Родственники тех, кому якобы вынесли этот приговор, но кого уже давно не было в живых, все эти 10 лет наивно верили, что вот пройдут эти проклятые, эти ужасные, эти нескончаемо долгие 10 лет — и их отец (мать, сын, брат) вернется домой.
Они считали каждый год, не зная того, что их родной человек давным-давно лежит с пулей в затылке в общей яме на Донском кладбище, или на Бутовском полигоне, или в Коммунарке, или в таких же бесчисленных — от Москвы до самых до окраин — «коммунарках» НКВД.
Проходили эти десять лет и еще многие годы, менялась страна, сменялись вожди, писалась заново история, а правду о расстрелянных по-прежнему прятали. Как прятали и почему — об этом теперь мы можем прочесть в документах.
Арестовывали, как известно, чаще всего ночью. А уже с утра родственники арестованного начинали поиски. Куда увезли? В чем обвиняют? Что можно передать — из еды, одежды? Возможно ли свидание? Ну и так далее — вечные вопросы, на которые репрессивные органы никогда не считали нужным сразу и толком отвечать.
А ведь, казалось бы, чего проще? «Увозим в Бутырку, свидание в такие-то дни, с такого-то по такой-то час, передать можно то-то и то-то». Но нет — ты побегай по Москве, постой в очередях, приди не тогда, когда разрешено приходить, принеси то, чего нельзя приносить, спроси о том, о чем не положено спрашивать, нарвись на хамство, грубость, равнодушие — вот тогда ты «будешь в курсе».
Существовала справочная НКВД, на Кузнецком Мосту, 24. Обращаться туда могли только близкие члены семьи. Так, выстояв очередь, подошла к окошечку 9-летняя Мария. Ее отец, Авраам Павлович Гиваргизов, старший научный сотрудник ЦНИИ крахмало-паточной промышленности, был арестован в 1938 году. Мария Авраамовна рассказывает: «Говорю: «Я хочу узнать, где мой папа» И мне сказали: «Твой папа арестован и осужден на 10 лет без права переписки. Он находится на Дальнем Востоке». «А где? В каком месте?» Но мне не ответили. Вот это все, что я узнала».
На Кузнецком Мосту, 24, с детьми иногда даже вступали в разговоры. О том же Дальнем Востоке, например. Или о комсомоле, как об этом рассказывает участник войны, кандидат технических наук Марк Нейфельд. Когда он пришел узнать об арестованном отце, сидящий в окошечке энкавэдэшник ему сказал: «Ты комсомолец? Живи своей жизнью, расти. И не надо сюда ходить». Марк больше не ходил. Но зная приговор — «10 лет без права переписки» — он ждал. Вот закончатся десять лет, и отец вернется.
читать далее http://www.akirama.com/2017/03/31/2121/