К середине октября Джерри уже с трудом передвигалась, и в основном лежала в своём тёплом углу. Но взгляд её был живым, она хорошо реагировала на своё имя, виляла хвостом, когда говоришь с ней весёлым тоном. Нашего ребёнка она нисколько не избегала, она продолжала с ним играть, но уже не так живо, как раньше, а так, словно она понимала, что временно не может дать ему больше. Похоже было, будто бабушка играет с внуком - вяло, но охотно. Несмотря на то, что она ждала, уже своих детей, собачьих, это продолжала быть наша Джерри, даже если казалась повзрослевшей.
Через три дня самый напряжённый день в нашей жизни остался позади. Джерри легко перенесла роды, и шестеро ещё слепых и еле подвижных щенков украсили наши серые дни, и в то же время внесли в них кучу хлопот. Мать видела нашу доброту и не пыталась защитить своё потомство, подпускала абсолютно всех. Даже дед, бывающий у нас очень редко, и тот умудрился погладить каждого и некоторых подержать в руках, и при этом не был укушен. Вот такое доверие.
Конечно, всю основную работу по уходу за щенками делали мы, и, естественно, постоянно говорили об этом, то есть в нашем поведении наблюдалась суета и озабоченность. Джерри лишь кормила их своим молоком, и облизывала, а для этого не нужно суетиться, достаточно было просто лежать. Но она вела себя очень подвижно, нам всё казалось, как бы подыгрывая нашему оживлению. Мы бегаем с какими-то тряпками, и она на месте не сидит. Не лежит ведь, не смотрит, как её детей обтирают влажной тряпкой, знает, что это ноша её, а не наша.
Через месяц все щенки были розданы, все безболезненно дожили до новых хозяев, до нового и, надеюсь, постоянного дома. Но инстинкт матери не угас. Собака, когда осталась без потомства, начала проявлять заботу в отношении нашего ребёнка: ходить за ним по пятам, смотреть, когда он ест, сидеть у входа в его комнату, спать у его кровати. Когда он был в садике, Джерри обнимала и облизывала его мягкую игрушку. Раньше она этого никогда не делала, она то и с игрушками почти не играла.
Мы сразу поняли, как она эту игрушку воспринимала. Вначале смеялись, но потом привыкли. Со временем она всё больше и больше уделяла внимание слонёнку, как бы понимая, что наш сын - объект заботы не постоянный - то сад, то бабушка, тем более видит, что у нас на него больше прав, а игрушка есть всегда. Материнство только укреплялось в ней.
Мы были очень обеспокоены, как она перенесёт расставание со своими щенками, но сложилось всё неплохо - её сознание, пусть и обманулось, но не пострадало. Нет, это понятно, что все отдают щенков, не оставлять же, но собаке это не объяснишь, вдруг в ней начнёт развиваться обида за то, что мы забрали её детей.
Знакомый кинолог говорил, что собаки наделены примитивным разумом, и особой утраты при разлуке со щенками они не ощущают. Чувства обиды и предательства пронизывают их тоже неглубоко, они видят мир поверхностно, девяносто процентов их поведения диктуется инстинктами - вот она и нашла замену.
Так, мы живём уже больше года. Кинолог хоть и говорил о примитивном сознании, но когда я заменила эту игрушку на другую, Джерри металась и искала свою, даже скулила. Я не стала её мучить, и вернула обратно. На момент этого эксперимента Джерри уже как полгода воспринимала слонёнка за своего детёныша. Сознание у собак может и примитивное, но память хорошая.