Художественный руководитель проекта «Упсала-Цирк» Лариса Афанасьева рассказала в интервью Городу+, как в этом году удивит гостей цирковая секция Культурного форума, о чем поведает зрителям спектакль «Сны Пиросмани», чем современные дети отличаются от советских и почему искусство делает людей лучше.
Новый выпуск программы «Главный+» смотрите на нашем сайте или Youtube-канале.
- Лариса, расскажите, что такое «Упсала-Цирк», как он появился, и чего удалось достичь?
- Цирк существует уже достаточно внушительный промежуток времени. Проект состоялся 18 лет назад, в 2000 году. Идею привезла в Санкт-Петербург студентка Берлинского университета Астрид Шорн. Она приехала на стажировку по социальной педагогике и хотела придумать такую историю, которая могла бы захватить детей. Но не просто детей, а детей, которые оказались на улице. Она пробовала использовать как инструмент театр, но он не вызвал у ребят энтузиазма. Надо отдать ей должное, она не продолжила идти вперед с шорами на глазах и добиваться своего, а подумала, что тогда будет интереснее детям. И когда она взяла в руки мячи для жонглирования, она увидела в их глазах тот самый хороший блеск. Это оказалось инструментом. Мы начали реализовывать свою мечту с абсолютного нуля. Начали искать помещение, создавать команду, думать о методике, о подходе, о том, что важно детям, что важно нашему городу, что важно нашей стране на ценностном уровне. Ну и, в общем, в этом замечательном поиске мы находимся по сегодняшний день.
- Я так понимаю, недавно у вас был очередной премьерный спектакль? Расскажите о нем.
- Это спектакль, который называется «Сны Пиросмани». На самом деле, все наши спектакли происходят не от того, что я хочу чего-то как творческая личность. Они происходят от того, какая вокруг нас жизнь. Два года назад мы задумались над таким вопросом: что подростки думают и чувствуют по поводу людей другой национальности? И столкнулись с агрессией и рядом стереотипов. В принципе, можно было бы ограничиться тем, чтобы повесить у себя в пространстве, например, транспаранты три на пять «Будь толерантным». Но мы решили, что это не очень действенная штука, потому что агрессия продолжает существовать в людях. И мы начали придумывать разные программы. Например, создали такой большой лагерь, куда пригласили детей мигрантов, и сейчас эти ребята занимаются в нашем цирке. Мы начали постепенно выстраивать диалог между ребятами и подумали, что нам было бы здорово познакомиться с другой культурой, оказаться в ней. Проделав большую организационную работу, мы собрали детей и выехали с ними в грузинскую деревню. Не получилось всех, но собралась команда в 50 человек. Оказались среди гор, среди любви, в таком непритворном патриотизме, когда люди говорят: «Мы влюблены в свою страну!». Это такое удивительное, потерянное для нас чувство, которому мы учились заново. Это был творческий лагерь. Мы взяли картины Пиросмани и начали изучать их. Сделали карнавал, сняли маленький фильм и мультфильм по картинам Пиросмани. Много рисовали, много общались, много кушали, много пели. И приехали, наполненные такой большой любовью к Грузии, к Пиросмани, друг к другу, к другим людям. В общем, мы с ребятами решили делать спектакль. Над ним работала большая команда художников, постановщиков, осветителей. И вот, что получилось.
- Сколько детей задействовано в ваших представлениях?
- Вообще в цирке занимаются 70 детей-подростков. Это дети из группы социального риска, а также дети с синдромом Дауна. У каждой группы есть какая-то своя история, своя программа. Сейчас в репертуаре три спектакля, готовится четвертый.
- Вы делите детей на группы – на оленей, тюленей и так далее. Откуда такое разделение и такие названия?
- Это младшая, средняя и старшая группы. Мы начали с ребятами разговаривать, и они сами себя так назвали: «Вот мы хотим быть оленями. А мы – тюленями». И так далее. Это такая самоирония. Нам очень часто звонят и спрашивают: «А есть ли у вас в цирке животные?». Мы смеемся: «Да, есть: олени, тюлени и кто-то там еще».
- Вы 18 лет занимаетесь взаимодействием с детьми. А как они изменились за это время? Чем сегодняшние дети отличаются от детей начала двухтысячных?
- Примерно по ощущениям я могу сказать, что в 2000 году была очень понятная, четкая социальная граница. Есть такие ностальгические разговоры, что в Советском Союзе по разговору на кухне сразу можно было понять, где этот человек, с кем он, кто он – диссидент, комсомолец или еще кто-то. Вот в 2000-х годах, когда дети приходили к нам заниматься, или мы их находили, они жили в подвалах, на чердаках. У них были очень понятные, очень критичные проблемы. С наркотиками, между жизнью и смертью. И нужно было решать их здесь и сейчас. Нужно было помогать очень конкретным способом: накормить, дать медицинское обслуживание, а дальше уже вложить в голову некую мечту или идею. Сейчас, на мой взгляд, границы более размыты. Мы, как общество, находимся в депрессивном и печальном состоянии. И у детей это происходит. Для них ценностные понятия сейчас очень размыты. Градус агрессии, которая существует в обществе, таким же образом существует и в детях.
- Сейчас подростки чаще направляют агрессию в межличностные отношения, чем в социальные?
- Да. Я недавно давала комментарий по поводу выходящей за все рамки агрессии в школе. Мы можем обвинять в этом интернет или еще кого-то, но на самом деле проблема в нас самих. Агрессия становится некой нормой. Для нас вызов заключается в том, чтобы создать для детей условия, где есть доверие и уважение, свое мнение, свое личное пространство, возможность высказаться – через творчество, через некий диалог и так далее. «Я мыслю» и «я могу действовать» – вот это две вещи, про которые в детских институциях вообще обычно не ведется разговор. 70% наших ребят – это дети из коррекционных школ. У них нет навыка говорить, их ни о чем не спрашивают. Поэтому, когда они приходят к нам, у них шок: «Вау, меня кто-то спрашивает, что я думаю?!».
- Я сталкивался с этим, но с более взрослыми детьми. Как-то раз я читал лекцию про влияние медиа. В конце прозвучал вопрос, который меня крайне поразил. Мальчик спросил: «А как сформировать собственное мнение?». Как можно это объяснить, если тебе этого не дали ни родители, ни школа?
- Конечно, это должно формироваться с трех-пятилетнего возраста. Но если не сформировалось, приходится разбираться на месте.
- За 18 лет вы выпустили много поколений учеников. Как эти люди живут дальше? Социализировались ли они?
- Я не знаю, что такое социализация. Я не знаю, социализирован ли человек, который не употребляет алкоголь и не дерется, но испытывает ненависть по отношению к другим людям, и так далее. Но если говорить про наших выпускников, то на них, на их способ мышления цирк точно как-то повлиял. Это такая пружина, которая не дает им садиться в кресло с пультом у телевизора. И есть замечательная вещь, которая меня очень вдохновляет: шесть моих выпускников стали моими коллегами. Молодой человек, с которым мы когда-то познакомились на Гостином Дворе, потому что это была самая большая точка сбора уличных детей, стал сейчас тренером, очень счастливым, улыбчивым человеком, который точно не выйдет к метро, чтобы ненавидеть людей.
- Виды современного искусства в некотором смысле конвергентны, взаимосвязаны. Цирк развивается в этом векторе? Какие цирковые проекты сейчас на гребне?
- Я думаю, что в мире есть замечательная тенденция – цирк становится открытым с точки зрения жизни. То есть уходит эстетика блеска, животных, чего-то такого клубно-гламурного, ресторанного. Цирк идет в изучение мира вокруг. Меня вдохновил шведский цирк, который называется Cirkor. Очень интересный проект – я надеюсь, он приедет в Петербург. Они сделали спектакль, посвященный беженцам после войны. Очень сильный, эмоциональный, документальный спектакль. Это на самом деле жизнь, которая существует сейчас и здесь. И меня радует, когда цирк ее в себе несет. Есть замечательный режиссер Даниэль Финци Паска, у которого другой подход – он рассматривает цирк как театр ласки и любви. И в этом смысле он тоже занимается изучением чувств. Потому что любовь – это не только некая блаженная улыбка на лице. Любовь – это и трагизм жизни. Поэтому у Даниэля Финци Паска тоже очень много интересных вещей. В мире существует множество приятнейших тенденций, но пока они проходят как-то мимо нашей страны. Мы еще находимся в том ностальгическом состоянии, где трюк, наличие слона или льва являются определением цирка. И лично для меня это печально, хотя есть многие люди, которых эта эстетика удовлетворяет. И пусть так будет, но мне кажется, что должно быть много вариантов на выбор – как и в любом другом искусстве.
- Вы руководитель направления социального цирка на Культурном форуме. Расскажите, что ждет в этом году людей, которые заинтересованы в цирке?
- В этом году тема определена как «Карнавалы и уличный театр». И для нас это очень интересно, потому что мы в «Упсала-цирке» проводим семейные фестивали. Наша задача – не просто здорово провести время, а объединить взрослых и детей по одну сторону баррикад, сделать так, чтобы им было интересно вместе. Мы подумали, с кем можно поговорить на форуме в этом смысле. Есть такие замечательные люди в маааленьком городке в Голландии, называются они Bosch Parade. Десять лет назад, в годовщину Иеронима Босха они сделали потрясающую вещь. Группа художников пришла в этот городок и сказала: ребята, у вас тут протекает река – давайте сделаем на ней арт-объекты, посвященные картинам Босха. И любой человек в городе сможет поучаствовать в этом карнавале. У них началась какая-то совершенно потрясающая жизнь. Люди стали придумывать, собираться по вечерам, создавать инженерные конструкции невероятной красоты и очень хорошего качества. Местные жители стали приходить, глядеть на это и впитывать. И что-то с ними стало происходить в этом городе. Фон стал меняться. Мы хотим все время какие-то показатели изменений, положительную статистику. Но очень часто есть какие-то неизмеримые вещи. Например: я родился в семье, у которой дома висит картина или полка с книгами, и я в какой-то момент начинаю считывать это из окружающей среды. Или в моем городе двигаются кораблики с картинами Босха, и я с детства вижу их, а не разбросанные пластиковые бутылки. Естественно, у меня сразу больше шансов вырасти культурным человеком. Происходит какое-то внутреннее изменение. В этот город стали приезжать люди со всего мира, чтобы посмотреть на такую диковинку, на такое изменение. В этом году художественный руководитель Bosch Parade приедет в Санкт-Петербург на Культурный форум. И наша задача – впитать то, что он будет рассказывать. У нас есть большая мечта – выйти за рамки своей уютненькой квартирки и создать в нашем Красногвардейском районе какой-то особенный фестиваль. А у нас действительно очень уютно, мы находимся на территории управляющей компании «Теорема», это потрясающее место с прудом, с красивыми газонами, с белочками и черными лебедями. Это чудо, настоящая сказка, которая реализовалась в жизни. Мы хотим выйти за пределы этих границ цирка в район, где мы живем. Он не всегда наполнен радостью. Я вижу очень много печальных людей. И мы хотим создать для них и вместе с ними такой фестиваль, на котором мы начнем вместе придумывать, что мы хотим. Не я, не правительство, а мы вместе с людьми. Поэтому Bosch Parade будет в рамках форума проводить мастер-класс, на котором мы будем создавать концепции плавучих средств и неких арт-объектов, которые вдруг появятся в нашем районе. Это будут наши первые участники. А вторые – команда фрираннеров из Франции. Это такое направление стрит-арта. Отважные парни, такие рыцари города, которые перемещаются трюковым способом и взрывают эту повседневность вокруг. Подросткам необходим риск, драйв, и они его ищут, но эти ребята смогли это сделать легально. Они создали свою школу, проводят в городе спектакли. Зрители приходят в некую точку и движутся за шоу по улице. Ребята начинают прыгать от одного дома к другому, создавать какую-то тему. Два-три километра длится маршрут, и он заявляет о какой-то проблематике. Мы хотим так же выйти в наш Красногвардейский район. Для того чтобы с нашими друзьями из Франции найти пространство, которое мы сможем наполнить творчеством. Очень часто во дворах как бы нет жизни, нет творчества, стоят грустные детские площадки, на которых никого нет. Люди ходят и не здороваются друг с другом. Но как только меняется что-то в окружении, меняется и отношение людей. У меня в детстве во дворе был такой классный сосед, такой чудак. Он в какой-то момент вышел и построил большой стол. И люди стали выходить и собираться за этим столом. Это было здорово.
- То есть, такой здоровый акционизм получается?
- Мне кажется, любой акционизм здоровый. «Упсала-цирк» на Культурном форуме расскажет про те фестивали, которые мы уже провели, и поделится идеями следующего фестиваля. Это фестиваль нового цирка, стрит-арта и взаимодействия с местным сообществом «Балансировка», который состоится в 19-м году. Президентом этого фестиваля является Слава Полунин. И как раз со Славой мы будем дальше мечтать о том, как это реализовывать.
- Может быть, в двух словах расскажете про этот фестиваль? Что вы планируете сделать, как вы это видите?
- Два года назад мы встретились с группой урбанистов и архитекторов из Франции. Пошли вместе с ними и с нашими детьми по району, чтобы его изучить. И определили те точки, в которые бы хотелось поместить искусство. Мы хотим создать несколько творческих пространств, составить их карту и организовать некое взаимодействие. Например, мы приходим во двор со студентами академии Фортелини из Парижа и проводим мастер-класс. Как в древние времена, когда цирк приезжал на какую-то площадь, где жили люди. Не люди шли в построенное здание, а цирк приходил во двор и менял его. Дети ждали, взрослые улыбались. Мы хотим найти те пространства, которые достаточно грустно выглядят, и привлечь к ним внимание. Потому что там все равно живут люди. Как бы мы ни хотели не замечать этих пространств. И нам, конечно, интересно было бы создать движение каких-то фантазийных плавучих средств на реке Охте. Есть идея создать их уже не по картинам знаменитых художников, а взять, например, картиныработы подопечных петергофского дома-интерната, где есть потрясающие художники, и по их картинам создать арт-объекты.
Новый выпуск программы «Главный+» смотрите на нашем сайте или Youtube-канале.