32 убитых слона за одну охоту — рекорд Рона Томсона. На это ему потребовалось около 15 минут. Детство Томсона прошло в Зимбабве, и, начав охотиться подростком, он быстро стал мастером этого дела. С 1959 года он работал егерем в национальных парках, и его регулярно вызывали ради вооруженного разрешения конфликтов между людьми и животными. “Честно говоря, занятие было захватывающее, — сообщает он в ходе телефонного разговора, — Кое-кому охота приносит столько же удовольствия, сколько ненависти она вызывает у других. Так уж получилось, что мне это занятие нравилось”.
Сейчас Рону Томсону 79 лет, и он живёт в небольшом приморском городке Кентон-он-Си в Южной Африке. Десятилетия прошли с того момента, как Томсон выстрелил из ружья в последний раз, и сейчас ему сложно найти аудиторию, которая бы с энтузиазмом выслушала истории человека, по его словам, “охотившегося больше, чем кто-либо ещё из ныне живущих людей”. И в наши дни есть те, кто занимается охотой, но тех, кто относится крайне негативно к этому делу, гораздо больше. У многих сцена охоты и убийства животного не вызывает ничего, кроме жалости и отвращения, вне зависимости от контекста, причины или исторической подоплеки.
“Спроси сто охотников — и получишь 100 разных ответов” — отмечает Ульрик Хог во время телефонного разговора. Он работает в компании Limpopo Travel & Diana Hunting Tours провожатым групп, охотящихся на диких кабанов в лесах Швеции. Хог сравнивает прелесть этого развлечения с альпинизмом, дайвингом или гольфом: для него это хобби, требующее физической активности и расширяющее горизонты.
“Голливудификация” животных — вот тот фактор, который представляет наибольшую опасность для их выживания” — утверждает Лоодт Бюхнер, директор Tootabi Hunting Safaris, компании, которая позволяет легально охотиться более чем на 50 видов животных в пяти южноафриканских странах. В наши дни у него работа сидячая, однако вырос он в бедности в Южной Африке, и охота оказалась практически жизненно необходимым для него занятием; он начал выслеживать антилоп вместе со своим отцом в возрасте пяти-шести лет. Сейчас благотворительная ветвь его бизнеса помогает детям Восточного Кейпа.
Стремление охотиться, особенно ради того, чтобы заполучить трофеи вроде голов или рогов, часто объясняют мужским эго. Крэйг Паркер, эколог, поселившийся в Миннеаполисе после 35 лет противостояния неконтролируемой охоте на львов в Танзании, отмечает, что многие охотники стремятся соответствовать стереотипу “настоящего, сурового мужчины” — по его словам, олицетворению токсичной маскулинности.
Он вспоминает встречи со Стивеном Ченселлором, республиканцем-благотворителем, застрелившим примерно полсотни львов и демонстрирующим их в своем доме в Индиане. “С головы до пят одевается в чёрное — любит он эти ковбойские штучки” Ченселлор также является одним из множества охотников на крупную дичь, работающих в правительстве США и участвующих в комитетах по разрешению различных важных вопросов. Охотники зачастую стоят на стороне республиканцев, религиозны и имеют за плечами простое фермерское детство, и все эти факторы заставляют их закрыть глаза на объективные доказательства того, что виды животных находятся в опасности, ведь “только Бог может избавиться от диких тварей”.
Неудивительно, что охотники яро отрицают идею мотивированности хрупкой маскулинностью. Хог утверждает, что это всего лишь стереотип. Бюхнер считает, что это — выражение сексизма. “Как бывалый охотник на опасную дичь, я могу сказать, что убийство животных не приносит удовольствия, да и мое эго тут ни при чем”. Но ранее он сказал, что охотниками движет прилив адреналина — разве это не приносит удовольствия?
Для Хога проблема состоит в том, что люди, далекие от охоты, считают акт убийства “невинного” животного единственной, фундаментально трагичной и ужасной целью этого занятия. “Но все происходит не ради этого момента, — говорит он, — и я крайне редко встречал тех, кому убийство животных приносило удовольствие. На самом деле мне бы хотелось, чтобы такие люди прекратили охотиться. Это же просто извращение, они — садисты”
Многие охотники считают, что охота на крупную дичь может не только не приносить вреда окружающей среде, но и помогать выживанию вида. Они называют этот принцип “Остается то, что приносит деньги”: если повесить ценник на животных, становится выгодно и поддерживать их количество. И если оказывается, что охота приносит больше денег, чем эко-туризм или сельское хозяйство, то владельцы земли начинают расширять свои “дикие” территории, тем самым сохраняя их и позволяя природе выжить.
Ботсвана может похвастаться самой большой популяцией слонов в мире, но их количество возросло так, что территория больше не может его поддерживать. Теперь они наносят серьезный ущерб своей же среде обитания. Местное правительство взвешивает решение отменить действующий с 2014 года запрет на охоту на слонов ради спорта, обосновывая это тем, что на территории, способной прокормить 50 000 животных, сейчас обитают 237 000 особей.
Этот витающий в воздухе вопрос, однако, привел к общественному протесту и запуску кампании, призывающей запретить охоту ради развлечения. Лидер кампании и бывший глава Лиги против эксплуатации животных в спорте, Эдуардо Гонзалес, утверждает, что количество слонов в Ботсване возросло исключительно благодаря запрету 2014 года, в то время как на всех соседних территориях популяции продолжают идти на спад. “Запрет на охоту помогает выживанию вида, и это не подлежит сомнению” — говорит он.
Он жестко отзывается по поводу высказывания о том, что охота может помочь сохранению вида, отмечая, что если бы сохранение природы было приоритетом охотников, они бы могли поддержать территории деньгами напрямую. “Они пытаются рационально оправдать свою жажду крови” — утверждает он. Более того, Гонзалес отмечает, что между охотящимися ради развлечения людьми и браконьерами есть прямая связь. Законы против браконьерства осложняют жизнь африканцам за порогом бедности, в то время как богатые люди с Запада могут заниматься абсолютно тем же самым за деньги.
Томсон, в свою очередь, говорит, что от засилья слонов страдают другие виды животных: хамелеоны и древесные змеи, чёрные птицы-носороги, боевые орлы, галаговые... “Сентиментальность приводит к тому, что жизни слонов ценятся больше” — в его голосе теперь слышится злость. “Люди с подобным образом мысли вообще ничего не знают о сохранении дикой природы. Эти диванные критики живут себе в Лондоне или Нью-Йорке, делают такие заявления, но при этом понятия не имеют, что происходит на самом деле. Это мы заботимся о слонах в Африке. А вот они — главный источник проблем”.
В 1971 году Томсон и пару других охотников призвали сократить вдвое популяцию слонов в национальном парке Гонэрежоу, и им пришлось убить 2500 животных из полуавтоматических винтовок. “Втроём мы могли уложить намертво от 30 до 50 слонов меньше чем за минуту, стреляя в голову. В некоторых случаях мы практически прикасались к ним, нажимая на курок. Мы сделали то, что должны были, без лишних эмоций и крови, и прекрасно справились с этой работой”
Его единственным сожалением было то, что они не приступили к делу раньше. Количество слонов возросло настолько, что баобабы национального парка просто потерпели поражение, и некоторые из этих деревьев были настолько старыми, что вполне могли стоять еще во времена Тутанхамона. “То, что мы не успели, и эти живые памятники древности оказались уничтожены, разбивает мне сердце”
Источник: theguardian.com