Лена Малкова – Ирида Владимирской области.
Ирида была в древнегреческом мире посланницей богов, носилась с их поручениями туда-сюда, возникала внезапно, шурша и играя разноцветными крыльями за спиной.
Лена, конечно, без крыл, но приезжает к нам на дачу всегда внезапно. Как снег на голову. Кукушка икнуть не успеет.
Лена Малкова постоянно в движении, по-другому не может, вечно ей надо куда-то нестись, кого-то за собой звать. По образованию она – инженер, а по призванию души – журналист; начала много лет писать в областные и районные газеты и до сих пор пишет. На своих неновых машинах исколесила давно всю Владимирщину, знает самые заветные места и потаенные углы.
Однажды Лена Малкова отвезла нашу семью на своем истрепанном «жигуленке» в село Дунилово. Есть такая жемчужина в Ивановской области. Там сохранилось семнадцать храмов! Представляете, простое русское село, а в нем семнадцать храмов. И это еще не все. С одного конца села находится мужской Благовещенский монастырь, а с другого конца - Свято-Успенский женский монастырь.
Лене втемяшилось, что мы должны побывать в женском монастыре, раз в такую даль российскую заехали. Я всегда стесняюсь врываться в чужую жизнь: вот захотелось у вас побывать, вашим воздухом насладиться, упс! Малкова - другая, настоящий журналист, с репортерской закваской. Если взяла старт, то несомненно доберется к финишу.
Короче, уговорила меня Лена посетить Свято-Успенский женский монастырь под Дунилово.
... Подъехали мы к женскому Свято-Успенскому монастырю. Вернее, к его КПП, такая застекленная будка на бетонных ножках. Сам-то монастырь в летнем мареве плыл в отдалении. Около КПП - забор-сетка, серьезный шлагбаум. Вылезли мы из «жигуленка», начали мяться, оглядываться, такое было ощущение, что нас разглядывают. Хотя на КПП мертво.
Ленка прошептала:
-Вы это… неприличных жестов не делайте… ведите себя спокойно…
Мы с мужем Мишей переглянулись: когда это мы общались друг с другом с помощью неприличных жестов? И что означает «ведите себя спокойно»? Мы же не звери дикие, загнанные в перевозку и защищающие свои жизнь и свободу.
Я попросила дочь-подростка Василису сесть в машину и ждать нас.
Лена набрала чей-то номер и благоговейным голосом сказала:
-Матушка, добрый день! Это Елена Малкова, «Владимирские зори». Помните, я приезжала, снимала монастырь? Вот. Привезла вам гостей. Да, приличные люди, князья Голицыны.
Ленка дала отбой и шепотом сообщила:
-Ждите. Все будет.
Эх, не люблю я изображать из себя княгиню! И не знаю, как это делать. Осанка у меня – обычная, волосы – короткие, смотрю на людей с доброй простотой. Путешествую обычно в джинсах и майке, а княгиня из прежних времен отправилась бы в путь-дороженьку в шляпке с вуалью, в платье-амазонке, на породистой лошади…
Нас с КПП точно разглядывали, теперь я заметила какое-то легкое движение. Внезапно шлагбаум дрогнул и поднялся. Ленка бросилась с криком, обращенным к нам с Мишей:
-В машину! Ждать не будут!
Через минуту мы пересекали довольно большое поле, заросшее цикорием, поднимали колесами едкую пыль, Ленка потребовала, чтобы мы закрыли окна «жигуленка», и радовалась, что достигла желаемого.
… В монастыре стояла благодать. Фантастические цветы, старинные здания, хрупкие фигуры монахинь и послушниц, закрытые лица, тихие, покорные взгляды.
Над монастырем даже небо дышало другое.
Мы попали на службу, отстояли ее. Поначалу нам сделали замечание, что у дверей слева нельзя находиться, только справа. Слева – для обитательниц монастыря, справа – для гостей. Мы без слов покорились. Справа так справа.
Уже вечерело, когда мы вышли на воздух. Ароматы цветов усилились, краски стали глубже, интимнее. Меня волновало совершенно реальное ощущение: здесь, в монастыре живут ангелы, парят над дорожками прогулочным полетом.
И вдруг мы увидели кошку. Она сидела на каменном бледно-сером крыльце и прямо смотрела на нас. Кошка была аспидно-черная с огненно-рыжей накидкой. Эта накидка вплелась в черную шерсть, получился гаснущий пожар со зловещими всполохами. Кошка пожирала нас глазами; она могла со мной заговорить, если бы я не отвела взгляда.
В тот год мы купили Василисе дорогой фотоаппрат, сейчас, в монастырской обители он был у дочки с собой.
Василиса шепотом спросила:
-Можно я ее щелкну?
Я согласилась. И Василиса украдкой сделала пару снимков.
… А на следующее лето дочка должна была выполнить летнюю практику художественной школы имени Ватагина. Темой летних работ должны были стать портреты животных.
Василиса сидела в деревне, я моталась в Москву, на работу. Во время наших коротких встреч мы все время говорили с дочкой, что пора начать рисовать, первой должна быть монастырская кошка. Лето ведь уже перевалило за половину. Василиса давала слово, что вот-вот, сейчас-сейчас, и... ничего не делала.
…Я вернулась в очередной раз из Москвы. Приехала в деревню уставшая, замученная, даже милый вечер с светлячками меня не успокоил. Я села пить чай, спросила:
-Нарисовала?
Василиса честно ответила:
-Нет.
Я начала надуваться негодованием, как жаба – воздухом перед брачной длинной песней. Потом я начала орать. Орала про все сразу – трудный подростковый возраст, про дочкину лень, по то , что без труда ничего не будет, лавровый венок из золота не прыгнет сам собой на голову. Василиса слушала мой ор и тоже надувалась, но не негодованием, а слезами. Наконец они брызнули, полились, сумасшедший поток горя и обиды, Василиса встала и ушла из комнаты.
Я решила не бежать, не хватать просительно за руку… В конце же концов!
Через час дочь вернулась и принесла первый рисунок из портретной животной серии. Принсла «Монастырскую кошку». Мое негодование, злоба и отчаяние переселились в образ этой жуткой бестии.
-Мама, - сказала Василиса, - а в том монастыре жила дьявольская кошка.
-Да, - согласилась я. – Я только боялась тебе тогда об этом сказать.
В комнате почти стемнело, лишь четкие глаза монастырской кошки прожигали темноту…
Мы редко разглядываем эту работу Василисы. И всякий раз – мурашки по телу… Теперь и вы, дорогие читатели, видите эту дьяволицу. Я права насчет мурашек?