Художник Виктор Федянов был нашим соседом по владимирскому селу. Его дом стоял через дорогу, окруженный старыми яблонями. По вечерам странный свет мерцал в крошечном окне жилища. Словно малиново-оранжевый глаз буравил сумерки. Глаз дракона.
Про художника Виктора Федянова у меня много историй. Был он Человеком Загадкой, Мистером Неожиданность. Половина федяновских историй – с мистическим послевкусием.
Одна внешность художника чего стоила! Высокий, худой, жилистый дядька с узким лицом; длинные, темные почти до плеч волосы, глаза разного цвета: один – зеленый, другой – светло-ореховый. Такие персонажи в старину были кузнецами, знались с нечистой силой.
Федянов жил свободно, как птица. Захотел рыбу ловить – пошел, ранним утром собрался – и по грибы, все надоело – брал лодку, плыл по туманной реке.
Часто художник на клязьминских просторах встречал НЛО, о чем в красках рассказывал в застольях. Народ внимал молча и внутренне трепеща.
Федянов мог прийти зимним поздним вечером к дому и страшно стучать кулаком в дверь. Мой муж Миша открывал, думая, что явились тати и пора защищать семью. Но за дверью оказывался Виктор с большим жестяным блюдом и горой жареной рыбы на нем. Божественные касноперка и подлещики! На дымящуюся рыбу падали нежные, прозрачные снежинки. Федяновские глаза горели дружелюбием и лаской. Согласитесь, картинка из Гоголя. В темпе вальса я накрывала на стол, мужчины садились и начинались беседы-разговоры под рюмочку. Ах, до чего вкусна ночная рыба!
Про анчуток Федянов начинал издалека. Мол, жил за кладбищем пчельник, качал мед, Виктора звал за компанию. До чего ароматный кладбищенский мед, а густой какой! Ложка в нем стояла, потом медленно погружалась в пахучий янтарь, как подбитое судно в тяжелые океанские воды…
-Ты анчуток видела? – как бы между прочим спрашивал художник, прищурив хитро глаз.
-Нет, - растерянно отвечала я. – Кто это?
Федянов пропускал мой вопрос мимо, продолжал свое:
- А я встречал много раз. От пчельника через кладбище иду, темнота, и вдруг краем глаза… что-то светит, мерцает справа. Смотрю на могилы, кто-то там шевелится.
-Кто?! – восклицала я.
- Да не боись, анчутки же! От свежих могил свечение идет, струится так, а они в этом свечении танцуют!
- Витя! – вопила я. – Так кто же эти анчутки?!
Федянов театрально молчал минуту, раздумывал словно и, наконец, «раскалывался»:
- Чертенята. Все их видели. Пойди ночью на кладбище, тоже посмотри.
Ничего себе – посмотри! Да лучше - сквозь землю! Да проще в темную баню за мылом сбегать, чем на кладбище идти!
… За пару лет до кончины Виктор Федянов впал в задумчивость. Ему понравилось ходить от города до села и обратно по два-три раза на дню. Постепенно он забывал знакомых, друзей. Встречая моего мужа Мишу, своего старого доброго приятеля сухо говорил: «Здрасьте» и шел дальше, не оглядываясь.
Когда Федянова не стало и мне сообщили об этом, я подумала, что он ушел из мира живых в мир мертвых по ночной светящейся от только что выпавшего снега дороге…
Картины художника Федянова ясны и проникновенны, как народная песня. Они похожи на лирические стихи Сергея Есенина. Никогда не скажешь, что их создавал человек, видевший анчуток.
Многие считали Федянова сказочником, балагуром, но не я. Все, о чем он рассказывал, было на самом деле.
Как-то в сумерки я все же оказалась около нашего сельского кладбища. Сердце колотилось молотком от первородного страха. Кто меня заставил бросить взгляд в глубину вечной обители? Там на светящихся могилах плясали крошечные фигурки. Не птицы, не бабочки, не тени, которые, бывают, возьмут и заиграют. Федяновские анчутки, конечно.
480M��K�P