Однажды Меюша решил, что он птица. Обычная, пятидесятикилограммовая птица. Пушистый птеродактиль, блин. Враз отказавшись от своей породы, с крайним тщанием следя за залетевшей в дом мухой, он лелеял охотничьи инстинкты.
И все бы ничего, если бы Меюша не жил в заботливо обставленной квартире, где кругом были расставлены фотографии, вазы, светильники и прочая радующая женский взгляд легкобьющаяся красота. Сашина мама, полковничья жена, помотавшаяся по гарнизонам, очень ценит уют.
-Понимаешь, - говорит она мне, - у нас ведь ничего не было. Один ковер. Я его по всему Союзу на своем горбу таскала. Бросить в багаж не могла, носильщикам не доверяла. У мужа все солдаты знали - по субботам раз в два месяца он выбивает ковер. Ни учения, ни смотры, ничто не могло этого изменить. А когда мы в Москву переехали, я получила свой дом. Ты не представляешь какое это счастье! Закрыть дверь, поклеить обои и знать, что он твой навсегда.
У нее действительно очень хорошо. Занавески с мелкими цветочками, кресла у окна и пахнет пирогами. Я приезжаю к ней иногда помолчать и понюхать. И мне становится легче.
Меюша тоже очень ценил мамину хозяйственность и тягу к уюту. Шутка ли, ему и попонок навязали, и мисочки фарфоровые купили, именные, между прочим, и даже раз в неделю разрешали спать в ногах. Не на кровати, конечно, рядом. На кровать Мейдар допускается только если папа уезжает в командировку. А это, к огромному собакиному горю, происходит нечасто. Но у кровати был постелен мягчайший коврик и положена подушка.
Единственное, что смущало покой мастифа - это вазы. Пес совершенно не понимал, почему он не может катать их по полу лапой и с громким бздемсом забивать гол папе под ноги. Однажды он, конечно, попробовал. Попа болела еще два дня. А уж оскорбленное достоинство...
Но в тот день папы дома не было. Была только муха. Наглая крылатая сволочь села на мамину вазу! Немыслимой красоты вазу, которую дядя Юра, обливаясь потом, на своих плечах привез из Красноярска. Полуметровое произведение советского искусства, раскрашенное павлинами, гордо венчало комод в гостиной. В вазе стояли засушенные колоски и цветы, и Мейдару строго-настрого было запрещено приближаться и к вазе, и к комоду. Но муха так смотрела, так смотрела. Любой бы пошел защищать семейную собственность!
Разбежавшись мастиф подпрыгнул и взлетел как раз на уровень той самой вазы. Наверное, в мечтах у него завязывался серьезный бой с мухой, из которого он выходил торжествующим победителем. На деле тушка мастифа радостно приземлилась лапами на комод, пошатнула его вместе с вазой и на пол падала уже крепко стоя на той самой вазе.
Разумеется, ваза не выдержала напора лап и раскололась, оставит осколок в нежной песьей подушечке. Меюша взвыл и загцевал по комнате, гордо утрамбовывая пузом колоски и сухие цветки. Те послушно застревали в длинной шерсти. На звон и лай пришла заранее рассерженная тетя Оля. Окинув взглядом полуразрушенную гостиную, кровавые следы от лапы на бежевом ковре, она спеленала обиженного мастифа и вручила его сыновьям со словами:
-Должны будете! Театр как минимум!
Сыновья были готовы на все, лишь бы им позволили просто возвратиться домой. И повезли раненного бойца к ветеринару.
-Знаешь что я делаю? - позвонил мне злющий Саша, - стою в предбаннике ветеринарки и вычесываю этого дурака! Все цветы застряли в шерсти на животе, сейчас не вычесать - потом только выстригать! А дома я не могу, если мы там в ближайший месяц намусорим, нас вычеркнут из завещания! И знаешь что я понял? Хорошо, что коровы не летают!