После очередного массового расстрела в США, в России или где-нибудь ещё астрологи немедленно объявляют неделю хоплофобии: количество противников гражданского оружия в соцсетях увеличивается десятикратно. Не стала исключением и последняя история в Лас-Вегасе. Помимо стандартных требований всех разоружить и всё запретить, к общему хору добавились ещё и нотки откровенного глумежа: «Владельцы пистолетиков ничего не смогли сделать, ха-ха-ха». Какая, право слово, мелочь: огонь вёлся с тридцать второго этажа гостиничного комплекса, причём убийца занял тактически безупречную позицию, то есть не свешивался с винтовкой через подоконник, а находился внутри комнаты. В такой ситуации, по сути, было всего две возможности достать Стивена Паддока: это снайперский выстрел с вертолёта либо дрон-ликвидатор. И да, гражданское оружие, как, впрочем, и полицейское, ничем в такой ситуации не поможет. «Грамотно окопался, гад».
Но если выдохнуть и охладить пыл, то окажется что любой подобный случай — это не более чем очередная медиа-обсессия, при помощи которой нами пытаются манипулировать. Стрельба в общественных местах с массой жертв жутко смотрится на экранах телевизоров и на страницах новостных сайтов. Сердце сжимается в ледяных тисках экзистенциального ужаса: «А что если завтра меня?» И пусть шанс стать жертвой очередного поехавшего с винтовкой примерно равен вероятности погибнуть от удара молнии, ну и что? Нам страшно, мы заходимся в истерике и зовём маму, в смысле правительство, и требуем от него немедленно убрать из окна буку. То есть запретить оружие раз и навсегда. Любое, включая охотничье и пневматическое. А заодно ввести лицензии на кухонные ножи, как это сделали в Китае. Только пусть бука больше не приходит.
Правда, потом выясняется, что всё не так-то просто. Например, что мелкая уличная преступность и бытовое насилие (а именно эти две статьи и дают десятки тысяч криминальных трупов ежегодно) никуда не денутся, а у полиции никогда не хватит сил их контролировать. Зато и на всякий случай добрая мама-правительство запретит гражданам любую самооборону. То есть вообще любую — как, например, в Англии, где против вас могут выдвинуть обвинение, если вы наведёте на вломившихся в ваш дом грабителей игрушечный пистолет . А ещё скажет, что для лучшей борьбы с преступностью за вами надо наблюдать круглые сутки, читать всю вашу переписку в интернете, поставить видеокамеры даже в уборных, а по достижении четырнадцатилетнего возраста все должны сдавать в полицию отпечатки пальцев и генетический материал. Так, на всякий случай. Разумеется, удержать эти данные при себе государство окажется не в состоянии, и базы расползутся как тараканы. О том, к чему это приведёт, мы уже говорили.
А потом выяснится и самое главное. Что все эти меры ничуть не помешают сумасшедшим и просто обиженным на жизнь гражданам выражать свой протест против мерзости бытия при помощи массовых убийств. Запретят пистолеты — будут резать ножами. Запретят ножи — станут давить автомобилями. Как известно, голь на выдумку хитра, а лечить симптомы — это вовсе не то же самое, что лечить болезнь.
Болезнью же является чрезмерная нагрузка на сознание каждого человека в современном обществе. Технический прогресс ускоряется, но не приносит облегчения, а заставляет работать ещё больше и ещё быстрее. Со всех сторон в глаза и уши лезет непрошеная «мусорная» информация вперемешку с примитивными рекламными «возбудителями», порождая неврозы то на потребительской, то на сексуальной почве. Искусство, чтобы привлечь к себе внимание, изо всех сил колотит молотком по обнажённым нервам: больше шока, больше спецэффектов, пусть ещё быстрее мелькают кадры. Мозг не успевает обработать все «входящие», и человек сходит с ума на ровном месте. Вон создатель самодельной подлодки из Дании прямо на борту своего детища отрубил голову бравшей у него интервью журналистке . Что необходимо запретить, чтобы такого больше не было?
Статистика немотивированных массовых убийств растёт и будет расти дальше, несмотря ни на какие запреты. Буку из окна убрать невозможно, потому что для этого придётся снести всю стену и дом заодно.
Иллюстрация: Ubé / Flickr / CC BY-NC-ND 2.0
Пока испанское правительство ведёт себя в Каталонии как слон в посудной лавке и тем самым умножает скорбь, у нас появился отличный повод, чтобы поговорить о пресловутом «праве наций», с которым всё не так однозначно.
Раскроем сходу карты. Автор этих строк по своим убеждениям является левым, причем не в том смысле, в каком, скажем, современные британские лейбористы, а именно что сторонником социализма и старой доброй диктатуры пролетариата, хоть и в исправленном, то есть «демократическом» виде. Для левых, причём как ортодоксальных, так и новых изводов, «право наций на самоопределение» остаётся чем-то вроде фетиша или, скорее, непререкаемого догмата, вокруг которого, тем не менее, ломает перья уже не одно поколение теоретиков. Одна из главных проблем заключается в том, что Энгельс, когда впервые об этом писал, предполагал наделять таким правом исключительно нации «исторические» — то есть крупные (по факту поглотившие десятки мелких), самобытные общности с потенциально доминантными языком и культурой. Иными словами, немцам, итальянцам и индусам такое право полагалось, а баварцам, корсиканцам, шотландцам, или, вот как сейчас, каталонцам — нет.
Позднее, благодаря отчасти Ленину и отчасти анархистам, это право распространилось вообще на всех, со страниц листовок шагнуло в уставы международных организаций, а теперь вроде как стало одним из столпов массового представления об идеальной демократии.
Между тем именно XX век дал нам массу отрицательных примеров реализации такого права. «Год Африки» обернулся кошмарной кровохлёбкой, которую Чёрный континент не в состоянии разгрести и по сей день. Воплощение в жизнь сионистского проекта «национального очага» породило нескончаемую войну, которая, возможно, станет второй Столетней. Распад СССР привел не к расцвету демократии, а окончился парадом диктатур разной степени звероватости и новой серией локальных войн.
Ожидания VS реальность
Всё дело в том, что за прошедший век с небольшим коренным образом изменилось целеполагание того общественного слоя, который стоит за всяким национальным процессом, — крупной буржуазии или «элит», говоря языком более общепринятой политологии. Если в середине XIX века эти ребята наилучшим вариантом для увеличения своих прибылей видели совмещение государственных границ, языка, правительства и внутреннего рынка, то теперь куда больше выгод сулит состояние «креативного хаоса», вечного распада и раздробления любых структур. Раз уж наиболее чистым и выгодным способом получения энергии на сегодня является её извлечение из распада атома, то почему тот же принцип не может работать и в политэкономии? В условиях, когда капитал стал глобальным и перемещается по миру со скоростью сигнала в проводах, говорить о каком-либо национальном характере элит — означает лгать себе и окружающим. Собственно, примерно этим и занимаются нынешние российские патриоты: прекрасно зная о заграничных бизнесах начальства, о его детях за границей и его же виллах на Лазурном Берегу, они всё равно всерьёз говорят о своём особом пути и о противостоянии с Западом, хотя в эпоху интернета эти побасёнки годятся лишь для того, чтобы смешить отсталых детей.
Добывать необходимый в ваших смартфонах колтан в ослабленных гражданскими войнами африканских странах можно буквально за копейки. Рабство, детский труд и уровень насилия, по сравнению с которыми меркнут любые страшные истории про бельгийских колонизаторов в Конго, прилагаются. Война на Донбассе позволяет правительствам «республик» вести контрабандную торговлю углём с Украиной, минуя налоги и любой контроль над защитой труда. Часть этого угля добывается в дворовых шахтах-«копанках», где работают подростки. Ну и понятно, что с распадом СССР стоявшие за всевозможными «национальными фронтами» республиканские партсекретари хотели вовсе не счастья и процветания для новых наций, а президентских и министерских постов для себя лично и участия в распродаже на внешние рынки большого советского наследства. В химически чистом виде эту картину можно наблюдать в Казахстане, где на троне восседает зубр ещё из того, первого поколения, в то время как почти вся страна уже де-факто сдана в аренду китайским и южнокорейским корпорациям, а протесты рабочих без лишних сантиментов подавляются автоматным огнём. И крайне сложно упрекнуть шотландцев за то, что они не так давно проголосовали против сомнительного счастья независимости, прекрасно понимая, что добываемая у их берегов нефть будет служить вовсе не интересам большинства. Правда, позиции противников независимости всерьёз поколебал Brexit, так что эта попытка вряд ли будет последней.
Почему же мы в какой-то момент забываем о том, что наши с элитами интересы, мягко говоря, противоположны и позволяем себя вовлечь в очередной национальный проект? Очень часто для затуманивания картины используется механизм «исторической памяти», с помощью которого вопросы прошлого можно сделать более актуальными, чем проекты будущего. Так, на сегодняшнюю ситуацию в Каталонии, без сомнения, огромное влияние оказывают воспоминания о Гражданской войне 1936‒1939 годов и тот факт, что Народная партия, находящаяся сейчас у власти в Испании, при всей своей «демократизации», как считается, остаётся наследником режима Франко. Но разве обладающие подлинным политическим весом сторонники сепаратизма стоят за возрождение Республики? Разве их затея приведёт к тому, что приехавшие через пару лет в Барселону туристы вновь окажутся в том прекрасном городе, о котором писал Оруэлл, где на каждом кафе висела табличка «коллективизировано» и нигде нельзя было услышать подобострастного обращения «сеньор»? Почему-то кажется, что вряд ли. У сегодняшних архитекторов национальной независимости совсем иные цели и задачи, о которых поддержавшим референдум массам покамест не сообщается. И, конечно же, вряд ли эти самые массы в результате обретения независимости получат именно то, чего хотели.
Политические толкинисты
Всё вышесказанное вовсе не означает, что автор встаёт на точку зрения условных «имперцев» и считает любое самоопределение наций безусловным злом для обычных людей. Нет, речь о том, что для таких процессов не существует единой мерки и единого принципа, которым их можно было бы исчислить и взвесить. При анализе подобных событий мы почти всегда видим только две условные стороны: «империю» и «молодую нацию», которую та стремится подавить, и тем самым вводим себя в заблуждение, принимая нацию за изначальную данность, а не за социальный конструкт, каковым она и является.
Между тем сегодняшние национальные движения при вскрытии оказываются сложнейшим переплетением интересов множества малых групп, зачастую никак не определяющих себя по отношению к языку или культуре, а пытающихся воспользоваться неизбежным «моментом хаоса» для воплощения своих чисто политических или социальных проектов. Национальная буржуазия охотно использует их энергию для реализации собственных задач, а затем безжалостно избавляется от попутчиков.
Таких примеров великое множество. Скажем, немецкие добровольцы корпуса фон дер Гольца, помогая сто лет назад молодым прибалтийским правительствам подавлять местных «красных», пели «Здесь мы создадим себе новую родину», имея в виду какую-то другую Германию, свободную как от пороков почившего в бозе кайзеровского рейха, так и от хаоса, в который с момента своего рождения погрузилась Веймарская республика. Чем-то похожим руководствовались участники старой партии Лимонова, когда планировали при помощи небольшого отряда боевиков отделить Северный Казахстан: их интересовала не столько помощь местному русскому населению, сколько возможность реализовать на получившемся обломке свою национал-большевистскую утопию. Иная утопия — маячившая перед глазами у населения западных окраин СССР картина маленького и благополучного европейского государства — волновала русских диссидентов в Латвии, поддержавших местный Народный фронт на страницах газет «Атмода» и «Балтийское время» . Разумеется, они рассчитывали на «нулевой вариант» гражданства для всех желающих, но в итоге многие из них получили паспорта «нигр» (так на местном политязе именуют неграждан) и спустя несколько лет стали активистами пророссийских движений. Тем же самым руководствовались российские и украинские «уличные» партии как правого, так и левого толка, вовсю засылавшие добровольцев на Донбасс. Там, у себя, они были находящимися под постоянным прессингом спецслужб и полиции маргиналами и вся их деятельность сводилась к тому, чтобы собрать митинг и издать никому не нужную газету. Пространство «креативного хаоса» манило миражом будущего участия в реальной политике. Вернее, им так казалось, — очень скоро власти «республик» объяснили всем «коммунистам комбрига Мозгового», добровольцам «Сути Времени», лимоновцам и боротьбистам, что они требуются исключительно в качестве пушечного мяса, а любая попытка даже развернуть агитацию приведёт либо к депортации, либо к попаданию в пыточный подвал. Скорее всего, неизбежное крушение всех надежд ожидает и вписавшихся в сегодняшний национальный процесс каталонских левых.
Это колесо дурной Сансары будет вращаться до тех пор, пока мы не поймём, что сама риторика «национального самоопределения» давно уже не служит интересам большинства и что политическое и, не побоюсь этого слова, классовое содержание таких проектов куда важнее, чем бесконечное перечисление исторических обид. Идя на поводу у идеи, которую давно приватизировали элиты, мы, по сути, отдаём свои демократические права им на откуп. Национальные государства уже не соответствуют требованиям времени и всё чаще превращаются в орудия подавления локальных групп и меньшинств. Будущее не за ними, а за политическими и мировоззренческими общностями людей. Им предстоит взломать национальные клетки — точно так же, как наполеоновские войны и революции 1848 года взломали основанный на династических принципах порядок постфеодальной Европы. Время, как всегда, расставит всё по своим местам.
Фотография: Eli Zir / Wikimedia Commons / CC BY-SA 3.0
Источник: https://storia.me/ru/@perturabo/polemika-1be4jz/chelovek-s-ruzhem-v-x5v8h