Ногайцы-карагаши сами не уверены, ногайцы они или карагаши
В существовании ногайцев-карагашей сомневаются даже сами представители этого народа. Социолингвист Фёдор Алексеев рассказывает, как карагаши видят свой язык, культуру, прошлое и настоящее, в котором после очередного переселения они застряли между родными сёлами и городскими окраинами. Астраханская область — один из самых многонациональных регионов России. В центре Астрахани купеческий модерн и ночные клубы перемежаются восточными базарами и мечетями, а в сельских районах области этнические русские зачастую и вовсе в меньшинстве. За счёт преимущественно русских городов они составляют около 61% региона, но и этот процент ниже, чем во всех остальных областях, и даже чем во многих республиках. Кроме русских здесь живут сто пятьдесят тысяч казахов (15% от жителей области, указавших национальную принадлежность в последней переписи населения), шестьдесят тысяч татар (около 6%), примерно по 1% азербайджанцев, чеченцев, калмыков, ногайцев, украинцев.
Помимо крупных, «признанных» народов, имеющих свои государства или автономии за пределами Астраханской области, есть и небольшие, которые живут только на Нижней Волге. Они редко упоминаются даже в научной литературе, а в государственном дискурсе, кажется, не считаются отдельными народами, поскольку не выделяются в переписях населения. Один из них — карагаши.
Их ещё называют ногайцами-карагашами, астраханскими ногайцами, татарами-карагачами и кундровскими татарами. Такое количество названий уже говорит о том, что эта общность не имеет чёткого определения и единой оформленной идентичности. Сложно сказать, сколько сейчас карагашей в Астраханской области. Большинство указаны в переписи как ногайцы, но некоторые назвались татарами или казахами. Этнограф Жаныл Скрыльникова в 2008 году писала, что их около десяти тысяч, но можно только гадать, насколько это соответствует реальности. Несколько столетий назад карагаши, сражавшиеся против господства калмыцких ханов, перекочевали с Северного Кавказа в астраханские степи. В ХХ веке при коллективизации им пришлось сменить кочевой образ жизни на оседлый, хотя жить на одном месте они не привыкли и вести хозяйство в таких условиях не умели. В 1930-х годах кочевавших по полупустыням к северо-востоку от Волги карагашей силой «посадили на землю», переселив в несколько десятков небольших аулов. Карагаши осели на пустынные земли вокруг реки Бузан у нынешней казахской границы, за чем последовали несколько лет голода. Нынешнее поколение ногайцев-карагашей сходится на том, что главная трагедия их народа произошла совсем недавно. В девяностых эти аулы, окружавшие Астраханский газоперерабатывающий завод, начали расселять из-за обострившейся экологической ситуации. В 1993-м астраханская администрация и компания «Газпром» начали возводить для карагашей неподалёку практически новый город с кинотеатром, гостиницей, мечетью и культурным центром. За несколько лет часть проекта реализовали, построив несколько новых улиц на окраине села Растопуловка, где до этого жили татары, казахи и русские. Кинотеатра и гостиницы в селе нет до сих пор, но это не главная проблема — на всех карагашей в Растопуловке места не хватило, и большая их часть оказались в тесных квартирах многоэтажек в микрорайоне имени Бабаевского, окраине Астрахани с криминальной репутацией. Кого-то поселили в русском посёлке Красный Яр, а некоторые, несмотря на экологические проблемы, остались в родных аулах.
Ногайское село Татарская Башмаковка. Вопреки названию села, живут здесь в основном ногайцы.
Фото: Фёдор Алексеев
— Я родился уже в городе, на Бабайке (микрорайон Бабаевского. — Примеч. авт.), но в первые годы моей жизни многие родственники ещё оставались в [теперь расселённом карагашском ауле] Куянлы, — рассказывает двадцатипятилетний карагаш Эльмир, попросивший изменить его имя. — Мы ездили туда с мамой каждое лето, иногда и на Новый год бывало. Очень хорошее село было, дружное — всего двести человек. По улице идёшь — все здороваются, улыбаются, угощают чем-то. Даже собаки на меня не лаяли никогда, узнавали. Не то что другие аулы: вот Джанай — там все подозрительные какие-то, злые. У нас была река — я очень любил там гулять, когда был маленький. А за аулом во все стороны степь, пустыня. По Куянлам я очень скучаю: там все свои были, и я там свой был. С бабушкой по-нашему говорил, хорошо понимал, а сейчас всё забыл. Какой я теперь карагаш? У нас у всех так: мы теперь городские, без языка, без веры, без культуры. Вот мой брат говорит, что он мусульманин, верующий, но постоянно пьёт, курит. Может, и хорошо, что нас переселили, квартиры дали, — раньше-то дома старые были, без ванны, без душа, крыши у многих текли. Но там мы жили по-своему, а теперь никак не живём: не выходит ни по-ногайски, ни по-русски, ни по-казахски. Да и разбросало нас сильно: кто на Бабайке, кто в городе, кто в Растопуловке, в Сеитовке много, есть и такие, кто не хотел уезжать, старики — кто в Кунялах и Айсапае остался, там есть пара домов. Вот так этнос распадается из-за Газпрома.
Дома, построенные в Растопуловке для переселенцев из аулов в зоне экологической опасности.
Фото: Фёдор Алексеев
Мария Даутовна из Растопуловки с традиционной карагашской гармошкой.
Фото: Фёдор Алексеев
Рамиль Ишмухамбетов пишет кандидатскую диссертацию по ногайской истории. Недавно он основал движение Karagash Nogay Project, занимающееся изучением и сохранением культуры и языка астраханских ногайцев-карагашей. В рамках проекта действует студия традиционных карагашских танцев, участники проводят лекции об истории народа, собирают данные о древних тамгах — родовых знаках, изображённых на дореволюционных надгробиях. — [Изучаем] именно астраханских и именно карагашей, — подчёркивает Рамиль. Ногайцы — разделённый народ. Они живут в Дагестане, в Карачаево-Черкесии, на Ставрополье и, конечно, здесь, в Астрахани. В девяностых в нашем регионе появился ногайский культурный центр, который взял уже разработанный материал кавказских ногайцев — их литературный язык, их танцы, их костюмы — и перенёс эти реалии к нам в Астрахань. Карагаши — конечно, ногайцы, но мы провели несколько веков в изоляции от основного ногайского массива, подверглись влиянию местных степных народов и довольно сильно отличаемся от наших дагестанских родственников.
Ногайское село Татарская Башмаковка.
Фото: Фёдор Алексеев
Рамиль Ишмухамбетов и активисты Karagash Nogay Project.
Фото: Фёдор Алексеев
С языком у карагашей путаницы не меньше, чем с этнической идентичностью. В результате десятков фокусированных интервью и нескольких опросов нам удалось выделить четырех основных типа восприятия карагашами своей национальной и лингвистической принадлежности: 1) я карагаш, представитель самостоятельного тюркского народа, говорю на карагашском языке; 2) я ногаец, говорю на ногайском языке; 3) я карагаш-ногаец, представитель обособленной группы ногайцев со значительными отличиями от ногайцев Кавказа, но всё же входящей в состав этого народа; говорю на карагашском диалекте ногайского языка; 4) варианты, обычно возникающие в смешанных семьях («у меня есть ногайская / карагашская кровь, но в первую очередь я казах») и у пожилых карагашей, которые до сих пор руководствуются советским пониманием национальности («я татарин, потому что так было написано в паспорте»). Здесь языковые предпочтения разнятся между информантами. По нашим наблюдениям, наиболее часто встречается третий тип. Более радикальные первый и второй можно увидеть среди людей, причастных к культурной, просветительской и общественной деятельности и склонных к идеологизации подобных вопросов: активистов, работников культуры, учителей, исследователей из числа карагашей. Четвёртый тип порицается представителями трёх остальных: несмотря на расплывчатое определение «карагашскости», в сообществе принято её сохранять и ей гордиться. Бывают и необычные случаи: ученик растопуловской школы назвал себя славянином и ногайцем одновременно — славянским компонентом его идентичности оказалась русская мать. Вообще, двойная идентичность характерна для большинства астраханских ногайцев, только вторым компонентом чаще становится «карагаш», а не «славянин» — если не считать других уровней: «россиянин», «астраханец», «житель аула N», «мусульманин», «учитель». — Мы карагаш-ногаи, или ногайцы-карагаши — как ещё сказать? — рассказывает сотрудница сельского дома культуры Надира. — С тех пор как мы откочевали с Кавказа и отделились от других ногаев, много времени прошло, многое поменялось. Эльдар [Шамигуллович Идрисов, активист ногайского центра «Эдиге»] привозит нам журнал «Байтерек» из Дагестана. Он издан на их дагестанском ногайском, а мы плохо его понимаем, это не наш язык — журналы так и лежат у нас в ящике в библиотеке, никто их не берёт. Я не говорю, что мы не ногайцы, — нельзя предков забывать. Мы, конечно, родня с ними, но мы другие ногайцы.
Журналы на литературном ногайском языке, которые никто не читает, привезены в карагашские сёла активистами.
Фото: Фёдор Алексеев
Глава центра ногайской культуры «Эдиге» Эльдар Идрисов на фоне растопуловской мечети
Фото: Фёдор Алексеев
Действительно, за несколько веков изоляции в культуре и языке основной массы ногайцев появились заметные отличия по сравнению с карагашами. Они объясняются и обособленным развитием, и влиянием соседей: ногайцы Дагестана и Карачаево-Черкесии окружены кавказскими народами, а карагаши соседствуют с казахами, татарами, калмыками и русскими. — Это сказывается на менталитете — он у нас разный, — объясняет Рамиль. — Кавказские ногайцы многое переняли у горских народов, даже лезгинку танцуют, а у нас такого нет. У них как будто горячее темперамент, и вера там сильнее держится и больше значит. Мы разные, хотя, так сказать, от одной матери. Разница в важности религии для карагашей и их кавказских родственников заметна не только на словах — как рассказывают жители одного из карагашских сёл, в их мечеть недавно приехал новый мулла с Кавказа, но он не пользуется популярностью. — Мы всё к старому нашему мулле ходим: поминки, свадьба — всё к нему. Этот новый — он какой-то, как сказать… фанатик, в общем, так что мы его, считай, бойкотируем. Не принято у нас так, — рассказывает местная жительница, попросившая не указывать её имя.
Не пользующаяся популярностью мечеть в Татарской Башмаковке.
Фото: Фёдор Алексеев
Директор Дома культуры села Ясын-Сокан показывает один из элементов карагашского костюма.
Фото: Фёдор Алексеев
Кроме того, что карагаши были оторваны от основной массы ногайцев и испытывали казахское влияние, в советское время они считались татарами. Словами «татар», «тадар» когда-то называли чуть ли не половину всех тюркских народов. Сейчас, конечно, «татарскость» ассоциируется в первую очередь с Татарстаном, но ещё в начале прошлого века к татарам относили хакасов — православных тюрков Южной Сибири, и даже азербайджанский язык иногда называли татарским. Кажется, этой логикой руководствовались и советские чиновники, разрабатывавшие национальную политику на Нижней Волге. С тридцатых годов карагаши стали учитываться в переписях как татары, а в школах их учили татарскому языку как родному. По словам Рамиля, тогда в Астрахань из Казани приезжал этнограф, который должен был классифицировать местное тюркское население, но вместо экспедиций и опросов в этой командировке он отдыхал, гулял и пил. Трудно сказать, правда это или нет: даже если документ того приказа будет найден, вряд ли там окажутся такие подробности. Но формальное отнесение карагашей к татарам несмотря на различия в языке и образе жизни стало ещё одной бедой этого народа, по мнению части молодёжи. Уже в советское время стало понятно, что татары — это вот, казанские. А мы же на них не похожи совсем: и язык другой, и лица, и образ жизни. Они землю пашут, а мы всегда кочевали. Но нас в татар кто-то вписал сверху, и так было всё советское время. Школьные уроки татарского как родного, стихи [татарского поэта] Габдуллы Тукая — это интересно, но не наше, — рассказывает Эльмир. Учительница биологии из сельской школы не видит в этом проблемы: «На карагаш-ногайском мы дома говорим, он такой немножко… грубый, а татарский — для культуры: поэзии, музыки». Так думает не она одна: в селе Лапас недалеко от места, где когда-то находилась столица Золотой Орды, живёт Захар, который, по словам местных жителей, лучше всех поёт старые карагашские песни. Его хвалит и Рамиль, только замечает: «Поёт-то он по-нашему, но записывает по-татарски». Карагаши часто говорят, что они маленький народ с большими проблемами, но при этом, кажется, не стремятся самоорганизовываться для их решения — языковым и культурным активизмом занимаются немногие члены сообщества. Существовавшие в девяностых годах экологические движения против газоперерабатывающего завода сошли на нет, школа с преподаванием родного языка в моноэтничном карагашском селе Ясын-Сокан закрылась, а региональный центр ногайской культуры по-прежнему ориентирован на общеногайский материал, а не местный. И всё же в сельской местности по-карагашски говорят даже дети, а традиционная кухня сохраняется и в городских квартирах Бабайки. «Карагашскость» пока выживает и без государственной поддержки, культурных центров и школ, и ей гордятся даже те, кто называет себя татарами или казахами.