Тигайна воистину была милостива к нему. За несколько кусочков щетки он купил серебряный самородок с телячью головку. К осени Кингар вывез в город столько перстней и кулонов из берилловой щетки, оправленной в серебряное кружево, что выручки за них достало бы и его детям, если бы они у него были. Можно было даже не продавать камни – но он все-таки продал их, оставив только два. Тот, что был близнецом потрескавшегося берилла, и один из тех, что помельче. Маленький берилл Кингар любовно огранил и отвез туда, где нашел желвак с драгоценным нутром. Он оставил его в шахте, в нескольких шагах от входа – дальше идти не рискнул, не надеясь на свои слабые ноги. Поклонился, поблагодарил благодетельницу Тигайну, и вернулся домой.
Вообще-то Самоцветная Змея никогда не требовала ответного дара, но любой горняк знал: если бедность вынуждала человека полностью продать подаренную ею добычу, с нищетой он расставался навсегда. Но если оказывался излишек, и все равно пускался на прибыль ради прибыли, а не на доброе дело, нежданное богатство могло развеяться прахом так же стремительно, как пришло. Потому при нежданной удаче горные мастера старались либо отдарить саму Тигайну, либо помочь кому-то, кто был в нужде. Бедняков особых в деревне Кингара не было, и камень он решил вернуть хозяйке – пусть отдаст его тому, кому он нужнее.
Со вторым камнем ничего не выходило. Его Кингар решил оставить себе – то ли на черный день, то ли в память о встрече с эльфом и его уроке – слушать душу всего, чего коснулся. Мастер и сам не смог бы объяснить, зачем ему этот камень. Сердцем чуял – так надо. Долгими осенними вечерами он часто брал берилл в руки, но не приступал к огранке. Он хотел, чтобы камень сам рассказал ему, каким он желает стать. Но дивный самоцвет молчал. Кингар откладывал его в сторону, чтобы спустя время снова взять, грел в ладони, всматривался в совершенную гармонию граней.
Камень молчал…
Кингар стал известен, теперь ему уже не приходилось рыться в отвалах в поисках камешка, которым пренебрегли сотню лет назад. Лучшие самоцветы богатые люди везли к нему, чтобы потом гордо выставлять напоказ работу Кингара. Он не отказывал никому, потому что просто сидеть на мешке денег казалось ему кощунством. Он никогда не назначал цену своей работе, брал столько, сколько дадут – теперь он мог себе это позволить. Впрочем, давали все равно много: знать словно соперничала не только в красоте, но и в стоимости работы.
Кингар неожиданно обнаружил, что стал желанным женихом – теперь его увечье никого не волновало. Впрочем, томные взгляды, адресованные не столько ему, сколько его богатству, не волновали его, к великому огорчению деревенских красавиц. Избегая их внимания, он снова стал уходить в горы. Как знать, не надеялся ли он встретить там того, кто научит его слушать душу не только камня, но и человека?..
В одно из таких странствий, бросив кобылу пастись на травянистом склоне, Кингар спустился к ручью в распадке. Говорливые струйки играли в прятки среди камней, и он присел на плоский камень, машинально перебирая мокрый галечник. В ладони мягко затеплился агат, потом еще один. Гранильщик залюбовался тончайшим рисунком полосок, снова склонился над ручьем. Вскоре рядом с ним выросла горка агатовых галек, вполне достаточная, чтобы сделать из них убор впору и королеве. Увлеченный своим занятием, он не услышал тихого шелеста шагов.
- Зачем тебе эти камни? – спросил тихий женский голос. – Это ведь простая галька. Может, ты волшебник и можешь превратить их в сыр?
Он обернулся и увидел бедно одетую девушку, с искренним интересом изучавшую его добычу.
- Ты пастушка? – спросил он вместо ответа.
- Откуда ты знаешь? – удивилась она.
- А я правда волшебник, - рассмеялся он. Ему вдруг стало удивительно светло и легко на сердце. Эта девушка была похожа на агатовую галечку – такая же чистая, свежая, с таким же нежным рисунком… души. – Не бойся, я добрый волшебник. Хотя, если честно, то вон там я вижу твою отару, а твои руки пахнут овечьим сыром. Камни я в сыр превратить не могу, но если через месяц ты придешь сюда, я покажу тебе, что это не простая галька.
Доверчиво улыбнувшись, девушка присела рядом и взяла в ладошку несколько камней.
- А они красивые, оказывается, - сказала она удивленно. – Я каждый день пою здесь овец, но никогда мне не приходило в голову, что простой камень может быть красивым. Ты правда волшебник.
- Приходи через месяц, - сказал Кингар, с трудом поднимаясь на ноги. – Обещаю, тебе понравится то, что ты увидишь.
- Ой, - сказала она. – А что с тобой такое?
Собирая свою добычу, он опасливо покосился на пастушку, боясь увидеть в ее глазах уже привычную брезгливую жалость. Но девушка смотрела на него с искренним сочувствием.
- Я попал под обвал, – нехотя отозвался Кингар. – С тех пор я почти не могу ходить.
- Тогда обязательно приходи через месяц, - решительно тряхнула она волосами. – Я успею приготовить лекарство. Хуже тебе не станет, а вот лучше стать может. Мы, овечьи пастухи, многое знаем о душе трав.
Свистом подозвав лошадь, мастер взобрался в седло, помахал девушке рукой и поехал домой. Ему уже не терпелось приступить к работе. Он так давно не делал ничего просто так, для души! Этой милой пастушке с ясными глазами и задорно вздернутым носиком так пойдет агатовое ожерелье!..