Дни.
Муравейник. Улей. Песок. На фоне черной вселенной мы выглядим жалко и совсем не звучим.
Волшебные фасолины времени даны нам злым волшебником. Мы сжимаем их в кулачке, как дети, но, увы, съедим после шести.
Весь этот вектор от А до В зеркально неправилен.
Как будто мы входим в открытый рот жирафьей шеи лифта и бурлим у него в горле.
Мы видим в зрачках потертых кнопок обратный отсчет и спускаемся: 7, 6, 5..., иногда останавливаясь и теряя из виду попутчиков, выходящих в белое пространство керамогранита.
Или в деревянные сени. Кесарю кесарево.
Омертвевшие люди в ожившей благодаря им машине. Земное притяжение.
И когда свет начинает играть с тобой, когда теряется ощущение реальности, ты все еще стараешься крепко держать руль, впиваясь в него пальцами до синих жил. Только лифт не делает поворотов. Он несет тебя.
Вниз. Дни.
Муравейник. Улей. Песок. На фоне черной вселенной мы выглядим жалко и совсем не звучим.
Волшебные фасолины времени даны нам злым волшебником. Мы сжимаем их в кулачке, как дети, но, увы, съедим после шести.
Весь этот вектор от А до В зеркально неправилен.
Как будто мы входим в открытый рот жирафьей шеи лифта и бурлим у него в горле.
Мы видим в зрачках потертых кнопок обратный отсчет и спускаемся: 7, 6, 5..., иногда останавливаясь и теряя из виду попутчиков, выходящих в белое пространство керамогранита.
Или в деревянные сени. Кесарю кесарево.
Омертвевшие люди в ожившей благодаря им машине. Земное притяжение.
И когда свет начинает играть с тобой, когда теряется ощущение реальности, ты все еще стараешься крепко держать руль, впиваясь в него пальцами до синих жил. Только лифт не делает поворотов. Он несет тебя.
Вниз. Дни.
Муравейник. Улей. Песок. На фоне черной вселенной мы выглядим жалко и совсем не звучим.
Волшебные фасолины времени даны нам злым волшебником. Мы сжимаем их в кулачке, как дети, но, увы, съедим после шести.
Весь этот вектор от А до В зеркально неправилен.
Как будто мы входим в открытый рот жирафьей шеи лифта и бурлим у него в горле.
Мы видим в зрачках потертых кнопок обратный отсчет и спускаемся: 7, 6, 5..., иногда останавливаясь и теряя из виду попутчиков, выходящих в белое пространство керамогранита.
Или в деревянные сени. Кесарю кесарево.
Омертвевшие люди в ожившей благодаря им машине. Земное притяжение.
И когда свет начинает играть с тобой, когда теряется ощущение реальности, ты все еще стараешься крепко держать руль, впиваясь в него пальцами до синих жил. Только лифт не делает поворотов. Он несет тебя.
Вниз.