этакий капиталист-диктатор — безжалостный к бунтарям, но справедливый и даже добрый к лояльным сотрудникам.
Основной аргумент в защиту этой позиции сводится к тому, что если люди добровольно согласились работать без выходных и отпусков двадцать четыре часа семь дней в неделю, то это их выбор. Не под дулом же автомата привели, и даже зарплату выше рыночной обещают, а также нематериальные блага в виде неоценимого опыта. Казалось бы, разумно, но есть несколько проблем.
Во-первых, на какой-нибудь камбоджийской потогонной фабрике люди тоже могут работать добровольно — и даже бороться за рабочее место ввиду отсутствия других способов заработать на жизнь. Перестают ли условия труда на такой фабрике быть негуманными? Снимается ли вопрос об эксплуатации? Нет, принуждение в капиталистической экономике давно не сводится к физическому насилию, и желание с ним бороться не означает призыва к коммунизму и Советскому Союзу с Северной Кореей — собственно, в них проблема эксплуатации оказывалась не менее острой. Левацкие эротические фантазии, о которых пишет Варламов, — это, например, забота о здоровье (физическом и психическом) членов общества, попытка если не исключить, то затруднить возникновение экономических отношений, в которых один человек может наносить вред другому ради своей выгоды.
Во-вторых, имеет ли право работник на добровольное, осознанное или нет, саморазрушение? Вероятно. Но значит ли это, что подобное саморазрушение, а тем более извлечение из него выгоды другим лицом не должны подвергаться критике? Не значит. Подвергающийся домашнему насилию человек также может добровольно оставаться в насильственных отношениях — и даже получать (или не получать) от этого выгоду, материальную или нематериальную. Однако это не значит, что такие отношения не стоит критически разбирать и оценивать. Соответственно, за отдельными случаями Маши, Майи и Ильи маячит система, в которой допустимая степень эксплуатации определяется соглашением сторон, находящихся не в равных позициях.
И если мы допускаем, что общество может стремиться к минимизации вреда от неравных отношений в рамках общественного договора, а значит, регулировать отношения законами, то можно перейти ко второму вопросу.
Либертарианец за европейские ценности и против Трудового кодекса
Кажется, каждый юный капиталист мнит себя минимум героем романа Айн Рэнд, атлантом, который расправил плечи, построил эффективный бизнес и заодно несёт свет миру. Так что нет никакого противоречия между презрением к закону, то есть Трудовому кодексу, и тем, что Варламов ставит в пример России с её разрухой и неприбранностью аккуратные европейские города и деревушки. Но то, что он ставит в пример России, по его мнению, вряд ли следствие закона и порядка — скорее, побочный продукт деятельности таких, как он: неутомимых деятелей, которые и сами не спят, и от других ждут того же.
Ну, тут, конечно, можно было бы вспомнить, что деятельность самого нашего героя сводится преимущественно к документированию собственных путешествий. Ладно, сам он называет эту деятельность СМИ: есть и редакция, и аудитория, и реклама. Согласимся: он предприниматель, хоть всё-таки и не айнрэндовский промышленник, — но важно даже не это. Пусть даже он сам и искренний трудоголик, который просто не понимает, почему бы и остальным не вкалывать с полной отдачей, — но в этой позиции отсутствует элементарная эмпатия. Работнику плохо? Не его проблема. Подвело здоровье? Подлечись и обратно в бой. И так далее.
Всё это можно было бы назвать эмоциональной глухотой, списать на особенность характера, но странным образом такая глухота экономически выгодна. И её демонстрирует целый тип предпринимателей. Они могут поддерживать работников, пока те поддерживают их, но что происходит, когда работник меняет позицию? Ответ дан выше. Когда речь заходит о проблемах работника, такие предприниматели прикрываются тем, что к бизнесу личное не имеет отношения. Но когда они мотивируют отдаваться делу (их делу) круглосуточно, вдруг оказывается, что работа должна быть частью жизни.
На самом деле это история не про Варламова, не про троллинг как метод рекламной кампании, и даже не про Трудовой кодекс. Это история про отношения между людьми. И в отношении к людям, которое демонстрирует данный случай, человеческого мало.
Источник: https://storia.me/ru/@katyakolpinets/polemika-1be4jz/mimo-kassy-kak-my-3hypq7
