Где-то рядом
ВЕРА ЧУМАКОВА
Свое 80-летие баба Лиза решила не отмечать: ни к чему, да и не с кем. Детей судьба по всей России-матушке раскидала, а приезжать в отчий дом только ради ее дня рождения накладно по нынешним временам. К тому же дети работают, а внуки учатся. Престарелая женщина гордилась и своими детьми, и своими внуками. Еще бы! Все выучились, в люди вышли. Сынок Егорка не последний человек в администрации далекого Хабаровского края, дочь Машуня в Новосибирске в научно исследовательском институте работает. Профессорское звание имеет. У сына двое детей. Ребятки взрослые. У них свои семьи, свои детки. Она давным-давно прабабкой стала. Товарки подшучивали:
- Как осознаешь свою значимость в данном качестве.
Баба Лиза счастливо улыбалась:
- Обыкновенно. Разницы не вижу.
- Врешь, поди?
- Жизнь идет своим чередом, - замечала она философски. - Я благодарна Всевышнему за отпущенный мне срок проживания на земле. Не всякому удается заглянуть за горизонт, правнуков дождаться.
И соседи кивали, соглашались.
Лиза прожила свой век достойно. Отца с матерью почитала, была послушна и трудолюбива. После школы пошла работать в депо стрелочницей. Потом училась, и ее перевели в контору. Замуж вышла рано. И муж достался приличный – машинист своего же депо. В предвоенные годы лихолетья и тяжкие военные годы их семья не пострадала – все остались живы. Это ли не счастье. И вот теперь она стоит на пороге своего 80-летия. Не далее, как завтра эта дата грянет.
Что ей еще ждать от жизни? Пожалуй, все получила сполна. Не далее, как сегодня утром почтальонша притащила ей целую кипу поздравительных телеграмм.
- Счастливая вы, тёть Лиз, - позавидовала она, - все вас помнят и чтят. А мне единственная дочь на пятидесятилетие даже фантика не подарила.
Что тут скажешь. Баба Лиза только головой покивала. Дескать, и такое бывает. Молодые, они все больше о себе любимых думают, а отца и мать забывают. Слава Богу, что у нее не так.
Она долго перебирала красочные открытки, читала и по несколько раз перечитывала теплые слова, предназначенные ей, и тихонько плакала. Вот оно, настоящее счастье.
Правда, одна тучка омрачала. Сестрица Вера даже не удосужилась хоть письмишко черкнуть. А ведь она два года назад ее с восьмидесятилетием поздравила. Но от той ни ответа, ни привета. Тяжела сестра на подъем, да и возраст. Но руки-то не отсохли. Написать пару строк могла бы. Да и племянники хороши. Как в воду канули. А живут совсем рядом, в Москве. Или зазнались, став столичными жителями?
Баба Лиза вышла во двор, села на скамеечку у палисадника. Заборчик сын ставил пять лет назад. Вот что значит мастер. Стоит крашенный штакетничек как новый – ни покосился, никакая реечка не отвалилась. Она любила все делать хорошо и добротно. И детей этому научила. А результат – он налицо.
Неожиданно увидела почтальонцу. Та второй круг по улице давала. Завидев бабу Лизу, рукой замахала, к ней поспешила.
- Чего так бежишь, запыхалась вся? – спросила.
А та в ответ протянула ей цветной четырехугольничек.
- А вам еще телеграмма.
- Прочти. Без очков я.
Почтальонша развернула послание и изрекла:
- Еду. Встречай. Поздравлю лично. И подпись: Вера.
Первое нахлынувшее чувство оторопи сменилось радостью, а потом перешло в тревогу. Чем кормить-поить родную кровинушку, как встречать-величать? Но скорехонько взяла себя в руки и заспешила в дом, на кухню.
Хлопотала, а сама нет-нет, да на дорогу поглядывала.
Как увидела из оконца свою старшенькую, зашлась от радости. Все такая шустрая. Ковыляет, опираясь на палочку, но былая легкость в теле еще чувствуется.
Встретились, обнялись.
- Дай я на тебя посмотрю, Вера.
- Какой была, такой и осталась.
- Скажешь тоже, - засмущалась сестра. – Годы давно не те…
Но Лизе казалось, что сестра нисколько не изменилась. Так же шутлива и улыбчива. Правда, морщин на лице видимо-невидимо. Но морщины – отражение возраста и жизни никак не помеха, было бы здоровье. А оно у обеих старушек присутствовало.
Годить-рядить не стали, за праздничным столом уселись, по рюмочке наливочки выпили, закусили, о житье-бытье заговорили.
- Давно ты в Москву-то перебралась?
- Лет пять назад я дом свой в Коврове продала, - поведала баба Вера. - Одной жить себе дороже. Как Кольчика не стало, так и продала.
- А давай твоего мужа покойного помянем. Хороший был человек.
- Если моего поминать, то и твоего нечего стороной обходить. И тебе на жизнь хороший человек достался.
И старушки помянули своих усопших мужей, а заодно и родителей.
- Как детки тебя в Москве встретили?
- Хорошо. Сын говорит: живи у меня, мама. А дочь на дыбки: почему это у тебя? А у меня что, для матери угла не найдется? Вот так меж ними я и обитаю. Да и как им меня не принимать. За дом я хорошие деньги выручила. Поделила меж ними. Им, молодым, деньги важнее. Пенсии у них сейчас маленькие, а жизнь дорогая. Деньги-то как раз кстати пришлись.
- Не поспешила с деньгами?
- Нет, - заверила сестра, - не обижают меня детки. Ты-то не думаешь моему примеру последовать?
- Ни в коем случае! – горячо запротестовала баба Лиза. – Когда помру, тогда пусть дом сами делят, а я по чужим углам от своих хоромов скитаться не намерена. Да и возраст не для путешествий: то в спину вступит, то ногу сведет.
- Я два года назад упала с лестницы, и кость то ли срослась плохо, то ли уже от старости…
Сестры еще долго обменивались разного рода житейскими сообщениями, детьми хвалились. В разговоре баба Вера неожиданно обратила внимание на правую руку сестры, где на безымянном пальце красовался золотой перстень с крупным рубином.
- Носишь мамкин подарок? – спросила, кивая на драгоценность.
- А как же! – гордо ответила сестра. – А что ты вдруг об этом спросила?
Та замялась.
- Что молчишь, как в рот воды набрала.
- Годы ушли, а в памяти обида живет.
Баба Лиза заерзала на стуле.
- Зачем ты так?
- А по-другому не получается.
- Решение мамы – для нас закон.
- Но я-то рассчитывала, что получу этот перстень. Помнишь, мама говорила, что переходит он по нашему роду к старшей дочери, а отдала тебе.
- Ах, Вера! Напрасно обижаешься. Ты получила от нее в дар и кулон с бриллиантом, и печатку.
- Но не перстень, как должно было быть…
- Неужто, обида в тебе живет? Прошло более пятидесяти лет.
- Такое не заешь, не запьешь. Я старшая. Мне был должен перстень достаться.
- Но твой подарок от мамы дороже.
- Как ты не можешь понять, - возмутилась баба Вера. – Не в деньгах дело, а в любви.
- В любви? - до бабы Лизы не доходил смысл слов, сказанных сестрой.
- Перстень по закону семьи должен был достаться старшей сестре, но мама отдала его тебе – младшей. Выходит, она тебя не только больше любила, но ставила выше меня.
- Глупости! – возмутилась баба Лиза.
- Какие уж тут глупости. Мамка на первое место тебя выдвинула…
В воспоминаниях за разговорами и день прошел.
Утром баба Лиза проснулась первой, посмотрела на часы, отметила: ровно семь. Все как всегда. Она привыкла вставать рано. Сестра еще спала.
Неожиданно баба Лиза почувствовала внутренне беспокойство. Странно. Что такое могло произойти, чтобы вызвать чувство тревоги?
Она огляделась по сторонам, принюхалась, нет ли утечки газа. Казалось, все спокойно. Ее взгляд вернулся к часам на тумбочку. И тут она обнаружила пропажу. На ночь баба Лиза всегда снимала свой перстень – материнский подарок и клала его на вязанную салфеточку у часов. Сейчас перстня на месте не было.
- Как ты могла? – кричала она, расталкивая спящую сестру.
Та спросонок ничего не понимала.
- Нечего дурой прикидываться! – кричала сестра. – Ты специально на мой день рождения приехала, чтобы перстень украсть!
Наконец баба Вера проснулась и вошла в курс дела.
- Да побойся бога, Лиза. Я не брала твоего перстня.
- Нечего оправдываться. Говори, где ты его спрятала?
- Да поверь ты мне, не брала. Вот, на икону крещусь, не брала.
Баба Вера осенила себя крестным знамением.
- Не верю! – возмущалась баба Лиза. – Приехала, называется. Я - то, старая дура, думала, что ты искренне ко мне наведывалась, а ты камень за душой припрятала.
Слово за слово – сестры поссорились, а вскоре принялись колотить друг друга клюками.
От толчка сестры баба Вера упала и стукнулась головой о батарею отопления. Баба Лиза еще раз треснула клюкой по голове поверженную сестру, которая не подавала признаков жизни.
- Ладно, вставай! Будет тебе валяться-то.
Но сестра молчала.
- Что разлеглась. Поднимайся.
Но та – молчок.
Баба Лиза с трудом опустилась на колени, склонилась над распростертым на полу телом и поняла, что сестра скончалась.
Неожиданно взгляд ее упал под кровать, где рядом с железной дутой ножкой лежал злосчастный рубиновый перстень.
- Пропади ты пропадом! – воскликнула баба Лиза и наотмашь маханула клюкой ювелирное украшение.