День снова выдался неудачный. С раннего утра Кингар рылся в отвалах заброшенной самоцветной шахты, просеивая рыхлый грунт, осторожно дробя куски породы и перебирая горсти мелкого щебня в поисках пропущенных старателями мелких драгоценных камней, только дважды оторвавшись от работы, чтобы перекусить и напиться. Ну, и так, по разным надобностям… Но в его мешочке по-прежнему сиротливо перекатывались несколько светлых гранатов, столь мелких, что огранка их будет сущим наказанием, четыре кристалла дымчатого горного хрусталя, да пара трещиноватых топазов. Если и дальше промысел будет столь же урожаен, зиму ему не протянуть.
Конечно, в рабочей шахте не дали бы умереть с голоду, платили работникам щедро – чтобы не прятали добытых самоцветов. Но когда Кингар был завален обвалившимся потолком шахты, и чудом выжил после тяжкого увечья, ходить он мог только с трудом и недалеко. На шахте такие работники были не нужны. Волей-неволей пришлось ему освоить ремесло гранильщика, и очень удачно – как оказалось, у Кингара был незаурядный талант. Из бросового камня он мог сделать вещь, от которой нельзя было оторвать глаз. Но в последнее время ему не везло – даже и бросовый камень обходил стороной его загрубевшие ладони.
Уже без всякой надежды увечный горняк ковырнул отвал. К его ногам посыпался щебень, потом на ступню съехал достаточно крупный каменный желвак. Ругнувшись и поддев булыжник сапогом, Кингар вдруг замер. Именно в таких желваках иногда попадались внутренние пустоты, усеянные кристаллами драгоценных камней… Подхватив добычу, он заковылял к своему лагерю, разбитому уже месяц назад между скалой и большим гранитным валуном. Из валунов поменьше он соорудил две стены, надежно ограждавших его убежище от дикого зверя, буде таковые найдутся поблизости. Проход в лагерь на ночь закрывался развесистым колючим кустом.
Пристроив камень на маленькую походную наковальню, Кингар мысленно вознес молитву Тигайне – всем ведь известно, что именно Самоцветная Змея может сделать богачом самого оборванного бедняка, во время линьки потершись о камни в его забое и щедро разбросав тут и там свои драгоценные чешуйки… Правда, беспокоить всемогущую и, в общем, достаточно отзывчивую богиню следовало как можно реже. А лучше вообще не беспокоить – разве что при жизненной необходимости… «Только бы не повредить самоцвет!» - с этой мыслью он привычным движением расколол желвак. В глаза ему ударили разноцветные брызги.
Камень действительно был пуст внутри. И действительно стенки его внутренней полости угрожающе топорщились берилловой щеткой. Сама по себе такая щетка могла сделать его жизнь обеспеченной до самой старости, но в ней сверкали несколько прозрачных камней величиной с крупную фасолину, а один был даже размером с лесной орех. Еще один берилл, чуть крупнее всех остальных, был безнадежно испорчен – скол пришелся как раз на его грани, но даже и без него можно было больше никогда не ходить к отвалам. И все-таки Кингар медлил, вертя в руках искалеченный камень, пронизанный паутиной внутренних трещин… Не денег потерянных было ему жаль – жаль было бесполезно загубленной красоты…
- Что ты хочешь сделать с ним, добрый человек? – послышался сверху мелодичный го-лос. Вздрогнув, Кингар поднял голову и выронил камень. На вершине валуна сидел эльф. Ловко спрыгнув на землю, Перворожденный показал калеке пустые ладони и дружелюбно улыбнулся:
- Я не причиню тебе зла, добрый человек. Если позволишь разделить с тобой отдых, я найду, чем угостить тебя, а потом пойду дальше своей дорогой.
- Большая честь для меня, - опомнился Кингар, прижимая к груди драгоценную добычу. Впрочем, эльф, похоже, не собирался на нее посягать… Торопливо спрятав свое сокровище в мешочек, калека нагнулся за испорченным бериллом, все еще не в силах расстаться с ним.
- Ты позволишь мне взглянуть? – спросил эльф.
Вздрогнув, Кингар протянул ему камень. Перворожденный взял его бережно, словно птенца, покачал на ладони.
- Боюсь, он для тебя потерян, - покачал он головой. – Нет-нет, я не собираюсь отбирать его у тебя. Если ты сможешь спасти этот берилл, забирай назад. Но мне кажется, человеческим рукам с этой задачей не справиться…
- Мне тоже так кажется, – вынужден был признать Кингар. – Я лучший гранильщик по эту сторону Туманного Хребта, но мне его уже не огранить. Жаль, это был прекрасный камень. Лучший из всех, виденных мною.
- Я мог бы попытаться, - задумчиво сказал эльф. – Возьмешь за него золотую монету?
Несколько мгновений честность и жадность боролись в душе калеки. Честность победила.
- Я все равно выкинул бы его, господин, - хмуро сказал он. – Возьми его и сделай, что сможешь. Жаль, мне не увидеть, каким он станет в твоих руках… А мне на безбедную старость хватит и того, что я нашел сегодня. Тигайна была милостива ко мне.
Кивнув, эльф осторожно спрятал загубленный берилл в мешочек, расшитый искусной вышивкой, который носил на шее – как показалось было Кингару, на золотой цепи. Только уж очень гибкой и какой-то живой казалась эта цепь…
- Твой народ воистину искусен, - сказал он, указав на мешочек. – Я еще ни разу не видел, чтобы золото так горело на солнце.
Глаза эльфа засияли.
- Благодарю на добром слове, мастер. Но это не золото, - сказал он, ласково проведя пальцем по цепи. – Этот шнурок сплела мне из своих волос моя невеста. Может, тебя утешит, что и я был обманут, пока не взял его в руки… Она носит сделанный мною кулон на шнурке из моих волос. Так мы обручаемся на некоторый срок перед свадьбой.
Еда, предложенная эльфом, была проста, но необыкновенно вкусна и придавала сил. Кингар попытался было расспросить своего гостя о том, как это все готовилось, но эльф пожал плечами.
- Я не могу научить тебя этому, мастер, - печально сказал он. – Все, что мы делаем, мы делаем, прислушиваясь к душе того, с чем работаем. Все имеет свою душу. Только вот люди не слышат этой души… как правило.
Уже собравшись уходить, эльф спросил калеку об его имени.
- Кингаром меня зовут, господин. А зачем тебе мое имя?
- Ты пожалел, что не увидишь, каким станет раненый камень. Теперь я знаю твое имя и смогу найти тебя, чтобы показать его. Если бы ты просто бросил берилл, я не подошел бы к тебе. Но тебе было жаль камень… наверное, ты не так глух к миру, как твои соплеменники. Я вернусь. Удачи тебе, мастер.
Бесшумной поступью эльф ушел за поворот тропы. Кингар посидел немного, посмотрел на небо. Солнце клонилось к закату. Сегодня уже поздно трогаться в путь, но до темноты еще можно было успеть собрать свое небогатое имущество во вьючные мешки, чтобы с рассветом вернуться домой…