Жил в некоторой «системе» курсант, и звали его Дима Лызин. В эту «систему» он попал из другого ВВМУ, разогнанного при обретении суверенитета одной из прикаспийских республик бывшего СССР.
Что за «система», где располагалась? На Балтике, скажем так. Командовал «системой» добрый и славный человек, бывший «лодочный комдив», при взгляде на которого становилось непонятно, а как собственно, при таких своих личных качествах ему удалось в нашем ВМФ дослужиться до комдива. Был он невысокий, плотный, седенький, носил очки, сквозь которые поглядывал весело на местных «ахиллов» и «аяксов», «ломающих копья» в пререкании друг с другом на советах училища. Он вмешивался в их споры и конфликты минимально, точечно, позволяя родиться истине, и не допуская «выплескивания ребенка» вместе с грязной водой.
При нем училище пустело после 17.00., курсанты с третьего по пятый курс уходили в увольнение, офицеры «смывались» вслед за ними. И всем было хорошо.
В это трудно сейчас поверить, но продукты, полагающиеся старшекурсникам в ужин, не разворовывались в МТО и на камбузе, а выдавались курсантам в конце месяца по их желанию сухим пайком или деньгами. Выгоднее было брать сухим пайком, продукты в городских магазинах были дороги, и старшекурсники в конце каждого месяца уходили в увольнение к своим матерям, женам, тещам и подругам с вещевыми мешками, в которых весело позвякивали тушенка, сгущенка и рыбные консервы. Курсанты начальника любили, называли его ласково «дедом», «ахиллы» и «аяксы» - недолюбливали, величая презрительно – снисходительно «пластилиновым мишкой».
А Дима Лызин «в ус себе не дул», учился он хорошо, вниманием девушек не был обделен, в увольнение ходил регулярно, и жизнь казалась конфетой.
Но подул неожиданно холодный ветер и сдул «пластилинового мишку».
Началось все с одного «экстремала» в курсантских рядах. Делая постоянно приборку в тире, увидел он своим сметливым глазом, что пистолеты Макарова, используемые для выполнения стрелковых упражнений, убираются затем в сейф, открыть который умному человеку, вроде него, ну как «раз плюнуть».
Пропали пистолеты из сейфа, громкое вышло дело, в Москву пришлось докладывать. Приехавшие из «конторы» «особые ребята», надо отдать им должное, быстро нашли и пистолеты и «ухаря».
«Зачем ты это сделал?» - спросили они его, любопытные.
«Хотел проверить на прочность «систему», и нашу, и вообще» - ответил он им, обнаженно правдивый.
«А-а-а» - сказали «особые ребята» - « ну теперь понятно».
Может быть, вследствие этих нелепых событий, а, может быть, потому, что «возраст подошел», наш горячо любимый «дед», без помпы и почестей уволился в отставку и переместился на должность кадровика в городскую мерию. У нас появился новый начальник. Его послужной список озвучили на очередном совете училища: все должности от «групмана» до командира крейсера и пом. командующего по строевой. Внешность запоминающаяся: грудь колесом, холодные голубые глаза навыкате, сивые запорожские усы.
И сказал он на совете училища: «Есть поговорка о том, что армия баранов, которой руководит лев, сильнее армии львов, которую возглавляет баран.
Надеюсь, что вы позволите мне быть львом?» В зале стало тихо. Все потрясенно «переваривали» услышанное. Нам предлагалось стать баранами.
И пошло, и поехало…В считанные дни он превратил «систему» в крейсер, поставленный на рейд. Всех посадили на карантин, потом на оргпериод. Дискотеки в училище были отменены «раз и навсегда». Увольнения из правила превратились в исключение из правил. Деревянный крашеный заборчик, ограждающий училище со стороны пустыря, он в одночасье снес и заменил трехметровой бетонной стеной. Над ее сооружением работяги, не покладая рук, трудились неделю. Курсанты его дружно возненавидели. Училищные нижних и средних чинов мужи, при упоминании о нем в разговорах, вертели у виска пальцем. «Аяксы» с «ахиллами», синхронно присев на корточки, изобразили «КУ», аналогично «пацакам» из «Кин-дза-дза» и превратились в баранов с колокольчиками.
Кончилась вольница с самостоятельными спортивными занятиями старшекурсников в спортгородке вместо физзарядки. С пятого по первый курс все бегали строем, нарезая круги от КПП училища до росшего возле учебного корпуса «баобаба», и опять до КПП, и опять до «баобаба», и так семь раз. У направляющего каждой роты на груди висела тряпичная бирка, завязывающаяся с помощью лямок. На ней был указан номер роты. Командиры рот, дежурная служба училища и факультетов, растянувшиеся в цепочку для контроля на всем протяжении пробега, довершали картину. А он со своего балкончика созерцал этот театр абсурда.
Первыми на открытое сопротивление решились пятикурсники. О том, что готовится «акция», я узнал от Димы Лызина. Курсанты пятого курса, все, как один, написали рапорта о том, что в соответствии со статьями Закона о воинской службе№№…и статьями Устава Внутренней службы№№…им, как контрактникам, положено ежедневное увольнение, которое они требуют предоставить. Еще они потребовали встречи с начальником. Встреча состоялась. «Так вы, что же, служить не хотите? Зачем тогда сюда шли?» - сказал им он. «Увольнений не будет, так и передайте своим мамочкам и дамочкам. В Законе, видите, сказано: «График увольнений – по согласованию с командованием училища. По согласованию, ясно вам? Кому не ясно?» Всем стало ясно. «Кормят вас, говорите, плохо? Не хватает?» - продолжил он – «неправда, позавчера сам лично приказал выбрать с флотских складов всю наличность по перловке, сухой картошке, китайской тушенке, комбижиру и яичному порошку». «Сахара вам не дают? И не будет сахара. Заменим галетами и сухофруктами». «Творожок в буфете некачественный? Да, действительно, покупал я его своей собачке, жрать не стала. Берите пример.» Больше вопросов уже ни у кого не возникло. После собрания пятикурсники сказали четверокурсникам: «Нам полгода осталось, потерпим как-нибудь. А вы е…тесь с ним, как хотите». Рассказывающий мне все это Лызин дрожал от возмущения.
Я достал с полки «Тараканище» Чуковского (младшему сыну на ночь читаю) и процитировал Диме: «Ехали медведи на велосипеде, а за ними кот – задом наперед…волки на кобыле, псы – в автомобиле, зайчики в трамвайчике,
жаба на метле. Едут и смеются, пряники жуют». Это курсанты идут в увольнение при старом начальнике училища, пояснил я Лызину, Дима начал нервно хихикать.
«Вдруг из подворотни – страшный великан, рыжий и усатый ТА-РА-КАН»
(Новый начальник- обладатель тараканьих усов) – продолжаю я цитировать Чуковского, - «Звери задрожали, в обморок упали…бедный крокодил жабу проглотил…а слониха, вся дрожа, так и села на ежа…а он между ними похаживает, золоченое брюхо поглаживает». Хохочем с Димкой. «Да, говорит, похоже на наше совещание. Вот тебе и детская книжка!» Отбирает у меня «Тараканище» и сам читает вслух: «Бедные, бедные звери, плачут, рыдают, ревут! В каждой берлоге, на каждом факультете злого урода клянут». Про факультеты он ввернул от себя и про урода – тоже.
К уроду мы привыкли. К нему бесполезно ходить с каким-то своим вопросом. И вопрос не решишь, и на неприятность нарвешься. Все старались обходить его стороной, а он, похоже, именно этого и добивался.
Так уж совпало, что в этот период времени на страну в целом и на «систему», как ее часть, обрушилось дикое безденежье. Задолженность по зарплате достигла трех месяцев. Курсантам проще, тем, у кого «ни детей, ни плетей». А женатым как быть? Одного такого вынули из петли. Как быть офицерам? У них семьи, и нет другого источника дохода, кроме службы. Помереть голодной смертью не давали, подкидывали то паек, то квартирные, то квартальную премию, а зарплату не платили. Кто-то жил «с огорода», кто-то распродавал имущество, кому-то помогали родители, кто-то подсаживался за стол к курсантам. Некоторые ходили в приемную, заламывали руки, кричали, что у них дети, пока не поняли бесполезность попыток.
Сам он деньги получал регулярно, «подкидывал» «аяксам» с «ахиллами», а остальным говорил на совещаниях и построениях: «Не устраивают условия службы? Пишите рапорта. Здесь никто никого насильно не держит». То же самое нам каждый день кричал начфак, но у него хоть рожа краснела. И было видно, что ему стыдно.
А в учебном корпусе открылись сразу три магазинчика. В них много чего было, в том числе свежий творожок, которого не побрезговала бы отведать собачка. Я даже порадовался за рост нашего училищного сервиса, пока не сообщили на ушко, чьи это торговые точки. Две принадлежали непосредственно ему, третья – одному из «аяксов».
Таракану понадобилась квартира. У него была, правда, трехкомнатная в военном порту, но ездить было далековато. Квартиру он отдал зятю и получил четырехкомнатную в городе, в новом доме, на себя, жену и собачку. Очередь из многодетных, больных и увечных была отодвинута в сторонку. Недели две наше МТО делало в этой квартире ремонт, столярная мастерская лоджию остекляла. Но тут подвернулась вообще сказочная квартира на проспекте, в суперэлитном доме и мичман из жилкомиссии стал бегать по очередникам с предложением перебираться в отремонтированную адмиральскую, с условием выплатить Хозяину две тысячи баксов за «евроремонт». Таких среди льготников не нашлось, все без копейки сидели.
Далее по нарастающей…понятно, чья дочка, не имеющая к училищу никакого отношения, стала кататься в Москву и Питер по своим делам, но по училищным воинским перевозочным документам, за счет государства, то есть.
Два отставных полковника «за долю малую» писали «большому ученому»
кандидатскую диссертацию. Машинописное бюро ее печатало, а чертежное – рисовало чертежи и схемы. Приезжавшего на отдых из Москвы научного руководителя парили в баньке в дивизионе учебных катеров, устраивали ему катерные прогулки по акватории, возили на острова, где жарились шашлыки, проливались коньяки и провозглашались тосты.
В те поры встал вопрос обучения в училище на четвертом факультете не то
внуков адмирала Плешанова, не то племянников адмирала Саканотова. Но четвертый факультет образован недавно и размещен в наспех отремонтированном старом здании, освободившемся после сокращения первого факультета. Негоже высокородным отпрыскам жить в старых помещениях с осыпающейся на голову штукатуркой и с фановыми системами, периодически освежающими потолки и стены, а также подвернувшихся обитателей находящейся в них субстанцией.
Принятое решение было проникнуто ублажением «тараканов» и презрением к «муравьям», которых в какой муравейник ни пересели, они продолжат в нем копошиться. Отличное, недавно выстроенное и обустроенное несколькими выпусками курсантов третьего факультета, жилое помещение красовалось в центре училища. Надо было только выкинуть оттуда хозяев. И началось великое свершение. Таракану предлагали подождать до лета, когда пятые курсы выпустятся, четвертые в плановом порядке переселятся из казарм в общежитие, а в остальных ротах командиры подготовят документы и просто передадут друг другу по актам помещения и имущество. Но у тараканов своя логика. На три дня остановили учебный процесс и началась таскотня кроватей, тумбочек, шкафов и прочего барахла из кандеек и баталерок двумя встречными потоками. Сколько при этом разбили, потеряли и уворовали всякой всячины, об этом ни в сказке сказать, ни пером описать. В двух корпусах курсанты рвали со стен фотообои, купленные за свои деньги, и наклеенные своими руками, вытаскивали замки из дверей и вырывали розетки «с мясом». На третьем факультете озлобление было всеобщим. Курсанты объявили голодовку.
Начфак-3, жилое помещение которого считалось лучшим в училище и факультет – лучшим, смахивая рукавом шинели скупую мужскую слезу, умоляя, упрашивая, взывая к здравому смыслу, переходил в столовой от роты к роте и просил голодовку прекратить. Знал он, что бесполезно жаловаться на тараканов тараканам. И еще знал он, что «здесь никто никому не нужен, и, если потребуется, всех выставят за ворота и новых наберут». Начфак-3, человек авторитетный среди курсантов, голодовку прекратил. А таракан, полный великих дум, наблюдал движение муравейника, похаживая по балкончику перед своим кабинетом. Однажды ночью ему побили стекла. Он снял дежурного по училищу, установил жалюзи на окна и выставил под балконом охрану из ДП и ПП. Переселение закончилось в срок. Бодрый доклад в Москву о готовности к принятию элитных детишек прозвучал, но приезд не состоялся. Они осчастливили собой другое ВВМУ. Труд тараканий, тем не менее, не пропал даром. Стали поговаривать о переводе великого флотоводца в Москву, в аппарат Зам. ГК ВМФ.
Надвигалось новое свершение – дальний поход с участием этого самого Зам. ГК. Это был великий поход. По продолжительности и количеству заходов в иностранные порты он, пожалуй, не знает себе равных: Англия, Франция, Испания, Португалия, Дакар, Кейптаун, Абу-Даби. Все только завистливо вздыхали, узнавая подробности заходов. Денег истрачено и сожжено топлива было столько, что два года ни о каких походах во вмуз-овской системе не было слышно. Курсанты «дальние походы» в училище на плацу «отрабатывали».
Поход закончился. Было ясное майское утро, когда, золоченое брюхо поглаживая, насекомое появилось на торжественном построении училища. Подобострастно изгибаясь, зам. по науке (не то Булкин, не то Крендель, не помню уже) вручил таракану удостоверение кандидата военных наук. «Пригодится» - усмехнулось чудище, запихивая удостоверение в карман. Не пригодилось.
Финал этой фантастической истории у Чуковского описан так: «Из далеких из полей прилетает воробей…взял и клюнул таракана, вот и нету великана. Поделом таракану досталося, и усов от него не осталося». Не знаю, какая птица его клюнула, но крепкого пятидесятилетнего мужчину с холодной улыбкой и наглыми глазами навыкате скрутило в пару месяцев. Рак горла его задушил. Не помогла ни химиотерапия, ни облучение, ни какие-то привезенные зарубежные лекарства. Почерневший, лежал он в своей новой квартире, откуда так и не успел переехать в новейшую, и с кровати пытался руководить училищем, требуя к себе то кадровика, то начмеда, то начфина. Все это тянулось, тянулось и оборвалось.
Похороны были необычайно торжественными и пышными. Съехалось столько «волг», белых и черных, что все пространство между учебным корпусом и столовой было ими заставлено. Мне выпало постоять десять минут с повязкой на руке возле гроба с телом. Смотрел в лица курсантов, шеренгой проходящих мимо и видел в них удовлетворение.
Рассказ закончен. Старожилы училища подтвердят, что все, о чем здесь написано, примерно так и было. Может быть, даже добавят несколько сочных деталей, мною упущенных. Некоторые скажут: « Зачем так о покойнике? О них или хорошо, или ничего». Но изложенные факты сами по себе ни хороши, ни плохи, а только в нашей оценке. Любой опытный администратор без труда докажет, что черное является на самом деле белым и наоборот. Так пусть лучше будет «много хорошего», чем «ничего» в жизнеописаниях тараканов. Надо их…описывать, как они того заслужили. Да, забыл сказать, на похоронах встретил бывшего начальника училища, нашего «деда». Он, в старом адмиральском плаще без погон, в кожаной кепке, прогуливался возле столовой. Мы поздоровались, и он улыбнулся через очки заговорщически.
А Дима Лызин благополучно выпустился, служил на ЧФ, теперь на Балтике служит.
11 января 2008г. Автор Юрий Колесников