Анонимный английский стрит-арт-художник Бэнкси всегда славился своими радикальными политическими взглядами и акциями. Вот и на этот раз он «засветился» в мероприятии с подтекстом.
В Вифлееме открылся гостиничный комплекс с поэтичным названием «Отель в застенках». У него, как говорят представители отеля, «худший вид из окна в мире»: окна выходят прямо на бетонную стену, которую построили израильские военные, причем сделали они это, по мнению ООН, незаконно. По другую сторону стены находится армейская сторожевая вышка.
Впрочем, все не так плохо: именно на этой стене Бэнкси нарисовал граффити. Так же поступили и другие художники из Палестины и еще нескольких стран стран.
Отель получился небольшим: всего 9 номеров и 50 сотрудников персонала (и все – палестинцы). Это бывшее жилое здание, которое переделывалось под гостиницу в строжайшем секрете, так что открытие стало неожиданностью даже для самых дотошных журналистов. Никто, кроме владельца отеля, не знал, что все это время Бэнкси находился в городе: он разрисовывал стены номеров, а также работал над фреской в лобби. Ему помогали и палестинские художники.
Когда хозяина спросили о таинственном художнике, он ответил: «Что я могу сказать? Он – человек». Мужчина также добавил, что идея отеля – поддержать палестинцев и показать посетителям, что они заслуживают лучшей жизни. Стоимость номеров варьируется от 60 до 900 долларов за ночь.
В отеле есть музей, посвященный ужасам израильской оккупации, а также небольшая галерея, где представлены работы местных художников.
Бэнкси – не единственная привлеченная к работе над отелем знаменитость. В баре заведения находится уникальное механическое пианино, которое играет само по себе. Музыку для него написал Трент Резнор из Nine Inch Nails вместе с коллегой Аттикусом Россом, а также группа Massive Attack и композитор Ганс Циммер.
В отеле устраивают дистанционные трансляции концертов, сыгранных специально для этого места. Например, на открытии заведения тут можно было послушать Элтона Джона.
Фото: walledoffhotel.com и cbc.ca
Продолжая рассказ о том, зачем вообще практиковался такой строгий контроль общества за волосами каждого отдельного его представителя или представительницы, я приведу конкретные примеры, о которых попросили меня в соцсетях читатели.
Один из самых бросающихся в глаза примеров, конечно, — манипуляции с волосами монахов. Отрёкшийся от мира человек должен быть легко узнаваем, действия, которые он производит с волосами, носят яркое символическое значение.
Так, принимая монашество в христианстве, женщина всегда остригала предписанные ей нормами общества длинные волосы. Сами эти длинные волосы у женщины в миру имели свой социальный символ и функцию. Во-первых, «вожжи» для управления ею — их наматывал на кулак муж или отец, нанося побои, когда хотел «поучить». Во-вторых, маркер отличия от мужчины, настолько важный, что был и является крайне эротизированным, не имея на деле никакого отношения к эрогенным зонам самой женщины. Срезая волосы, женщина отказывалась и от своей сексуальности, и от власти любого из мужчин, кроме Небесного Жениха.
Православный мужчина-монах, напротив, переставал стричься, что на символическом уровне явственно посылает несколько сигналов.
Во-первых, отказ от обычной мужской причёски (и других преписываемых демонстративных атрибутов мужественности) — это отказ от своей мужской сексуальности, что прежде, надо сказать, считывалось достаточно явственно, и отказ монахов от декларируемой мужественности часто использовался, если хотелось посмеяться над ним и уязвить. При этом природная маскулинность самого монаха не имела значения — заросший по глаза бородач с габаритами Кхала Дрого и глубоким басом высмеивался в тех же выражениях, что тщедушный или полный и рыхлый.
Во-вторых, в отказе от стрижки волос был аспект отказа от ухода за собой, элемент аскезы. Впрочем, надо сказать, и отказ от сексуальности и декларируемой маскулинности (который должен был выражаться даже в поведении — кротком, противоположном тому, что предписывался мужчине) был частью этой аскезы.
Естественно, рационализация (объяснение того, что сам понять до конца не может) выглядело по-другому.
Из соображений аскезы отказывались сбривать волосы и приверженцы суфизма среди мусульман — дервиши.
Католические и, до середины девятнадцатого века, православные монахи носили довольно обычную причёску, но в знак особого служения выбривали на макушке тонзуру (по-русски«гумёнце») — своеобразную виртуальную кипу, которой идеологические предки христиан, иудеи, выражали свою покорность Богу.
Сбривают начисто волосы буддийские монахи и монахини в знак отрешения от своей телесности, от своего участия в общественной нормальной иерархии (которая подразумевает в том числе точное обозначение общественного статуса причёской и одеждой). Это связано с нормальностью и желанностью, в определённом смысле, маргинальности для достижения просветления.
Во многих культурах смена женщиной статуса на замужний или готовый к замужеству знаменовалась сменой причёски.
Так, русским девушкам подруги во время свадьбы расплетали один из главных символов её красоты — косу (которую можно было свободно демонстрировать мужчинам) на две косицы (которые показывать никому, кроме самых близких, было нельзя) — они плотно укладывались под головной убор. Вынимать из-под убора косы, чтобы трепать или держать за них во время побоев становилось специальным актом унижения. Обнажение волос для замужней русской бабы было сродни обнажению тела.
У финно-угров России частью свадебного обряда было отсекание волос. Мать невесты передавала отрезанные волосы её молодому мужу с напутствием, что отдаёт с косой и власть над женой.
Как видим, длинные женские волосы как символ власти проявлять насилие над женщиной в европейской культуре были настолько общим маркером, что неудивителен факт массовой моды на короткие женские причёски в постреволюционные двадцатые годы, когда одним из главных общественно-политических девизов было освобождение женщины от традиционного семейного рабства и насилия.
Однако в мировом масштабе использование длинных волос как знак подчинённого положения не являлся универсальной догмой. Отпущенные локоны могли быть символом возможности бездельничать, ухаживать за собой, иметь слугу для такого ухода, как у знатных японок эпохи Хэйан или французских дворян в XVI-XVIII веках. Чаще всего, строгое разделение причёсок на женские и мужские сохранялось (то есть, француженки или знатные японцы тех же периодов волосы в обязательном порядке убирали в причёски), кроме того, обычно сохранялось разделение на детскую и взрослую причёску (поэтому у неготовых к замужеству девочек эпохи Хэайн волосы подвязывались у висков, а мальчикам накручивали что-то вроде пучков принцессы Леи).
Демонстрируемая пышность волос могла доходить до нелепости. Можно вспомнить несуразно огромные парики европейцев или то, как нарощенные шиньонами волосы японок волочились за ними по полу.
Третий подход мы видим у движения хиппи, появившегося в США в 1960-ых годах и быстро перекинувшегося на другие страны и континенты. Хотя многие элементы эстетики хиппи являются заимствованием из восточных культур, длинные распущенные волосы мы к ним отнести не можем, ведь в восточных культурах мужские волосы длинными и распущенными давно уже никто не носил. Локоны хиппи не были знаком изнеженности или готовности отдать кому-то «вожжи». Это антипричёска, протест против ВСЕХ предлагаемых обществом причёсок-маркеров (женщина, например, могла носить волосы распущенными, только символически укротив их завивкой; кастовым знаком мужчин являлись коротко обрезанные волосы). Прическа, таким образом, использовались как маркер отказа участвовать в сложившейся иерархии. Впрочем, это не мешало хиппи страдать неосознаваемым, неотрефлексированным кастовым мышлением внутри своего движения.
В плане кастовости внутри мужского сообщества у многих народов использовались в качестве маркеров усы и борода. Римляне сбривали бороду и коротко стриглись потому, что полагали: чем больше на голове волос, тем больше они требуют ухода, а склонность к уходу изнеживает. Для древних персов же борода была знаком не только принадлежности к миру половозрелых мужчин, но и отличия от особой и весьма многочисленной касты кастрированных мужчин, евнухов, которые, хотя и признавались мужчинами (в отличие от некоторых других культур), статус всё же имели ниже.
Из соображений удобства, аскезы и избегания излишней «звероватости» избавлялись от растительности на лице коренные северные американцы. Европейские усачи и бородачи казались им неопрятными. В свою очередь, аборигены Америки вызывали презрение завоевателей, поскольку их облик соответствовал европейским маркерам женственности — длинные волосы, гладкие лица даже без следа щетины (усы и бородка выщипывались с корнем), обилие украшений.
В общем-то, обуздание волос тем или иным способом (пучки, дреды, косы, упрятывание под специальные головные уборы) — один из традиционных способов лишить их, а значит, и себя природного, естественного, т.е. «звероватого» вида. Нам кажется, что проще было бы брить или обрезать, но до технического прогресса поддержка обрезанных волос в аккуратном виде была куда более непростым делом, чем сейчас, и их торчащий вид часто воспринимался как более животный, чем когда они оказывались уложены, скручены, перевязаны, защиплены, перевиты до почти неузнаваемости лентами и шнурами.
И в наше время большинство россиян воспринимает выбранную причёску не как демонстрацию вкусов обладателя, а как социальное высказывание: насколько ты согласен придерживаться правил иерархической игры, к какой касте общества ты принадлежишь. Регулирующая агрессия в отношении обладателей «не той» причёски (например, полностью или частично выбритая голова у женщин, длинные или неестественного цвета волосы у мужчины, дреды у тех и других) воспринимается как вариант нормального поведения. Частично это смягчено в больших городах.
Впрочем, волосы — не единственная область контроля за нашим телом, просто выглядящая одной из самых иррациональных и потому интригующая.
На этом Шахразада прерывает дозволенные речи и обещает продолжить, когда придёт время.
Источник: https://storia.me/ru/@anastasia.moth/kultura-i-iskusstvo-p4rgh/benksi-trent-reznor-i-elton-dzhon-prilozhili-ruku-k-otelyu-v-vifleeme-1i8fo7