Добро пожаловать в ад, или Топ чернушной анимации от Тихона Кубова
В моем близком круге славную эпоху перестройки и последовавших лихих (1985-1993) принято поминать дрожа и каясь, по колено в душистом черноземе. Раз в пятилетку 13 деятелей интеллектуального труда, кряхтящих креаклов, собираются на краю необъятного переделкинского оврага, под черным стягом с алеющим горбачевским пятном и ельцинскими перстами-невидимками. И мне не стыдно признаться, что я — один из этой чертовой дюжины помятых в дырявых носках.
Под покровом августовской ночи выпиваем из югославской пипетки по капле бесценного спирта Royal из личных запасов бывшего камердинера Брынцалова, нестройными голосами поем “Мы ждем перемен”, а потом рассаживаемся вокруг пепельного кратера и сквозь лизергиновые слезы смотрим на скрипучем DVD-плеере фирмы Soma мультфильмы. Те, что вынули душу, а потом улетели навсегда — в зыбучую лагуну безвременья.
Ну что же, приготовьтесь к неизбежным спойлерам. Мы возносимся в Мультгаллу!
Роберт Саакянц
Ереванский визионер Роберт Саакянц еще с начала 80-х начал сотрясать психику советских детей яркими психоделическими притчами с национальным колоритом (“Кто расскажет небылицу?” (1982), “Ух ты, говорящая рыба!” (1983) и проч.). Но это были лишь цветочки, а вот ягодки посыпались позже — и мало не показалось никому. В годы лихорадочного ускорения маэстро создал несколько шедевров категории “для взрослых”, которые мы условно объединим в трилогию распада.
“Урок” — сюрреалистический сай-фай на тему ассимиляции землян в инопланетной среде. Озабоченные советские школьники испытывали настоящий половой шокинг, созерцая спелые прелести заполошной космонавтки, словно сбежавшей со съемок немецкого софткора. Добавьте сюда разухабистый саундтрек с участием Yello, Жан-Мишеля Жарра и Boney M — и вы получите абсолютный хит. Увы, Джон Леннон смог увидеть армянские титры к своей балладе Imagine, только оказавшись в лучшем из миров. Кстати, Йоко Оно отказалась комментировать спорный финал “Урока” журналу “Ровесник”.
В следующей работе — “Ветер” — Саакянц достиг новых высот сексуализации, не забывая и о крепком политическом месседже. Мрачная антивоенная фантасмагория практически полностью состоит из смачных визуальных гэгов, которые заставили бы покраснеть даже рафинированных французских эротоманов вроде Рене Лалу или Мебиуса. Чего стоит только легендарное лобковое удостоверение!
Но и это был не предел. Роберт Аршавирович еще неокончательно разобрался с темой глобального метафизического конфликта. В психодраме “Кнопка” он наглядно показывает, как уходит почва из-под ног Homo Sovieticus. В центре повествования — человек в шляпе, богимен-партократ, словно намалеванный Магриттом из сельского клуба, ходячий холокост ядерного века, с красной кнопкой, прилипшей к заскорузлому ногтю. Масштабы деструкции поражают воображение, реальности проваливаются друг в друга с филипдиковой скоростью, и финал оказывается предсказуемо безысходным. Говорят, после премьеры в ереванском Доме кино взрослые мужики 15 минут выли в голос от экзистенциального ужаса и драли на себе бороды.
Александр Бубнов
”Гнусная депрессуха для умственно отсталых!” — витийствуют искусствоведы-самородки из YouTube. Не будем спорить с такой оценкой: двухминутный гиньоль украинского аниматора Александра Бубнова выполнен в манере 300-процентного треша и не претендует на высокий вкус и философичность. И все же этот блицманифест нигилизма смотрится необыкновенно актуально на фоне трещащего по швам Pax Atomica.
В интерпретации Бубнова Колобок — не безобидный аутсайдер, обреченный на гибель в схватке с беспощадной реальностью, но истинный Джаггернаут, разрушитель миров. В постных постапокалиптических пейзажах пищевой монстр, созданный безглазыми демиургами (Дед и Бабка), задорно уничтожает зверей-мутантов, а затем переключается и на бренные останки мегаполиса. Как тут не вспомнить “Вечный хлеб” Александра Беляева — историю о чудо-тесте, чуть не задушившем мировой пролетариат. Или взрывной бенефис мозга Сталина в “Голубом сале” Сорокина.
После просмотра возникает подозрение, что в каждом из нас похрапывает ницшеанский колобок и лучше бы его не будить.
Сергей Кушнеров
Малоизвестная, но при этом заслуживающая внимания высоколобых первертов приапическая притча с отсылками к порочному голливудскому мейнстриму. 10 минут рискованных эротических метаморфоз под мяуканье гавайской гитары, грязный серф и хромую босанову в духе Михаила Чекалина.
Избавившись от словесного балласта, автор выпустил на пленочную волю накипевшие думы о половом вопросе. И наблюдать за их яростным мельтешением — терпкое удовольствие для прошаренных искателей перезрелой, загличованной VHS-клубнички.
Эльвира Авакян
Аллегорическая история для детей и взрослых? No fucking way! В действительности мы имеем дело с одним из самых глубоких и затяжных психотрипов в истории мировой анимации. И ни к чему задаваться банальными вопросами “Что они курили?” и “Где взять такую кислоту?”. Вспомним лучше, насколько каторжным был труд мультипликаторов до появления всемогущего софт- и хардвара. Какими нечеловеческими духовными ресурсами нужно было обладать, чтобы провести с подобным материалом долгие месяцы? Смиренно снимем скальпы перед творческой группой: им удалось максимально динамично показать диалектическое противоречие при полном отсутствии нарратива.
Уродливое сердце мультфильма — бешеная звуковая дорожка, которую хочется слушать часами, опус магнум композитора Шандора Каллоша (“Веселая карусель”, “Великолепный Гоша”, “Обезьянки в опере” и масса прочих хитов). Судорожный накат алеаторики и вокальная работа местами затмевают Boredoms и The Gerogerigegege в лучшие годы. Однако за бутиратовой зорновщиной маячат холодный расчет и строгая мораль — на фоне вечности даже схватка общепризнанных биологических титанов остается лишь крысиной возней.
Игорь Ковалев
В середине 90-х мне довелось познакомиться со спившимся фрисинкером, обитателем одного из последних корневых сквотов Белокаменной. Этот говорливый мудрец с иконкой Котеночкина на фуражке и загаром “Три семерки” был невероятно близок к тому, чтобы поведать мне истинный смысл культовой короткометражки Игоря Ковалева. Но начался шторм, и напуганный далекой молнией старик скрылся в кустарнике. Покопавшись в штольнях родного Нета, можно найти дельный фрейдистский разбор этой микрохроники необычной семейной ячейки. Быт хозяйственной Курицы, синерылого сибарита и червяка с головой Генри Спенсера завораживает своим скромным очарованием. В этом блеклом мире царят вялые, перевернутые страсти, но брезжит и надежда на персональное счастье кроненберговского образца. Для восстановления психического баланса можно прицепом освежить в памяти оптимистичную версию схожей житейской ситуации — нервический поп-мюзикл “32 декабря” (1988) Владимира Самсонова.
Александр Бубнов
Советская медицина породила немало мифов и кошмаров, и один из них отвратительным сорняком навеки укоренился в коллективной памяти поколения пепси. После просмотра “Клиники” удаление аденоидов автоматически приобретало оккультный подтекст, а без повода хохмящий районный лор мог показаться верным слугой Бафомета.
Сюжет незатейлив: доходяга-пациент периодически погружается в горячечный сон, перемещаясь из своей убогой палаты в место, напоминающее веселый госпиталь из фильма Эдриана Лайна “Лестница Иакова”. THEU-RAPIST, EYE-DOCTOR, EARTH-ROAT-NOSE и другие специалисты устраивают тощей заднице безымянного мученика тотальную инквизицию, а проще говоря, медосмотр, изобилующий физиологическими деталями. Незабываемым хедлайнером босхианской галереи изуверов выступает киборг-Вий с рентгеновским зрением.
Чернушный экшен с уклоном в медицинский фетиш травмировал немало хрупких душ, но в то же время и закалил их. Ведь надо было как-то пережить эти чертовы 90-е!
Геннадий Тищенко
Время беспощадного китча а-ля “Голос Вселенной”! Верный адепт Циолковского и Ефремова Геннадий Тищенко прославился в 1985 году удивительной адаптацией Станислава Лема “Путешествие на Интеропию”. Дабл-фичер в жанре “твердой” научной фантастики, посвященный ершистым приключениям инспектора Янина на планете Геона, — это работа зрелого мастера-интернационалиста. В космическом замесе участвуют лучшие друзья экс-пацанов 80-х, голливудские глыбы Слай и Арни с поплывшими мордами оживших портретов с афиш провинциальных кинотеатров. Зато американские коллеги очень дружелюбны и готовы прийти на помощь в трудную минуту. Легкий привкус гомоэротики сообщает действию дополнительное измерение: уж больно трепетно заморские крепыши относятся к рефлексирующему чудаку Янину. Хотя до хрестоматийной сцены любви в душевой космолета так и не дошло и перед финальными титрами эрзац-Сталлоне с горечью произносит: “А мы так ньядеялись на эту планетку…”
ЗНАТОКИ ЖАНРА ПОРАДУЮТСЯ РАЗНООБРАЗИЮ ИНОПЛАНЕТНЫХ МОНСТРОВ, НЕОБУЗДАННОМУ БОДИ-ХОРРОРУ И САУНДТРЕКУ В МОДНОМ НЫНЧЕ СТИЛЕ CARPENTERCORE.
Михаил Зайцев
Факт: тетралогию о похождениях Пронина-младшего стоит смотреть целиком. При этом каждый эпизод по отдельности можно смело включать в топ самых отвратительно прорисованных мультфильмов всех времен. Кажется, что художник еще вчера оформлял в школьной рекреации самодельные вкладыши от популярных сортов жевательной резины, но вдруг фартануло — и вот перед нами уникальная сага, в которой внук великого чекиста люто карает зарвавшуюся мразь. Любопытно, что героя озвучил улыбчивый актер-психопат Игорь Верник. Впечатляют и песни авторства ветерана стиля New Beat Сергея Лемоха.
Остановимся на второй серии, в память о недолгом перемирии между двумя сверхдержавами. История нехитрая: коп Пронин отправляется в Город желтого дьявола, где в имидже фаната Manowar за много лет до Данилы Багрова прописывает горяченьких нерадивым американцам. Самой неожиданной сценой надо признать спарринг рыжего сыщика с бритыми бестиями-рестлершами в растянутом спандексе. Под завязку нас балуют камео все того же Лемоха (роль киборга-убийцы), которого Пронин отправляет немного остудиться в недорогой холодильник. Вердикт: стильное, нестыдное развлечение для тебя и старшего брата-десантника.
Иван Максимов
Когда день клонится к закату и кажется, что позади — лишь туман забвения, а впереди — и того хуже, наступает время дзен-медитации. И тут вам поможет классика, о которой бессмысленно говорить, писать, а тем более думать. Как говорится, в моем конце твое начало и вечный кайф.
