Психиатр из Алабамы Марк Фелдман больше 25 лет изучает обман, но все еще прекрасно помнит женщину, которая познакомила его с делом всей жизни. Это было в начале 90-х, Фелдман только закончил ординатуру в Университете Дюка и получил статус психиатра. Заведующий его кафедрой сказал ему поговорить с пациенткой по имени Анна, которая страдала от необычного психического расстройства.
Женщина, сидевшая в ярко освещенном кабинете, выглядела крайне болезненно и истощенно. Очень худая, с побритой головой, которую покрывал истрепавшийся парик. Внешний вид Анны, предположительно, был результатом тяжелых и изнурительных курсов химиотерапии для борьбы с раком молочной железы. Это лечение привело к потере 60 фунтов веса и выпадению волос.
Только все это было ложью. В течение почти двух лет Анна притворялась, что была больна. Она копировала симптомы онкологии, морила себя голодом, чтобы сбросить вес и побрила голову, симулируя последствия интенсивного лечения.
Рассказывая о причинах своего поведения, она ревела. В ее словах была определенная, хоть и причудливая логика. Несколько лет назад ее жених внезапно расторгнул помолвку. Анна была в отчаянии, она чувствовала, что ее предали. Вскоре она сказала сослуживцам о «раке молочной железы» и о том, что «прогноз мрачный». Их сочувствие и забота заполнили давнюю пустоту в ее жизни, которая стала сильнее после расторгнутой помолвки. Это теплое отношение побудило ее присоединиться к группе поддержки раковых больных, где она быстро завела близких друзей, несмотря на то, что всегда с трудом формировала эмоциональную привязанность.
Но обман был раскрыт, когда ведущий группы в обычном порядке проверял ее медицинские данные. Он понял, что Анна никогда не встречалась с онкологом, который, по ее словам, лечил ее. Столкнувшись с правдой, она призналась – и была сразу же уволена взбесившимся работодателем. В отчаянии Анна решила, что нуждается в помощи, так она оказалась в психиатрическом отделении с диагнозом синдром Мюнхгаузена, при котором люди симулируют болезнь или по-настоящему вызывают у себя расстройство.
«Я ничего не знал о Мюнхгаузене, я даже не знал, что существует такой термин», - говорит Фелдман. - «Эти истории жизни удивительны и непонятны, изучая их невозможно заскучать». С тех пор Фелдман, возможно, стал ведущим специалистом по синдрому Мюнхгаузена. Написал четыре книги, вылечил многих пациентов и получил сотни писем от людей, страдающих этим непонятным расстройством.
По данным Кливлендской клиники, только один процент госпитализированных людей - симулянты, хотя, если взглянуть шире, – это сотни и тысячи случаев в одних только Штатах. Фелдман полагает, что реальная цифра еще выше, потому что врачи часто не понимают, что были одурачены, особенно пациентами, которые переходят от одного врача к другому, избегая тщательной диагностики. С другой стороны: «Доктора могут понимать, но не говорят открыто, боясь последствий». Они беспокоятся о том, что их обвинят в клевете или злоупотреблении служебным положением, назовут бесчувственными и так далее. Пытаясь защитить себя, они направляют пациентов в другие больницы, к другим докторам.
В последнее время Фелдман работает с теми, кто симулируют болезни через интернет. «Раньше люди должны были ходить от одного отделения неотложной помощи к другому, они учились притворяться правильно, изображая подлинные симптомы заболевания» - говорит Фелдман. - «Сейчас все, что ты должен – сидеть дома в пижаме, заходить через интернет на сайты поддержки и сочинять историю болезни». Из-за этого Фелдман подозревает, что синдром Мюнхгаузена сейчас «более распространен, чем когда-либо».
Термин «Синдром Мюнхгаузена» был придуман психиатрами в 1951 году, в честь Барона фон Мюнхгаузена, немецкого солдата, который рассказывал причудливые истории о своих приключениях. Синдром Мюнхгаузена не походит на ипохондрию: ипохондрики действительно верят, что больны. Пациенты с синдромом Мюнхгаузена знают, что они лгут и часто настойчиво пытаются сфабриковать симптомы. Они делают себе инъекции с болезнетворными бактериями или моющими средствами, переносят серьезные операции или другие процедуры, которые могут нанести тяжкий вред здоровью.
Причины, толкающие к обману, обычно связаны с желанием получить заботу, внимание и одобрение со стороны. «Многие пациенты притворяются больными, потому что думают, что это единственный путь добиться сочувствия от окружающих», - говорит Фелдман. - «Они верят, что болезнь сделает их особенными. Пациенты с синдромом Мюнхгаузены почти всегда с чем-то борются: депрессия или травматичное детство. Они нуждаются в помощи, но не могут признаться в этом другим и потому используют болезнь как оправдание для эмоциональной поддержки».
Отказ от патологического поведения происходит редко: пациенты не хотят признать ложь или прибегать к психологической помощи. Большинство пациентов Фелдмана – женщины. «Мужчины с синдромом совсем не склонны обращаться за помощью к психиатру». Чтобы помочь нам лучше понять синдром Мюнхгаузена, Фелдман согласился рассказать о его работе с пятью пациентами. Из-за его богатого опыта, мы попросили рассказать о каждом случае своими словами. Описания, которые идут ниже, взяты из интервью с Фелдманом и из его опубликованных книг. Все имена пациентов были изменены, кроме имени Венди Скотт.
Венди: больничная бродяга
Венди Скотт была сыта по горло работой горничной в отеле. Гости и служащие игнорировали ее, а низкая зарплата заставляла чувствовать себя бесполезной. Она часто вспоминала операцию по удалению аппендикса в 16 лет. Контакт с медициной оказался неожиданно приятным: «Это был первый раз, когда кто-либо спрашивал меня, как я себя чувствую», - говорила она мне. - «У меня не было никаких обязанностей и никто не кричал на меня».
Венди притворилась, что у нее боли в животе и отправилась в местный госпиталь, чтобы сбежать от изматывающей ежедневной рутины. Конечно же, доктора и медсестры уделили ей много внимания, которого не хватало в ее жизни. В следующие десять лет Венди постоянно была в пути, не общалась с семьей и знакомыми, переходя из одной больницы в другую в родной Шотландии и Англии, а затем в других странах. «Каждый понимает универсальный язык боли» - говорила она мне позже, когда стала моей пациенткой. Ее рассказ был довольно обескураживающим в объяснении того, как легко прикидываться больной, даже когда есть языковые барьеры.
Сбитые с толку врачи проводили диагностические операции в надежде выяснить, что с ней было не так. Венди перенесла 42 процедуры – ни одна из них не принесла пользы. Иногда медицинский персонал что-то подозревал, заставляя ее сбегать, даже с незажившими швами. В кишечнике от этого образовались фистулы. Несколько из этих повреждений возникли по вине врачей, большинство – появлялись из-за ее своевольного ухода из больницы, хотя восстановление от инвазивных процедур требует длительного времени и медицинской помощи.
По ее признанию, Венди госпитализировалась 800 раз в 650 больниц Британии, Европы и Скандинавии, что, возможно, делает ее самым тяжелым случаем синдрома Мюнхгаузена, который я наблюдал. Но корни ее расстройства были очевидны: серое детство в рабочем районе Шотландии, повторяющееся сексуальное насилие со стороны отчима. Она убегала после каждого эпизода и оказалась в учреждении для трудных подростков. Впоследствии Венди работала на нескольких низкооплачиваемых работах: в пекарне, на картофельной ферме и как горничная в отеле. Все, что она чувствовала, - крушение своих надежд. Пребывание в госпитале, где люди приветливы и она чувствовала себя нужной, помогало чувствовать себя намного лучше и счастливее.
Один из хирургов совершил ужасную ошибку, занеся инфекцию. Из-за серьезных последствий Венди почти умерла, после этого она перестала врать. Она нашла спасение в неожиданном месте: в лондонском приюте для бездомных, где была поддержка персонала и появились первые реальные друзья – те, кто также жил на окраине общества. Она подобрала котенка, которого назвала Тигги, и поняла, что если продолжить подвергать себя опасности, животное останется без хозяина. Постепенно ей стало лучше. Ее семьей стали несколько кошек и собак, она нашла работу в Лондонском Зоопарке, хорошем месте для любителей животных. Еще она помогала другим, страдающим от имитационных расстройств.
Но 20 лет спустя, когда Венди действительно серьезно заболела, никто не отнесся к ее жалобам серьезно. Два года она мучилась от сильных болей в животе, пока врачи не заметили образование в ее брюшной полости. К сожалению, они не отнеслись серьезно: она была в черном списке пациентов среди британских больниц.
Венди сидела на кресле-каталке, когда мы впервые встретились в Бирмингеме, Алабама. Я был медицинским директором в психиатрическом центре Университета Алабамы. Передо мной была худая женщина с длинными каштановыми волосами и несколькими седыми прядями, без косметики и с ритмичным шотландским акцентом. Я обнял ее, она улыбнулась, хотя это было не просто в ее состоянии. Венди было около 50 в тот момент, но выглядела она гораздо старше: сильные морщины, измученная мимика. Она была по-настоящему больна и страдала от сильных болей.
Я послал ее в отделение неотложной помощи. Выяснилось, что у нее рак толстой кишки: опухоль в ее животе была с небольшой мяч. Хирургам потребовалась два часа, чтобы удалить злокачественное образование. Рак был везде. Она провела четыре месяца в больнице в Бирмингеме, проходила химиотерапию, прежде чем вернуться в Лондон, все еще энергичной как всегда. Но она умерла в хосписе спустя две недели. Ее кремировали, а прах развеяли на улице неподалеку от приюта бездомных, который дал ей второй шанс в жизни.
Лютер: «Я думал, что просто был злом».
В 1995 году я получил письмо от взволнованной матери. Ее сбивало с толку поведение восемнадцатилетнего сына. Медицинские записи, которые она приложила к письму, свидетельствовали о тяжести его болезни. С тех пор как Лютер стал юношей, его редкие и умеренные по силе приступы астмы усилились. Он перешел на ежедневный курс стероидных препаратов, был вынужден учиться дома, потому что приступы астмы случались внезапно. Как минимум 3-4 раза в неделю его забирала скорая помощь, так как у него были серьезные трудности с дыханием.
В какой-то момент они полетели в Денвер к врачам в Национальный Еврейский Госпиталь, всемирно известное место для лечения респираторных заболеваний. Но в середине полета у Лютера случился тяжелейший приступ астмы – он хрипел и не мог вздохнуть. Ингалятор оказался бесполезен, его губы стали синими – явный признак асфиксии. Мать сразу предупредила стюардессу и самолет совершил аварийную посадку в ближайшем аэропорту. Скорая помощь уже ждала Лютера на взлетной полосе и они с включенной сиреной помчались сразу в больницу.
Но как только его состояние стабилизировалось и его направили в больницу в Денвере, он сделал шокирующее заявление: все это было постановкой. Абсолютно все. Ужасные приступы астмы, хрипение и удушье. Он даже намазал губы синей подводкой для глаз, чтобы казалось, что ему не хватает кислорода. Его мать была ошеломлена и неспособна понять, почему ее сын прибег к такому изощренному и разрушительному обману.
В дальнейшей переписке с ней и Лютером я начал соединять части истории вместе, чтобы объяснить его поведение. Его отец был композитором известных поп-песен, и семья жила в богатом загородном районе. Вхождение в подростковый возраст стало поворотным моментом для Лютера. Он столкнулся с собственной сексуальностью и пониманием того, что он гей. В то время к нетрадиционной сексуальной ориентации относились менее терпимо, чем сейчас. Интеллектуально одаренный и неплохо разбирающийся в медицине Лютер стал симулировать приступы астмы и другие заболевания. Он выбирал расстройства, которые можно было без труда симулировать, чтобы конкурировать с очень успешным отцом за внимание матери. Для этого он стал болезненным юношей, которому требуется постоянный уход.
Я видел запись с его Бар-мицва́, когда ему было 13, до того, как все началось. На видео Лютер был подтянутым и красивым ребенком, и он превосходно выступил. Я не мог поверить, что это тот же человек. Из-за гормонального лечения, он страдал от ожирения. Появилась выраженная угревая сыпь, сформировался горб, что напоминало болезнь Кушинга (мое примечание: врожденная болезнь, связанная с нарушением глюкокортикоидных гормонов). От прошлого Лютера не осталось и следа. Но он чувствовал, что не имел другого выхода. Он знал то, что он делал, было плохо, но считал, что это было вынужденно. Позже, когда ему рассказали о синдроме Мюнхгаузена, он сказал: «Я шокирован, что есть название для того, что я делал. Я думал, что я просто зло, что одержим каким-то злым духом».
Горькая ирония этого расстройства, которую понял Лютер, - чем больше человек пытается достичь контроля через болезнь, тем меньше руководит своей жизнью. «У меня не было друзей, потому что это (расстройство) становится единственным другом» - говорил он мне. - «Синдром – твой друг, твой любовник, твой враг, мать и все что угодно. Только после того, как я остановился, я смог завести настоящих друзей».
Мелисса: одурачивание докторов
После рождения первого ребенка в 24 год Мелисса впала в послеродовую депрессию. Она была поглощена суицидальными мыслями и психотическими эпизодами, поэтому длительное время находилась в психиатрической клинике. Больница оказалась прибежищем для нее. В рассказе, который она написала о своей болезни, она признается: «больница дала мне облегчение, новая роль угнетала меня. Оказалось, что пока я в больнице, я чувствую себя счастливее».
Мелисcа с 11 лет боролась с мыслями о том, чтобы симулировать обмороки. Навязчивые идеи в подростковом и юношеском возрасте нарушали учебу и общение со сверстниками. Она стыдилась этих фантазий и никому о них не говорила. Но, находясь в психиатрической больнице, он нашла способ осуществить эти желанные фантазии.
Мелисса много читала в библиотеке госпиталя, исследовала психиатрические заболевания, которые она могла изобразить. Она рассказала, что провела день с пациентом-шизофреником, у которого были искаженные представления о реальности и нарушенная речь (по-видимому, речь идет о «речевой окрошке» , то есть нарушение грамматического и смыслового строя речи). Она училась подражать его странному поведению и особенностям речи. Она взахлеб читала медицинские тексты, запоминая симптомы болезней. Читала статьи о том, как врачи обнаруживают симуляции. Она даже тренировалась мочиться во время «приступа» и сдерживать рефлексы, когда она была «парализована» (возможно, речь о симуляции кататонического ступора) для обмана врачей
Мелисса делала попытки симулировать соматические симптомы: приходила в неотложное отделение с жалобами на боли в животе, но зачастую убегала, так как боялась, что ее ложь раскроют. Постепенно она стала очень квалифицированной в притворстве, хотя и понимала, что дурачить людей, которые пытались ей помочь, плохо. «Я чувствовала, что нет другого выбора» - написала она. - «Иногда был только такой выбор: или притворство, или суицид».
Ее повторяющиеся отлучения плохо сказались на семейных отношениях. Муж подал на развод и забрал детей. Мелисса тяжело переживала потерю, но также откровенно признала, что развод освободил ее, чтобы блуждать по больницам по всей стране. Она поступала на лечение больше 100 раз за следующие семь лет. Она заработала лучевую болезнь из-за множества процедур рентгена, ее уволили с работы за частые пропуски, хотя в остальном она была прекрасным работником. Ее патологическое поведение было сродни зависимости. «В неотложной помощи медицинский персонал суетится вокруг меня, удостоверяясь, что я не умирю и чувствую себя нормально, и я просто хочу погрузиться в эту атмосферу и принять все это внимание».
Спектр заболеваний, которые она могла симулировать, поистине впечатляет. Начиная от инсульта, рассеянного склероза и эпилепсии до состояний психоза, шизофрении и диссоциативного расстройства идентичности (другое название: расстройство множественной личности). Она даже прикидывалась глухонемой и сделала это очень убедительно – я читал письменный разговор с одним из врачей. «Иногда, когда я симулировала соматические симптомы и меня должны были уже разоблачить, я начинала притворяться душевнобольной и меня переводили в психиатрию».
Мелисса очень умна и образованна, длительные беседы с ней – окно во внутренний мир людей, которые притворяются больными. Эти разговоры очень помогли в понимании мотивации, стоящей за таким поведением. Она была опьянена своей способностью дурачить докторов. Это обеспечивало ощущение контроля и превосходства, она получала удовольствие, потому что это ставило ее в один ряд с уважаемыми специалистами в медицине. Она призналась, что всегда была прилежной, даже будучи подростком. Жить во лжи было своеобразной формой бунта. Обман был побегом от скуки повседневной жизни и защищал ее от сильнейшей тревоги. Она писала, что «входя в больницу, я чувствовала сильную тревогу и потом облегчение, как после секса. Беспокойство нарастало с течением времени и я чувствовала, что снова нужно притвориться, иначе не смогу работать, сойду с ума или могу убить себя».
Мелисса сохранила все в тайне – никто из ее окружения не знает о ее прошлом, но она теперь уверенна, что всегда есть хотя бы один врач и одна больница, где она никогда не притворялась и потому может обратиться туда, когда действительно заболеет. С помощью психотерапии Мелисса преодолела свою одержимость. Она продолжила обучение, получила хорошую работу и была в состоянии вновь воспитывать детей. Она также стала защитником прав пациентов. Даже выигрывала награды за свою волонтерскую помощь, хотя никто не знал, что она говорит от собственного опыта, как выдающийся симулянт.
Нелли: в шаге от смерти
Нелли оказалась в специальном учреждении, когда училась в начальной школе. Она сожгла собственный дом. Психиатры изолировали ее для безопасности родственников, хотя она говорила, что таким образом хотела соединить свою семью. Еще ребенком она очень нуждалась в привязанности, но потребность не встречала понимания. Ее чувства изоляции и покинутости усилились в психиатрическом отделении, где она подверглась эмоциональному и физическому насилию. Она написала мне: «Это началось в подростковом возрасте, когда я втайне вызвала у себя химические ожоги на руках и выпила сок, смешанный с моющим средством». Она сделала это для того, чтобы избежать сексуального насилия, которому, по ее словам, она подвергалась. «Когда я болела, меня оставляли в покое».
Самоповреждающее поведение превратилось в выраженную патологию в 18 лет. Она попала в больницу после автомобильной аварии, и обнаружила безоговорочную заботу от медперсонала в процессе выздоровления. После этого все ее внимание было направлено на то, чтобы нанести себе повреждения – так она снова оказывалась госпитализирована. Она пошла на многое, чтобы вызывать у себя болезни. Делала инъекции экскрементов для развития инфекции, специально мерзла, чтобы простыть, повреждала половые органы, пила моющие средства, добавляла кровь в анализы мочи. За эти годы она попадала в больницу 30-40 раз, перенесла много операций и диагностических процедур и пропила сотни лекарств. Она часто пропускала учебу, потому что была сильно занята своими болезнями. Ей пришлось объявить банкротство из-за астрономических медицинских счетов – больше 400 тысяч долларов за процедуры, которые она проходила без страховки.
Ее опасное поведение в конце концов привело к постоянным недугам. Пришлось удалить мочевой пузырь после инъекции моющего средства. Но нанесение себе вреда осталось единственным способом выживания для нее. «Болеть – стало образом моей жизни, я была неспособна остановиться», - написала она мне. - «Награда за это была слишком необходимой».
Однажды она попала в интенсивную терапию, после инъекции в кровь экскрементов. В этот раз было по-другому: развился септический шок. В интенсивной терапии Нелли поклялась себе, что если поправится, то все расскажет своему врачу: то, что она потратила два десятилетия повреждая себя. Стыд и унижение, которые она испытала, все рассказав, привели ее к решению начать все заново в новом месте. Она отправилась в Бирмингем, чтобы стать моей пациенткой. «Я потеряла поддержку почти всех близких людей, когда они поняли, что я их обманывала» - сказала она мне. - «Я остановилась только тогда, когда поняла с помощью психотерапии, что есть другие надежные и безопасные способы найти заботу и решение моим потребностям. Раньше я думала, что мое притворство было решением всего. Теперь понимаю, что это только создавало еще больше проблем».
Нелли – редкий случай. После нескольких лет психотерапии и обращения к христианской вере, к которой она стремилась, она прошла путь восстановления. Она продолжила вести счастливую и продуктивную жизнь. Во время психотерапии она продолжила обучение, стала сотрудником года на работе. После получения высшего образования Нелли начала работать в здравоохранении.
Хелен: рак онлайн
Хелена оказалась в онлайн-группе поддержки, когда мучалась от сильных болей в животе и подозревала, что это онкология. Первичная мотивация была невинна, но ощутив теплый прием от участников, она начала придумывать. Во-первых, она создала аккаунт по имени Изабель, которая представилась другом Хелен. От Изабель группа узнала, что Хелен в коме. Участники онлайн сообщества переживали и беспокоились, что подтолкнуло к созданию новых фактов и развитию этой истории. Кульминацией стало объявление Изабель о том, что Хелен диагностировали рак желудка 4-ой стадии и что ее состояние быстро ухудшается. Затем Изабель представила группе Джастина, бой-френда Хелен, и он начал рассказывать последние новости о ее состоянии здоровья. В итоге, Хелен умерла, и Джастин рассказывал участникам группе о своем горе и о том, что его состояние здоровья также стремительно ухудшается. Хелен придумывала историю до смерти Джастина и представила двух новых персонажей, его отца и сестру, чтобы продолжать.
Динамика расстройства проявляется и здесь, но люди с интернет-синдромом Мюнхгаузена, делают шаг в сторону. Их притворство направлено на тех, кто уязвим, – настоящих пациентов, которые используют интернет-форумы, чтобы справится с собственными тяжелыми болезнями и потому глубоко сочувствуют другим при подобных обстоятельствах. Если подходить критично, то кажется, что мало кто верил в экстравагантную ложь Хелен. Но люди в группе поддержки даже спустя год помнили об этой лжи. Интернет для них – путь к выживанию, общению и чувству общности. Во многих случаях тяжелобольные пациенты не могут успешно общаться нигде, кроме сети. Некоторые настоящие пациенты проводили целые сутки, общаясь онлайн с имитаторами и пытались их поддержать. Обман оставлял их с глубоким недоверием к общению через сеть, а значит, отбирал один из важных ресурсов в их борьбе с болезнью.
Хелен продолжала свою историю в течение почти года, пока не узнала о синдроме Мюнхгаузена по Интернету, когда эта тема была поднята в групповом обсуждении. После изучения литературы она признала, что соответствует описанию и разместила признание на веб-сайте группы поддержки. Она даже написала свой истинный номер телефона и выразила глубокое раскаяние. Еще она рассказала, что собирается искать психотерапевта, чтобы оставить это поведение в прошлом. Хелен теперь управляет собственной пекарней и, насколько я знаю, не прибегает к патологическому притворству.
Автор: Линда Марса/Linda Marsa
Перевод статьи: http://nautil.us/issue/42/fakes/sick-for-attention
Иллюстрации Nicole Xu
от https://telegram.me/psycholetters