Я помню отрывочные картинки. Это было очень давно, это была другая жизнь, другие люди, другая я. Это тоже как во сне.
Помню фонтан с лошадью, струи воды на солнце завораживают меня, я отталкиваю удерживающую меня мамину руку и вот я уже подставляю голову этим струям. Люди смеются. Я вся мокрая, вода льется мне на спину, мама кричит, ругается. Какие-то девушки постарше меня прыгают в фонтан с пивом в руках. Смеются, визжат. Жарко. Слегка пьяные парни того же возраста лезут к ним, лапают через промокшую футболку девушек за пышные формы. У меня нет пышных форм, я в голубом платье, на котором нарисовано море и небо, а еще чайка. А к нему широкий пояс - парус на этом море. У меня светлые кудрявые волосы. Я очень миловидна. Мне 15 лет.
Я помню Воробьевы годы. Меня поразило то, что все видно. У нас не так. У нас все плоско. И только Поклонная гора, по которой ездят трамваи. С особым чувством всегда проезжала там на трамвае, с восторгом вглядывалась в спускающиеся вниз с горы фонари вдоль улиц. Было в этих фонарях что-то мистическое. Я думала, что это какие-то духи с огнями. Это всегда было праздником - проехать вечером по Поклонной горе.
Я помню какой-то монастырь и кладбище. Вроде Новодевичий. Бродила по кладбищу несколько часов - искала могилу то ли Даля, то ли Вертинского, за давностию лет уже не помню. Не нашла. Миссия провалена. Я ехала тогда в Москву с этой целью.
Помню Арбат и какие-то улицы нелогичные, кривые. Это неправильно, это раздражает. Какого черта? Где столь милый моему сердцу угол в девяносто градусов, где параллели и перпендикуляры? У нас не так, у нас все понятно.
Зашли в какую-то галерею. Художника звали Шилов. Его картины как фотографии. Маме нравится, ну, у нее вкус, она художник. Если ей нравится, то скорее всего это хорошо. Меня же саму смущает отсутствие какой-то дымки, какой-то нереальности, магии что ли... Ну да я молчу - я не художник, у меня нет вкуса, я соглашаюсь - да, пусть будет так, это искусство. Я покупаю там маленькую репродукцию - какой-то монах со скрипкой в коричневой рамочке. Монах был мне симпатичен. Мне вообще были тогда симпатичны монахи. Потом он долгие годы висел у меня в комнате на стене, я смотрела в его добрые глаза и думала, что пусть Шилов и не Делакруа, но это не умаляет качеств модели.
Жили мы в Обнинске. 2 часа на электричке до Москвы. В Обнинске росли вишни. Я залезала на самые высокие ветки - все ягоды были мои. А еще там был орешник и земляника. Орешник был еще зеленый, а земляники было так много, что в конце концов мне уже надоело ползать вдоль дорог и ее собирать. А еще с дачи привезли ведро клубники. Дяде Вове нравилось, как я пою. Весь мой репертуар, содержащий десятки названий, исполнялся буквально каждый день. Тогда меня не смущало еще отсутствие аккомпанемента.
А еще купалась там в какой-то речке. Даже осталась фотография меня в купальнике. У меня волосы до груди, у меня челочка и слитный купальник. Через купальник видно, что у меня красивая грудь, хоть и небольшая. Мне пятнадцать лет. Я ощущаю себя на сто процентов взрослой. По нынешним ощущениям так и было, но вот сейчас я другая. Не более взрослая или наоборот менее, а просто другая. Черт, а ведь я тогда чуть не утонула в этой речке! Да-да, с учетом того, что я плаваю как рыба и речка мелкая. Просто в одном месте было сильное течение и меня снесло и ударило об дно.