Пожилой директор театра города Липецка, Василий Жуков, принял Собинова радушно, и сразу включил запись. Уже через полминуты он внимательно посмотрел на следователя.
- Когда, вы говорите, это записали?
- Позавчера.
- Это решительно невозможно! - он вскочил, порылся в небольшом книжном шкафу и извлек VHS-кассету, - вот, посмотрите, - включил старенький видеомагнитофон.
На экране пара исполняла номер из какой-то оперетты.
- Слышите? И там, и на вашем диске - голос Максима Никольского! Но этот человек уже…
- Два года, как мертв. Ко мне вчера приходила его дочь, Валерия.
- Что?! - старик забегал по кабинету, - Лера никак не могла к вам прийти, потому что… Вы на машине? Поедемте, по пути я вам все расскажу.
Ничего не понимающий Собинов повиновался. В машине Жуков несколько минут молчал, потом начал рассказ.
- Света и Макс были моими учениками, они и познакомились в театре. Свадьбу мы играли на подмостках, как в “Сильве”. Лерочка родилась почти на сцене - Свету увезли в роддом со спектакля. Более гармоничной, счастливой пары я не видел, - он помолчал, глядя на дорогу, - трагедия оборвала всё. Во время гастролей в Задонске Света пропала. Макс искал её много лет, обращался даже к экстрасенсам и прочим шарлатанам, но все тщетно. На это требовалось немало денег, он продал городскую квартиру и переехал с Лерочкой к своей матери, в деревню. Два года назад он позвонил мне и сказал, что все знает, и даже нашел убийц жены. Мы условились встретиться, но встреча не состоялась - ночью загорелся их дом. Макс и его старая мать погибли, Лера сильно пострадала.
- Постойте, она же была на экскурсии, в Санкт-Петербурге?
- Не было никакой экскурсии, вас кто-то ввел в заблуждение. Скоро вы сами все поймете.
Собинов увидел указатель - “пос. Овражки, 3 км” и вздохнул с облегчением. Здесь живет Валерия Никольская, и сейчас все разъяснится.
Улица Красная оказалась единственной улицей этой небольшой деревни. А дом номер три - двухэтажным зданием, окруженным парком за высоким забором. На воротах Собинов увидел табличку “Районная психиатрическая больница”...
Старик уверенно прошел за ворота, его явно знали. Он о чем-то спросил одну из медсестер, и направился в аллею парка, Собинов молча шел следом. Навстречу им пожилая нянечка катила инвалидное кресло с неподвижной фигурой. Жуков опередил следователя, поздоровался с женщиной, та кивнула и ушла, а старик опустился на корточки перед креслом.
- Лерочка, - услышал Собинов, - здравствуй, девочка. Как ты себя чувствуешь? Ты сегодня замечательно выглядишь, моя хорошая…
Девушка в кресле не ответила. Она вообще никак не реагировала, продолжая смотреть в пустоту.
Следователь внимательно рассмотрел её - без всяких сомнений, это была Валерия Никольская, его вчерашняя гостья, но... Вьющиеся русые волосы были зачесаны на правую сторону, чтобы хоть как-то прикрыть уродливые шрамы на лице и шее. Руки девушки лежали на коленях, правая, скрюченная и обезображенная ожогами, мелко подрагивала, левая же… Тонкая узкая кисть, длинные изящные пальчики - рука аристократки.
Жуков встал, покатил кресло по аллее.
- Она не двигается, не говорит, никого не узнаёт. Посттравматический синдром. Уже почти два года Лерочка в таком состоянии, я регулярно навещаю её - но изменений нет.
- Так кто же приходил ко мне вчера вечером? Девушка выглядела точно так же, только абсолютно здоровой, без шрамов и…
- Я не знаю, кто к вам приходил. Лера этого сделать не могла.
Внезапная бравурная мелодия собственного мобильника заставила Собинова вздрогнуть. Звонил Светлов.
- Серег, я перезвоню через минуту, - он обратился к Жукову, - вы поедете со мной?
- Нет, я автобусом доберусь. Раз уж приехал, побуду с ней еще немного. Не знаю, слышит ли она, но очень хочется надеяться.
- Тогда я прощаюсь с вами, Василий Алексеевич. Только один вопрос. Как часто Светлана и Максим Никольские исполняли дуэт из “Призрака оперы”?
- Никогда. Они бы справились, да и Света мечтала поставить мюзикл на нашей сцене, но я отговаривал. С такими счастливыми глазами трагедию не поют. До свидания, Александр, - он развернул кресло и покатил его по аллее, что-то тихо рассказывая своей подопечной.
В машине Собинов набрал номер Светлова.
- Что там у тебя?
- Я поднял архив - до истечения срока давности по пропаже Никольской еще четыре месяца, умершей-то её никто не признал. Леди Смерть, как увидела твои “записки сумасшедшего”, в меня клещом вцепилась, я уже оформляю запросы в Липецк - чтобы прислали медкарту Никольской и подняли дело о пожаре в доме матери Никольского. А ты где сейчас?
- В Овражках. Я видел Валерию, дочь.
- Она даст показания? Должна же она хоть что-то знать, отец жену разыскивал столько лет!
- Нет, - но Собинов все-таки вернулся в больницу, где взял выписку из истории болезни Леры.
Он вернулся в Задонск, и там закипела работа. Поджоги прекратились, дело было приостановлено, и Собинова включили в группу по расследованию убийства Светланы Никольской. Леди Смерть в рекордно короткий срок провела несколько экспертиз и доказала, что останки, найденные на Лесной улице - останки именно Светланы Никольской.
В игру вступила пресса, и Собинов поразился, как легко, быстро и без видимой логики они связали воедино поджоги и убийство актрисы. Даже липецкие газеты захлебывались, повторяя настоящие и выдуманные подробности появлений “Огненного мстителя”. Следователя не оставляла мысль, что загадочная “Валерия Никольская” наведалась не в одну редакцию. Сам же Александр часто смотрел на листок, где ровным девичьим почерком были написаны четыре фамилии. Если бы не этот клочок бумаги - он бы поверил, что ему все приснилось.
Но самой большой неожиданностью стала явка с повинной Андрея Самбурцева, отца Ирины Самбурцевой, четвертой и последней жертвы Мстителя. Он признался, что принимал участие в групповом изнасиловании и убийстве Светланы Никольской и назвал имена подельников.
На вопрос, что же заставило его прийти в полицию спустя столько лет, мужчина разрыдался:
- Иринка. Она горела и просила не делать ей больно.
***************************************************************
Судебный процесс был долгим и громким. Собинов присутствовал почти на каждом заседании. Всё, что он мог сделать - это потребовать от суда оградить Валерию Никольскую и её неофициального опекуна от внимания журналистов, за что ему был очень благодарен старый директор театра. Александр и сам часто ездил теперь в Овражки, возил Леру по аллеям парка и тихо рассказывал ей о том, как все идет. Иногда он садился на корточки, гладил тонкую кисть девушки, и включал запись, где был слышен голос её отца. Но магия не работала - ни разу не дрогнули ресницы, не шевельнулись изящные пальчики.
Этим поздним августовским вечером Собинов опять задержался на работе. Он не пошел на последнее заседание суда, но и домой уйти не мог, и сейчас сидел в своем кабинете, не зажигая света.
Внизу гулко хлопнула дверь, раздались голоса, смех. Александр уже хотел запереться изнутри - как к нему ввалился Светлов, с початой бутылкой коньяка.
- Всем четверым по максимуму, всё доказано! - он плюхнулся на стул и весомо брякнул бутылку на стол, - стаканы давай.
- Всех, значит?
- Всех! - Светлов плеснул в стаканы на два пальца коньяку и сжал свой.
- Значит - всё? - они подняли стаканы и гулко чокнулись, потом синхронно их опрокинули.
- Пойду я, Сашка, - Светлов вышел, а Собинов остался сидеть, бездумно глядя на своё отражение в темном окне.
Он даже не сразу заметил, что слышит знакомые аккорды. Глянул на мобильник - но тот послушно показал только полночь. А органные переливы звали за собой…
Мелькнула трусливая мыслишка “Ну я-то не красна-девица, меня ты петь не заставишь!”, но он встал, и, не слыша собственных шагов, вышел на крыльцо. Улицу заволокло таким густым туманом, что фонари казались медными монетками.
Раздался женский голос - глубокий, чудный…
- Он жил в мечтах моих, в душе царил,
Во сне он звал меня, в свой мир манил,
Быть может, это сон, но знаю я -
что Призрак Оперы в моей душе, он часть меня!
Собинов оглянулся - по улице шла Лера Никольская. Роскошные русые волосы были убраны в высокую прическу, бальное платье открывало белоснежные плечи. И она пела:
- Твой лик внушает страх толпе людской,
Я маска для тебя….
Ей ответили! Мужчина в черном, так же неспешно приближался с другой стороны улицы:
- Я голос твой! Твой дух и голос твой разнить нельзя!
- Ведь призрак оперы в моей душе, - откликнулась девушка, и ей вторил мужской голос,
- Он часть тебя! - фигуры сблизились, мужчина порывисто обнял девушку.
- Пой, мой ангел… - Лера на мгновение обернулась - Собинов увидел страх и мольбу в её глазах.
- Пой! - приказал ей отец, и девушка запела...
Когда в воздухе замерла последняя звенящая нота, обе фигуры растаяли в тумане.
А в руке у Собинова, уже таял, обжигая, тот самый клочок бумаги, исписанный ровным девичьим почерком. Он разжал кулак и подумал, что надо сообщить Жукову о смерти Леры. Но почему-то был уверен, что тот уже сам знает об этом.