Оренбуржец Максим Зайцев опубликовал историю немецкой актрисы Каролины Неер, которая родилась в Мюнхене. Как ее жизнь была связана с Оренбургской областью, читайте ниже:
"Мы очень любим красивые истории, которые начинаются в наших городах, по соседству. Но нас гнетут красивые трагичные истории, которые по соседству заканчиваются. Потому что они напоминают нам о собственном равнодушии, жестокости, подверженности дурману бесчеловечных идей, слабости перед системой и яростью толпы. А ведь ровно для того, чтобы на эти наши пороки указать, эти истории и существуют.
Потрясающая, драматическая и трагическая история немецкой актрисы театра и кино Каролины Неер (Карола Геншке) закончилась для меня "по соседству" - в г. Соль-Илецке.
Любимая актриса Бертольда Брехта, звезда немецкой сцены веймарской эпохи, прошла страшный путь от мерзости нацистской, гитлеровской Германии - к мерзости и ужасам сталинской России. Она в равной степени вкусила горечь и кошмар обеих диктатур, продемонстрировав всей своей судьбой, что разницы между ними практически нет. Бежала от гибели в одном тоталитарном болоте - и погибла в другом.
Ее история словно соткана из трагических поворотов, абсолютно киношных, возможных на киноэкране, но, казалось бы, невероятных в реальной жизни. Она прошла все известные сценарные апофеозы классической трагедии: потеря страны, потеря успеха и признания, потеря искусства, потеря любви, потеря ребенка, потеря имени, и, в конце концов, - собственная мучительная гибель в почти полном забвении. Без шансов, без надежд. Ни за что.
"Катарина Каролина Неер родилась в Мюнхене 3 ноября 1900 года в благополучной «буржуазной» семье. Ее отец, Йозеф Неер, играл в оркестре Мюнхенской филармонии и преподавал в младших классах. Мать, Катарина Каролина Циглер, была владелицей винотеки.
Карола Неер играла на сценах Баден-Бадена, Мюнхена, Нюрнберга, Франкфурта-на-Майне. В 1922 году она познакомилась с Бертольтом Брехтом, а в 1924-м стала ведущей актрисой в известнейшем европейском театре «Лобе и Талия» в Бреслау, где, помимо прочих ролей, сыграла в пьесе «Меловой круг», которая имела оглушительный успех. Автором пьесы был Альфред Геншке, писавший под псевдонимом Клабунд, в 1925 году Карола и Клабунд поженились. В их взаимоотношениях всегда присутствовал драматизм: Клабунд был неизлечимо болен туберкулезом и через три года умер на руках у супруги.
Во второй половине 1920-х годов Карола Неер оказывается в самом центре бурной театральной жизни. Снискавшая славу и любовь публики, актриса принимала участие в самых знаменитых постановках того времени, снималась в первых кинофильмах.
После смерти супруга Карола снова сближается с Брехтом, который пишет несколько ролей специально для нее – «агрессивной и будоражащей актрисы стиля модерн», как отзывались о ней критики. Неер играет, играет и играет: Рокси в первой постановке «Чикаго», Полли Пичем в «Трехгрошовой опере», Лилиан Холидей в «Хэппи Энде», Иоанну в «Святой Иоанне скотобоен» и множество других ролей. Критики называли Каролу настоящей народной актрисой, которая несла на сцену свободное дыхание улиц. В отличие от большинства звезд той эпохи, Неер всячески демонстрирует свою эмансипированность: боксирует на ринге, участвует в мотогонках, пилотирует самолет и покоряет Берлинскую радиобашню высотой 168 метров.
Эрвин Пискатор, Карола Неер, Герберт Иеринг и Бертольт Брехт. 1929 год. Архив Академии искусств, Берлин.
В 1932 году Карола познакомилась на курсах русского языка при Марксистской рабочей школе с румынским инженером и коммунистом Анатолем Беккером, который вел занятия. В 1934 году Неер и Беккер переехали в Москву, где к тому моменту уже была довольно большая колония иностранных специалистов, работавших на различных предприятиях страны. Анатоль устраивается работать инженером на Станкостроительный завод им. Орджоникидзе, Карола – на киностудию “Межрабпомфильм”. Она выступала в московском клубе иностранных рабочих, преподавала актерское мастерство актерам-любителям из немецкого театра “Левая колонна” (Kolonne Links), публиковалась в немецкоязычном издании «Центральная немецкая газета" (Deutsche Zentral-Zeitung), выходившем в Москве, а также в «Огоньке», с чьим главным редактором Михаилом Кольцовым и его гражданской женой, немецкой писательницей Марией Остен Карола была хорошо знакома.
В 1934 году у Неер и Беккера родился сын Георг. В том же году Карола вместе с другими известными немецкими эмигрантами подписала воззвание Компартии Германии (КПГ) против присоединения Гитлером Саарской области, за что ее лишили немецкого гражданства. Карола никогда не была членом КПГ, хотя и симпатизировала коммунистам. А через два года, 12 мая 1936 года, арестовали сначала ее мужа, Анатоля Беккера, а через два месяца – 25 июля – и саму Каролу, которая как раз готовилась к съемкам в фильме немецкого режиссера-эмигранта Эрвина Пискатора “Красное немецкое Поволжье”. Полуторагодовалый Георг попал в детский дом и о настоящих своих родителях и их трагической судьбе узнал много позже совершенно случайно, благодаря письму, которое Карола написала в марте 1941 года директору детского дома, и оно сохранилось в архиве детдома.
Каролу Неер, Анатоля Беккера и ряд других немецких эмигрантов обвинили в участии в антисоветской троцкистской террористической организации, в связях с троцкистским центром Эриха Волленберга в Праге и в подготовке покушения на Сталина. В сфабрикованном следствием деле Кароле отвели роль связистки между троцкистским центром в Праге и контрреволюционной организацией в Москве.
Беккер был расстрелян через год после ареста – 31 мая 1937 года, Карола Неер получила 10 лет исправительно-трудовых лагерей. Когда Карола еще сидела в Бутырской тюрьме, она познакомилась там с Евгенией Гинзбург. Вот как описывает Гинзбург встречу с Неер в своих воспоминаниях “Крутой маршрут”:
“Теперь я в большой комнате, битком набитой голыми и полуодетыми женщинами. Черными галками выделяются надзирательницы в темных куртках. Баня? Медосмотр? Нет. Массовый личный обыск вновь прибывших.
– Раздевайтесь. Распустите волосы. Раздвиньте пальцы рук. Ног… Откройте рот. Раздвиньте ноги.
С каменными лицами, точными деловитыми движениями надзирательницы роются в волосах, точно ищут вшей, заглядывают во рты и задние проходы. На лицах одних обыскиваемых женщин – испуг, на других – омерзение. Бросается в глаза огромное количество интеллигентных лиц среди арестованных.
Работа идет быстрым темпом. На длинном столе растет гора отобранных вещей: брошки, кольца, часы, сережки, резинки, записные книжки. Это ведь москвички, арестованные только сегодня. Они только что из дома, и у них много всяких милых мелочей. Им еще тяжелее, чем мне. У меня бесспорное преимущество – полугодовой опыт и то, что мне уже нечего терять.
– Одевайтесь!
Ко мне вдруг подходит молодая девушка, почти девочка, с коротко остриженными «под мальчика» волосами.
– Вы член партии, товарищ? Не удивляйтесь, что я спрашиваю об этом здесь. Мне по вашему лицу кажется, что вы коммунистка. Ответьте, мне это очень важно. Да? Ну вот, а я комсомолка. Катя Широкова меня зовут. Мне 18 лет. Я не знаю, как себя вести. Посоветуйте. Смотрите, вон та немка спрятала в волосы несколько золотых вещей. Должна ли я сказать надзирательнице? Я просто теряюсь. С одной стороны, донос – это противно. А с другой – ведь это советская тюрьма, а она, может быть, настоящий враг?
– А мы с вами, Катя?
– Ну, это, конечно, ошибка. Лес рубят – щепки летят. Я уверена, что выпустят. Но страшно трудно решить, как вести себя вообще и вот в данном случае…
Я смотрю на женщину, указанную Катей. Вижу лицо необычайно нежной красоты и обаяния. Потом я узнала, что это была известная немецкая киноактриса Каролла Неер-Гейнчке. Вместе с мужем-инженером она приехала в 34-м году в СССР. Два колечка, удачно спрятанные от бдительных очей надзирательницы, были памятью о муже, которого она считала уже мертвым. Ловким движением актрисы, часто снимавшейся в приключенческих фильмах, она сумела спрятать две золотые вещицы в золотом изобилии своих волос.
Милая, забавная мордочка Кати Широковой устремлена на меня с требовательным вопросом.
– Вам хочется получить директиву, Катюша?
– Ну, хотя бы в данном случае. Вот с этой немкой…
– Знаете что, Катя… Поскольку мы голые сейчас, и в буквальном и в переносном смысле слова, то, я думаю, лучше всего будет руководствоваться в поступках тем подсознательным, что условно называется совестью. А она вам, кажется, подсказывает, что донос – это гадость?
Так были спасены два колечка Кароллы Гейнчке. Впрочем, ненадолго, как и сама Каролла”.
Позже, уже в пересылке, в “столыпинском вагоне”, Евгения Гинзбург вновь встретила Каролу:
“–Ах, геноссин, вир зинд дох беканнт…
Карола Нейер с сыном Георгом. Москва, 1934. Из «Arbeiter Illustrierte Zeitung»,1935 (Прага).
Я сразу узнаю золотоволосую немецкую киноактрису Кароллу Неер-Гейнчке, ту самую, которая прятала свои золотые вещички во время того памятного первого бутырского обыска. Каролла за это время очень изменилась. Потускнело темное золото волос, у рта обозначились тонкие скорбные морщинки. Но она стала еще обаятельнее, чем прежде. Лицо белое как слоновая кость, без малейшего намека на румянец, детская улыбка, грустные темно-желтые янтарные глаза.
Приговор Кароллы был повторением моего. Только ей, конечно, было в тысячу раз хуже моего, потому что вдобавок ко всему она еще была без языка. В камере, куда она попала, никто не говорил по-немецки.
И теперь, вспомнив несколько случайных фраз, которыми мы с ней обменялись во время первой встречи, она не нарадуется, что нашла собеседницу, хотя и с ошибками, но говорящую на ее родном языке.
Она ничего не знает о муже. Но точно уверена, что его уже нет. Оно не обманывает, это ощущение неотвратимого вечного одиночества, которое у Кароллы теперь всегда вот здесь… Она показывает не на сердце, а на горло”.
Бертольд Брехт тщетно пытался помощь Кароле. Он написал письмо Леону Фейхтвангеру, в котором просил заступиться за актрису перед Сталиным. Но эта попытка заступничества не увенчалась успехом. Карола Неер более шести лет провела в разных тюрьмах: в Бутырке, Ярославле, Владимире, Орле. Она скончалась 26 июня 1942 года в Соль-Илецкой тюрьме во время пересылки в Тобольск от тифа.
Карола Неер и Анатоль Беккер в 1959 году были полностью реабилитированы за отсутствием состава преступления".
«Возьмите сколь угодно красивую женщину и дайте ей пройтись по сцене. Она будет спотыкаться о свои собственные ноги и мысли. Она выпала из своей стихии, она – как рыба на суше. Но мы, актрисы, попадаем в свою стихию лишь на сцене, а спотыкаемся мы только в жизни», – говорила Карола в одном из своих интервью в 1927 году, еще на родине.
Георг Беккер в соль-илецкой тюрьме рядом с камерой, в которой содержалась его мать в 1942 году. Фото 1990 года. Коллекция семьи Беккер.
Сын Георг узнал о своей настоящей матери и ее судьбе только благодаря чудом сохранившимся ее письмам директору детского дома, где он содержался".
Орен1 - Важные новости Оренбурга
Поставьте лайк и подпишитесь на канал!