Найти в Дзене

Будем здоровы

Мне было лет 6 или 7, я проснулся ночью от боли в животе. Лежать сложившись пополам было еще терпимо, но любое движение отдавалось спазмом боли. Родители вызвали неотложку, и ночью меня повезли в больницу, "просто посмотреть". При слове больница, я сразу стал сопротивляться. В этом возрасте, я был сильно привязан к родителям. Отрыв от них всегда переживал тяжело. Точнее, я достаточно легко переносил одиночество, но абсолютно не мог находиться в обществе незнакомых людей. Другие дети спокойно ночевали в детском саду 5 дней в неделю. Меня этим отлично можно было пугать. Рассказы про пионерлагерь я отрицал в зародыше. В приемном покое, скрюченному мне померяли температуру и решили, что вероятно это аппендицит, и надо класть. Такой опыт у меня уже был, и повторения не хотелось. Я мгновенно отреагировал и крепко вцепился в маму. Начались переговоры. Мне объясняли, что это может быть серьезно, что-то про перитонит, если ничего не сделать, то будет хуже. Это сработало, захват усилился.

Мне было лет 6 или 7, я проснулся ночью от боли в животе. Лежать сложившись пополам было еще терпимо, но любое движение отдавалось спазмом боли. Родители вызвали неотложку, и ночью меня повезли в больницу, "просто посмотреть". При слове больница, я сразу стал сопротивляться.

В этом возрасте, я был сильно привязан к родителям. Отрыв от них всегда переживал тяжело. Точнее, я достаточно легко переносил одиночество, но абсолютно не мог находиться в обществе незнакомых людей. Другие дети спокойно ночевали в детском саду 5 дней в неделю. Меня этим отлично можно было пугать. Рассказы про пионерлагерь я отрицал в зародыше.

В приемном покое, скрюченному мне померяли температуру и решили, что вероятно это аппендицит, и надо класть. Такой опыт у меня уже был, и повторения не хотелось. Я мгновенно отреагировал и крепко вцепился в маму. Начались переговоры. Мне объясняли, что это может быть серьезно, что-то про перитонит, если ничего не сделать, то будет хуже. Это сработало, захват усилился.

Терпение медсестер быстро кончилось, им хотелось спать. Меня стали отрывать от родителей силой. Я орал, цеплялся, умолял меня не оставлять и убеждал что живот уже прошел и все отлично. При этом разогнуться от боли не мог и было неубедительно. Родители активно бездействовали.

Дальше меня силой волокли по темным коридорам с трубами и проводами на стенах. Кажется, корпуса соединены такими коридорами и можно пройти в другой корпус не выходя на улицу. Как только родители остались за дверью, медсестра снялась с ручника, начала орать и угрожать всякими больничными ужасами. Болел живот, оторвали от родителей, а с утра еще будут резать. Все было как в тумане. В общем, так с байками из склепа меня силой доволокли до палаты, бросили на койку (буквально). Очень скоро живот перестал болеть (ну твою ж мать! ) и я уснул.

Проснулся я в предоперационной палате и первым делом спросил, где мама и когда придет. Выяснилось, что из этой палаты увозят на операцию и никого сюда не пускают. Толи потому что совок (87 год, примерно), толи чтоб заразу не занесли, не знаю. На окнах были решетки.

В палате я был самым младшим, кроме меня лежало еще 4-5 парней, все прооперированы. Они показывали шрамы и каждый день им делали уколы, от скуки они делились страшилками.

Одного при мне привезли с операции. Его, спящего, привязали к кровати бинтами по рукам и ногам, а медсестра била по щекам, чтобы он оклемался. Дальше он долго стонал.

На каждую проезжающую каталку, соседи хором говорили, "Ну вот, это точно за тобой." Каждый раз внутри все сжималось.

Никаких признаков аппендицита у меня не было, нового приступа не дождались. Через 6 дней меня выписали со словами "В другой раз точно вырежем."

Это был солнечный день, меня встречали папа и мама. Единственное желание - поскорее уйти из этого места. Все вроде было как обычно, но чуть-чуть не так. У меня появился страх, что скорая снова приедет, заберет меня и снова вернет в ту палату с решетками на окнах. В мире ребенка, это вполне логичный ход вещей, и он дико пугал. Я шарахался от каждой машины с красным крестом. Самый ужас, если какая-нить скорая оказывалась припаркованной недалеко от дома. Все мысли крутились вокург страха снова попасть в больницу. В этом страхе проходили месяцы и рассказать об этом было некому. Мое сознание было надежно зафиксировано на страхе врачей. Страх и чувство беспомощности стали ежедневной нормой надолго.

Жизнь ребенка полна событий, и про этот случай я забыл, а вспомнил только через 30 лет. Вспомнил после психотерапии на тему тревожного состояния, которое длилось несколько месяцев. Был нарушен сон и я решил пойти за помощью. Эпизод проработали с терапевтом и .. тревога ушла и больше не появлялась. Спустя 30 лет!

Все это, наверное, банально, хорошо изучено и описано в книгах. Травматический эпизод забывается, но выученный урок остается и продолжает работать на уровне автоматизма. Это выражается в каждодневных эмоциях, решениях, мечтах и страхах. Кто знает сколько этого было за эти годы.

Забавно, что когда я спросил об этом случае папу и маму - "Как же так? Бросили?" Они не смогли вспомнить. Из их памяти это полностью стерлось.

Малозначительное для взослого, драматическим образом повлияло на ребенка и отзывалось даже через 30 лет.

Взрослые часто не понимают детского буквального восприятия вещей. Вы думаете, что знаете как лучше для ребенка? Может быть.

Какой из этого можно сделать вывод? Такой же банальный как и вся история. Не оставляйте ребенка в трудную минуту, даже для его пользы. Потом ... через годы или десятилетия он поймет, что вы на самом деле имели ввиду. Но во что это обойдется для него и ваших отношений? Обнимите сейчас, чтоли, и не оставляйте.