Keep calm and be book'n'griller. Будущее уже наступило, друг мой. Рукописи по-прежнему не горят, а первоиздания классических произведений плавятся в огне, издавая лёгкий хруст и испуская голубой дымок, поджаривающий изысканные блюда на потеху богатой публике. Читать книги сложно как никогда - успевай только перелистывать странички, жадно пожираемые пламенем. А что текст? Книги остались лишь в качестве физического объекта, служащего топливом, «поленом», для приготовления обедов и ужинов. Реальность романа Сорокина такова: мир пережил сокрушительные войны, разломы государств, превосходство техники над разумом. Думать уже не нужно, за вас это делают умные блохи, работающие Википедией, навигатором и регулятором настроения. Вам требуется информация - секунда и блоха выдала исчерпывающий материал, ровно тот, который был вам необходим. Новое общество требует хлеба и зрелища, феерии, фейерверка из книг. Чем ценнее том, тем лучше: лицезрение горения прижизненного издания Чехова позволяет прикоснуться к прекрасному и... вкусно откушать. Впрочем, встречаются и позёрствующие эстеты, предпочитающие сжигать собственные творения. Модный способ пустить пыль в глаза и возвеличить своё имя. И такие «рукописи» отлично горят, преподнося к столу стейки лёгкой прожарки. Это над Булгаковым никакой огонь не властен, потому что великий, настоящий, а все эти сочинители без грамма таланта исчезают в секунду, не оставляя после себя и миллиметра огарка.
В «Манараге» писатели нещадно глупеют. Новые книжки в формате исключительно голографическом (издатели научатся не марать бумагу творениями псевдолитераторов?) жвачка для мозгов, способная лишь помочь убить время. Да и читатели деградируют, следуя в пропасть неумения размышлять самостоятельно. Всё больше становится тех, кого завораживает лишь форма книги и то, как она превращается в пламя. Отходят в прошлое интеллектуалы, пересказывающие сюжеты Толстого, для которых приготовление обеда на его «Воскресенье» - акт символический и метафизический. Миром начинают править те, кому лишь бы горело поярче.
Фабула романа Сорокина проста и явно подсмотрена в «Мёртвых душах» Гоголя. Главный герой, как несложно догадаться, book'n'griller, путешествует по миру и готовит изысканные блюда для тех, кто способен заплатить за это дорогое удовольствие. На пути персонажа встречаются личности харАктерные и архетипичные для творчества Владимира Георгиевича. Чего стоит только зооморф аутофаг, прямо отсылающий к сорокинской «Настеньке». Имеются и образы, списанные с героев из классической русской литературы. Так, например, откровенная булгаковщина будет преследовать вас на протяжении почти всего романа.
Краеугольным камнем истории суждено стать «Аде» Набокова. Именно она закрутит сюжет и заставит поволноваться впечатлительного читателя. Выбор данного произведения отнюдь не случаен. Именно в «Аде» сходят несколько линий - это и любимый роман самого Владимира Сорокина, и произведение космополитичное (написано русским писателем в США с использованием французских выражений). Проблема глобализации, национальности и этнических смешений - одна из центральных в «Манараге». К тому же «Ада», как и роман Сорокина, фантастична и претендует на предсказание будущего. Да и созвучие «Ада» и «ад» резко бросается в глаза. А что как не ад, мир, где Толстого не читают, а сжигают, ради красивого зрелища?
«Манарага» - роман-аллюзия и роман-метафора. Сорокин наполнил своё произведение сотнями отсылок к литературным шедеврам. Самая прямая (кроме конкретного упоминания того или иного автора и названия произведения) и понятная - на «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери. Сорокин ведь отнюдь не первый, кто решил сжечь книги. Только вот Владимир Георгиевич куда оптимистичней своего американского коллеги, он даёт книгам шанс, разрешает им жить и приносить радость людям, пусть и в достаточно извращённой форме. В «Манараге» бумажные томики занесены в Красную книгу, они хранятся в музеях за тысячами замков, и достать экземпляр, например, Марка Агеева станет настоящим приключением, опасным как минимум для здоровья, и как максимум для жизни. Тут же возникающая мысль, что по-настоящему ценить печатную продукцию мы начнём в условиях её резкого дефицита. Люди не умеют холить и лелеять то, замену чему можно купить за копейки не выходя из дома.
Возвращаясь к литературным отсылкам, нельзя не отметить прекрасную сатиру на Льва Николаевича, которая была бы абсолютно гениальной, не будь она настолько очевидной. Один из клиентов book'n'grillerа называет себя Толстым и пишет рассказ о Толстом. Видимо, сто раз упомянутое имя классика специально для тех, кто слеп и между строк читать не умеет. А ведь можно куда тоньше, с упоминанием известных фактов из биографии, например. Образованный человек такое поймёт и оценит. Похожая история и с Ницше. Зато данный приём делает произведение Сорокина понятным для масс, коммерциализирует книгу.
Говоря о Владимире Георгиевиче, стоит сказать и о форме повествования. Как олицетворение постмодернизма в русской литературе, Сорокин неизменно играет с текстом. «Манарага» - собрание стилизаций и экспериментальных подходов к использованию слова. Две страницы без единого знака препинания - легко, русские слова, написанные латиницей, для выделения и демонстрации их этнической принадлежности - почему бы и нет. Последнее, кстати, смотрится ещё и как тёплый привет Энтони Бёрджессу, написавшему, между прочим, тоже антиутопию.
«Манарага» - напичканная смыслами и аллюзиями, по итогу оказалась поверхностной и невнятной. Ощущение, что роман должен был быть частью произведения бОльшего по объёму, монументального, раскрывающего мир будущего со всех сторон и во всех аспектах. Как самостоятельное произведение «Манарага» кажется незаконченной и задаёт больше вопросов, чем даёт ответов. В ней всё как будто пунктиром. И умные блохи, и отголоски войн, да и центральная идея книгосжигания. Образы в романе также схематичные, неполные, недорисованные. Им не хватает цвета и масштаба, глубины в конце конце концов. Галопом по Европам, в кругосветку на 250 страниц. Зато вышел бы прекрасный сценарий. Так и представляется кассовый голливудский фильм, на который все от мала до велика бегут в кинотеатр, чтобы увидеть прижизненное издание «Идиота», поглощённое пламенем и испускающее последние вздохи. Камера переходит чуть выше, представляя нам свежеиспечённую на открытом огне осетрину, которую медленно и показательно снимают с жаровни и выкладывают на дорогое блюдо. Брызги лимона как последних штрих. Занавес. Аплодисменты!