18 ноября 1899 года родился Михаил Водопьянов. Полярный летчик, Герой Советского Союза
Длинные очереди осаждали кассы московских кинотеатров летом 1938 года — на экраны вышел документальный фильм "Папанинцы". Только что четверка советских полярников вернулась из первой в мире дрейфующей экспедиции. Девять месяцев тысячи людей в разных странах следили за небывалым дрейфом научной станции, созданной во льдах Северного Ледовитого океана.
Текст: Дмитрий Иванов, фото из архива автора
Сегодня работа дрейфующих станций стала делом обычным. Даже поездкой на Северный полюс мало кого удивишь. А 75 лет назад огромные пространства Арктики оставались белым пятном на картах, на "макушке" Земли смогли побывать лишь несколько смельчаков, о многих районах Северного Ледовитого океана имелись только отрывочные и противоречивые сведения. Поэтому исследователей, вернувшихся из многомесячного дрейфа, страна встречала как национальных героев.
Парадокс, но успех этой экспедиции стал возможен благодаря катастрофе, которая случилась недалеко от Берингова пролива в феврале 1934 года. Тогда в Чукотском море затонул раздавленный льдами пароход "Челюскин", который пытался пройти Северным морским путем за одну навигацию. Участники плавания во главе с начальником экспедиции Отто Юльевичем Шмидтом высадились на лед и два месяца провели в ледовом лагере. Все это время челюскинцы не просто выживали, а занимались научными наблюдениями и вернулись из экспедиции с солидным багажом новых сведений об Арктике. Тогда и появилась идея организации дрейфующей научной станции. Эвакуировали челюскинцев с льдины с помощью авиации. В ту пору самолеты в высоких широтах практически не использовались, многим казалось, что Арктика не по силам воздушному транспорту. Опыта работы на ледовых аэродромах не было вовсе. Даже великий Амундсен считал посадку самолета на дрейфующие льды делом безнадежным. Однако самолеты отлично зарекомендовали себя при спасении челюскинцев. Именно тогда родилась полярная авиация, а летчики, вывозившие людей из ледового лагеря, стали первыми Героями Советского Союза. Этот опыт пригодился и при создании дрейфующей станции — участников экспедиции и снаряжение забрасывали на льдину по воздуху.
Решение об организации советской научной станции "Северный полюс" было принято в 1936 году. Общее руководство экспедицией поручили Отто Шмидту. Начальником станции стал Иван Дмитриевич Папанин. Сын простого матроса Папанин успел поработать на заводе, повоевать в Гражданскую, а в конце 20-х был командирован на Север. Он не получил систематического образования, степень доктора географических наук ему присвоили в обход всех правил вскоре после экспедиции. Но Папанин никогда и не претендовал на роль крупного ученого, хотя об Арктике он знал больше иных дипломированных специалистов. Сегодня его назвали бы "крепким хозяйственником" — он был великолепным организатором, умел сделать все, чтобы люди, которыми он руководил, ни в чем не нуждались и могли спокойно заниматься наукой. Папанин не гнушался никакой, даже самой черной работы, был мастером на все руки, весельчаком и балагуром, заряжавшим всех своим оптимизмом. Под стать начальнику были и остальные участники экспедиции: полярный радист Эрнст Теодорович Кренкель, геофизик и метеоролог Евгений Константинович Федоров, который впоследствии фактически создал отечественную гидрометеослужбу, гидролог и океанограф Петр Петрович Ширшов — будущий основатель академического Института океанологии. Все они, несмотря на молодость, имели солидный опыт работы в Арктике.
Дрейфующую станцию предполагалось создать на одной из многолетних льдин в районе Северного полюса. Экспедиция была рассчитана на полтора года. Все это время полярникам предстояло вести метеонаблюдения, измерять глубину океана, исследовать его соленость, температуру, характер течений, заниматься биологическими исследованиями. Кроме того, дрейфующая станция должна была снабжать метеосводками самолеты Валерия Чкалова и Михаила Громова во время их трансарктических перелетов.
Подготовка к экспедиции заняла несколько месяцев. Надо было заказать, упаковать и перевезти тонны снаряжения, продовольствия, оборудования. Поскольку отправиться на полюс предстояло на самолетах, то на счету был буквально каждый грамм. Многое пришлось изобретать для небывалого дрейфа — сублимированные продукты, облегченный ветряк, портативную радиостанцию. Отправной точкой экспедиции был выбран остров Рудольфа, архипелаг Земля Франца-Иосифа. Туда все имущество полярников доставили на ледоколе.
Наконец 21 мая 1937 года флагманский самолет Михаила Водопьянова с участниками экспедиции и кинооператором Марком Трояновским на борту вылетел с острова Рудольфа и взял курс на полюс.
ЛЕДОВАЯ ВАХТА
Полет длился долго, лишь на исходе шестого часа штурман объявил, что самолет достиг точки. Папанин вспоминал позднее: "Водопьянов пробил облака на высоте шестисот метров. Под ногами долгожданное: обширные поля с редкими грядами торосов. Водопьянов посадил самолет мастерски. Первым на лед выскочил, даже не выскочил — выбросился Марк Трояновский: пресса! Вооружившись кинокамерой, он снимал, как неторопливо спускался по трапу Шмидт, наша четверка, экипаж. Чувство тревожной радости охватило меня".
Впервые наши соотечественники оказались на Северном полюсе. За это неординарное событие тут же подняли бокалы, последовали взаимные поздравления. Но долго радоваться было некогда: начали устанавливать палатки и разгружать самолет. Не обошлось и без неприятностей — во время посадки вышла из строя радиостанция самолета, а в рации Кренкеля были разряжены аккумуляторы. Сообщить о благополучном прибытии на полюс участники экспедиции не могли и понимали, что, если связи не будет, начнутся спасательные работы.
Лишь через несколько часов Кренкелю удалось передать первую радиограмму из ледового лагеря: "...В 11 часов 35 минут Водопьянов блестяще совершил посадку... Льдина вполне годится для научной станции, остающейся в дрейфе в центре полярного бассейна. Здесь можно сделать прекрасный аэродром для приемки остальных самолетов с грузом станции. Чувствуем, что перерывом связи невольно причинили вам много беспокойства. Очень сожалеем. Сердечный привет. Прошу доложить партии и правительству о выполнении первой части задания. Начальник экспедиции Шмидт". Это сообщение мгновенно облетело весь мир.
Выбрана льдина была удачно. Она имела форму треугольника, большая сторона которого протянулась на 4 километра, а две другие — на 2 километра. Толщина достигала 3 метров. Очень скоро она приобрела вполне жилой вид: на ней появились палатки с радиостанцией, продовольственным складом, кухней и столовой, вещевым складом и мастерскими. В отдельной палатке разместились полярники. Через несколько дней на льдину прилетели еще три самолета, которые привезли большую часть экспедиционного имущества. На одном из них в лагерь прибыл и пятый зимовщик — пес по кличке Веселый. Его главной обязанностью было оповещать людей о визитах белых медведей. Этот хитрый и вороватый пес впоследствии доставил немало забавных минут полярникам.
6 июня над станцией был поднят флаг, состоялось ее официальное открытие, сопровождавшееся салютом из всего имевшегося в наличии стрелкового оружия. В этот же день самолеты покинули льдину, на которой остались четверо полярников. В мемуарах Кренкель писал: "В первые минуты, хотя мы и готовились к ним, было как-то не по себе. Все-таки не привыкли мы с малых лет оставаться вчетвером на полюсе. Но человек на то и человек, чтобы привыкнуть к самым невообразимым ситуациям. Вот мы и начали привыкать к нашей жизни на перекрестке меридианов".
Начались обычные экспедиционные будни. Программа исследований была очень обширна, работы хватало каждому. Встречались полярники только за обедом — в 6 часов вечера. Открытия сыпались одно за другим. Впервые была измерена глубина океана в районе полюса, она превышала 4 километра, что в корне расходилось с существовавшими представлениями. На глубине 200 метров зимовщики обнаружили слой теплой воды, что тоже стало неожиданностью — оказалось, атлантические течения добираются даже до столь высоких широт. Невероятно интересными стали и биологические наблюдения — планктонная сетка, поднятая из океана, буквально кишела моллюсками, медузами, рачками. А ведь в ту пору наука предполагала, что в окрестностях полюса жизни нет. Это открытие и обрадовало, и поставило в тупик Ширшова. Выловленную из океана живность надо было заспиртовывать. Но оказалось, спирт погрузить забыли. Однако в обширном хозяйстве экспедиции нашелся бочонок коньяку. О том, что было дальше, Папанин вспоминал: "Чего не сделаешь во имя науки? Я обложился жестью, трубами, плоскогубцами, зажег паяльную лампу и соорудил самогонный аппарат. На полюсе появился самогонщик, Петрович. Когда он брался за это темное дело, Кренкель уходил в радиорубку:
— Не могу смотреть на это кощунство.
Из двух литров коньяку получался литр спирта".
Неделя за неделей проходили в каждодневной работе. Регулярно станция "Северный полюс" сообщала сводку погоды, которую составлял на основе постоянных наблюдений Евгений Федоров. С первых же дней экспедиции льдина начала дрейфовать на юг. Каждые 25-30 миль Петр Ширшов устраивал глубоководную гидрологическую станцию: опускал на тросе на дно океана зонд, с помощью которого измерял глубину, брал пробы донного грунта. Это была самая нелегкая работа — несколько часов подряд приходилось без остановок крутить лебедку, сменяя друг друга. Кренкель не без юмора заметил: "Наше первое научное открытие, связанное с лебедкой: когда крутишь — время идет очень медленно, когда отдыхаешь — очень быстро".
В середине июня работы прибавилось: к трансарктическому перелету готовился Чкалов, самолет которого надо было снабжать сводками погоды. Однако никто не роптал, все понимали, что это настоящая веха в истории авиации. По собственному почину полярники даже расчистили на своей льдине посадочную полосу на случай вынужденной посадки. Самолет должен был пройти над станцией, поэтому Чкалова ждали с особым нетерпением, надеясь, что он сможет сбросить для них посылки. Надежды не оправдались: 18 июня, когда Чкалов отправился в полет, над станцией стояла низкая плотная облачность, и полярники лишь слышали гул моторов винтокрылой машины. Месяц спустя участники экспедиции с таким же волнением ждали рейс Громова. И снова им не повезло: самолет прошел в стороне от станции.
Полярный день принес не только круглосуточное "бесплатное" освещение, но и дополнительные хлопоты: под лучами незаходящего солнца началось таяние снега, льдина покрылась многочисленными озерами и ручьями, через которые пришлось наводить переправы, а иногда перебираться через них на надувных лодках. В августе на станцию впервые наведались медведи. Веселый, сидевший на привязи в наказание за очередное воровство мяса из продуктового склада, поднял лай. На шум из палатки выбежал Кренкель с винтовкой. Пары выстрелов хватило, чтобы незваные гости ретировались.
Осень, начавшаяся в середине августа, совпала с усилением дрейфа. Пришедшие в движение льды, сталкиваясь друг с другом, ломались и покрывались трещинами и торосами. Не была исключением и льдина, на которой располагалась станция "Северный полюс". Появившиеся трещины "дышали", за ними нужно было постоянно следить. Для большей безопасности полярники устроили несколько складов с продовольствием и снаряжением. В течение всей зимовки их неоднократно приходилось переносить с места на место. Эта нелегкая работа отнимала очень много времени и сил. А еще нужно было регулярно промерять глубины, делать суточные серии магнитных, гравитационных и метеонаблюдений, заниматься массой бытовых дел, а в безветренные дни крутить динамо-машину для подзарядки аккумуляторов радиостанции. Участники экспедиции вспоминали, что именно отсутствие твердой почвы под ногами, постоянное нервное напряжение стали главным испытанием во время дрейфа.
В ПОЛЯРНОМ ДРЕЙФЕ
С наступлением осени пошли затяжные дожди. Работать часто приходилось в мокрой одежде, сушить ее было негде: жилая палатка отапливалась лишь примусом. Все ждали морозов. Солнце все ниже поднималось над горизонтом. 5 октября началась долгая полярная ночь. Стало заметно холоднее, вскоре ударили морозы. Теперь каждая гидрологическая станция давалась особенно трудно: надо было постоянно долбить лед в замерзающей лунке, до ломоты в костях стыли руки от соприкосновения с холодным металлом лебедки.
И хотя порой все четверо падали от изнеможения, в палатке полярников всегда царило веселье, без шуток не обходилось ни дня. Частенько всех веселил Ширшов, пытавшийся хоть на ком-то опробовать свои навыки врача, которыми он овладел на ускоренных курсах незадолго до экспедиции. Однако желающих воспользоваться услугами новоявленного эскулапа не было. Правда, однажды Федорову не удалось отвертеться. Из дневника Ширшова: "...Женя промерз в своем ледяном доме и слегка кашлял. Я сразу насторожился. Затаив профессиональную радость, заставил залезть его в мешок и раздеться. Вооружившись стетоскопом, стал выслушивать. Сердце стучит там, где ему полагается стучать. Легкие тоже на месте. Однако выпускать жертву из своих рук не хотелось. Запугав Женю кучей специальных терминов, уговорил его поставить банки". О том, как проходило врачевание больного, писал Кренкель: "Недавно Федорову ставили банки. Пахло горелым спальным мешком. Благодарные за развлечение зрители не скупились на советы. Время лечения прошло весело, и пациент исцелился главным образом смехом".
Льдину продолжало нести на юг, в конце декабря она вошла в воды Атлантики и стала приближаться к берегам Гренландии. Станция попала в зону сильных ветров, ускорявших дрейф. Океанские глубины давно были позади, гидрологические зонды теперь опускали на какие-то полторы сотни метров, что не могло не радовать полярников, порядком уставших от работы с лебедкой. В последний день уходящего года на станции устроили генеральную уборку. Новый год встречали в палатке, за праздничным столом, на котором красовались "тяжелые, как свинец, лепешки на соде, приправленные паюсной икрой, картофельное пюре с охотничьими сосисками и кофе с остатками сухого торта". По радио сыпались поздравления и бесчисленные просьбы о статьях от редакций газет и журналов. И хотя забот у полярников хватало, отказать они не могли никому и взялись за карандаши.
В январе дрейф заметно усилился, льдина за сутки проходила до 10 миль. Это беспокоило участников экспедиции — льдину начало ломать. В Москве решили, что пора подумать об эвакуации полярников. Для патрулирования к ледяной кромке был послан моторно-парусный бот "Мурманец". К выходу в море готовились ледокольные пароходы "Таймыр" и "Мурман".
Большим событием для полярников стало возвращение солнца, которое поначалу лишь показывалось над ледяными полями. Дни напролет над станцией бушевала пурга. Зимовщики едва успевали откапывать вход в палатку. 20 января по льдине прошла большая трещина, отрезавшая гидрологическую базу от лагеря широким разводьем. Пришлось срочно спасать научное оборудование. Теперь торошение чувствовалось почти постоянно — лед вздрагивал, скрипел и грохотал. Нервы у всех были на пределе, но работы никто не бросал. Через несколько дней разыгрался сильнейший шторм. 1 февраля в Москву ушла радиограмма: "В результате шестидневного шторма в 8 часов утра 1 февраля в районе станции поле разорвало трещинами от полукилометра до пяти. Находимся на обломке поля длиной 300 метров, шириной 200. Отрезаны две базы, также технический склад с второстепенным имуществом. Из топливного и хозяйственного складов все ценное спасено. Наметилась трещина под жилой палаткой. Будем переселяться в снежный дом. Координаты сообщу дополнительно сегодня, в случае обрыва связи просим не беспокоиться. Папанин".
Огромное ледяное поле было расколото на куски. Полярники перебрались во временное жилище, а все самое ценное — результаты многомесячных наблюдений и научные приборы — перенесли на нарты, чтобы в любой момент перетащить их в безопасное место. Установили круглосуточное дежурство.
А к дрейфующей станции уже спешили ледокольные пароходы "Таймыр" и "Мурман", им на подмогу должен был выйти в море ледокол "Ермак", на котором срочно заканчивали ремонтные работы. Размер льдины не позволял вывезти четверых полярников самолетом.
Утром 12 февраля несший дежурство Кренкель поднял всех криком: "Огонь на горизонте!" Это был прожектор ледокольного парохода "Таймыр". Вскоре к нему присоединился "Мурман". Совместными усилиями они пробивались к станции и в ночь на 19 февраля подошли к льдине. Полярники зажгли огонь и подняли флаг. Их зимовка закончилась. Впереди была триумфальная встреча в Москве.