Два года тому назад в нашей семье появился Ермошка. Ни имя, ни сама собака мне не нравились, а её поведение, тем более. Я всегда хотел бойцовскую, чтобы не стыдно было идти с ней по улице, мечтал водить её к кинологу - натаскивать на защиту и нападение, а тут мама принесла пуделя, и вместо желанных походов я отучал его тырить носки и тапки. Мои товарищи смеялись надо мной, когда я вёл его на поводке. Не то чтобы я был настолько неуверенным в себе, но выгул Ермошки всегда переносился мной с большим трудом.
По мере его подрастания положение только ухудшалось. Ермошка грыз какие-то предметы нашего гардероба, в том числе моего, например, португальские кожаные кеды, которые я еле выклянчил у мамы, пришли в негодность, так же мои перчатки и бейсболка. Он повредил провод моей игровой мыши и прокусил панель сенсора. Помимо этого гадил в доме, правда редко, но иногда его испражнения приходилось убирать мне. Все подобные выходки можно было вынести от той собаки, которую хотел я, но на фоне моего дискомфорта от выгуливания пуделя такое поведение напрягало меня втройне.
Несмотря на моё недовольство, Ермошка проявлял большее благородство: охотно отзывался на своё имя - не успею я произнести его, как он прилетал на всех парах из другой комнаты и с интересом смотрел на меня; когда я его гладил, тот не пытался убежать, а наоборот лез целоваться.
Но все его проявления любви не трогали меня. Я мог неделю не обращать на него внимания, а когда он периодически забегал в мою комнату, чтобы напомнить о себе, я с лёгкостью выставлял его за дверь, и закрывал её. Однажды, очередной раз ощутив себя ненужным, он уронил маленькую новогоднюю ёлку - разбилась пара игрушек. Я с негодованием подмёл осколки, а потом наказал Ермошку, ударив несколько раз. Он забился в угол и не выходил до вечера, я считал, что поступил справедливо и нисколько не сожалел о содеянном.
Странное все-таки у собаки поведение, думал я - ей не рады, а она ждёт. Однажды я пришёл домой позже обычного, в очень плохом настроении, Ермошка не спал, а когда встретил меня со всеми почестями, проводил до моей комнаты, и увидев, как я еле-еле выдавил из себя лёгкую улыбку, прыгнул на мою кровать. Я машинально согнал его, буквально сгрёб с кровати, вдогонку что-то крикнул и закрыл дверь. Мама сказала, что я очень жестокий, Ермошка весь вечер меня ждал, лежал в коридоре и поднимал голову всякий раз, когда слышал звук открывающихся дверей лифта.
Как-то раз я пришёл домой после драки. Мягко сказать, мне досталось намного сильнее, чем моему противнику - болели рёбра, тяжело было дышать, всё лицо разбито, левый глаз заплыл - я им почти не видел. Неделю я не выходил из дома и в основном лежал. Собака крутилась возле меня, а когда запрыгивала на мою кровать, я её не гнал. Этот мир жесток, я ненавидел всё вокруг - всё предательски изменчиво, и, видать, этот кучерявый комок, который лежит в моих ногах - самое искреннее существо, самое постоянное в своём отношении. Ермошка понимал, что мне плохо, вёл себя ненавязчиво и очень тихо, но всегда был рядом.
Пока я болел, через мою голову прошло много мыслей. А ведь мало кто там за окном мне рад, я убеждался в этом неоднократно. Люди говорят одно, а делают совсем другое, смотрят в глаза, а что за их взглядом, никогда не узнаешь, да они порой и сами этого не знают. Как неустойчивы их дружба и любовь, как быстро эти чувства сдувает лёгким ветерком. А что будет в бурю? А умеют ли они прощать, или они, наоборот, только ищут повода для обиды? Человек представляет собой совокупность всех добродетелей и пороков, но, к сожалению, последних больше, они сильнее, они всё отравляют. Да и я такой же. Я даже хуже, чем этот пёс, который продолжает меня любить. А как бы я себя повёл на его месте? Я не такой - его любовь настоящая, она не требует ничего взамен, она рождается внутри него, и всё что он делает, движется именно этим чувством. А к вечеру он устаёт, но утром, с новыми силами, он всё забывает, все обиды умирают в нём, он вновь начинает любить.
Я стал ловить себя на мысли, что жалею о плохом обращении с Ермошкой, ведь он меньше всего это заслужил, и гори синим пламенем эти кеды и эта ёлка - бездушные предметы, они с таким же спокойствием украшали бы нового хозяина. Конечно, обратно сказанное и сделанное не вернуть, но переосмыслить можно. И если собака продолжает меня любить за то, что я её стыжусь, то какова тогда цена мне, как человеку? Грош! И перед кем мне стыдно, перед теми, кому наплевать на меня? Я нежно обнял Ермошку, прижал его к себе и впервые поцеловал, в темечко, а он обернул на меня голову и посмотрел так, словно дождался этого, будто сказал мне, что ждал бы столько, сколько нужно.