Найти в Дзене
Ксения

Зачем...

Роман «Шёлк» Алессандро Барикко.

Эта книга оказалась на моей книжной полке совершенно случайно... Формат и объём совсем не впечатлили. «Роман?! И такой маленький!» – подумала я. Об авторе я ничего не знала, о романе тоже, поэтому прочла аннотацию:

Это роман о любви, трогательной и невероятно красивой. История отношений молодого француза, его жены и гейши-европейки очаровывает читателя. Изящный эротизм, щемящая тоска и сладкая нежность, дальние путешествия, поиски настоящего счастья, которое мерцает вдалеке и манит за собой (а на самом деле оно совсем рядом, только герой не видит его в погоне за мечтой!), – всё это есть в романе «Шёлк», нежной и волнующей книге о любви…

«Почему бы и нет?» – подумала я. И...

Книга захватила меня сразу. Каким-то невероятным обаянием слога (спасибо переводчику), манерой письма, какой-то лёгкостью и недосказанностью, словно твоего тела касается шёлк. Роман я прочла менее чем за час! И для меня он вовсе не стал романом о любви. Нет! Я прочла его иначе. Роман о мечте, о несбыточном, о вечном стремлении куда-то, а куда – совершенно невозможно порой объяснить. Как у Жуковского, помните:

И лишь молчание понятно говорит... Невыразимое доступно ль выраженью...

Все герои показались мне людьми, которые тоскуют о прекрасном: о любви, о страсти, о сексе, о потерянном рае – если хотите.

Тоскует Эрве Жонкур, тоскует Элен – супруга Эрве, тоскует странный Бальдабью, тоскует Хара Кэй, тоскует женщина-призрак или женщина-реальность с лицом девочки и глазами, «у которых не было восточного разреза», тоскует даже мадам Бланш, которая, как кажется, давно должна была утратить способность что-либо чувствовать. В чём же причины их тоски? Когда я читала, мне казалось, что Эрве тоскует именно о несбыточном, вроде бы у него всё есть, но он не чувствует счастья, и даже «чарующий» голос его жены не в силах удержать его рядом с ней, его манит что-то:

– ...где она, эта Япония? – Прямо, не сворачивая. И так до самого конца света.

Тоска Элен иная. Внутренний страх не даёт ей вздохнуть полной грудью и расправить крылья, она скована им, словно цепями, даже когда она отдаётся мужу, любимому мужу, она отдаётся, ощущая страх. Именно поэтому муж всё время повторяет ей, что она ничего не должна бояться. Возможно, если бы у Элен были дети...

Старик Бальдабью (не знаю, почему я решила, что он старик: ведь никто «не знал, сколько ему было лет», но я чувствовала, что он старик, когда читала), странный Бальдабью, играющий сам с собой в бильярд и пообещавший, что если выиграет калека (один раз Балдабью бьёт по шару правой рукой, а второй – левой), то он навсегда покинет это чудное место на юге Франции. В конце романа так и случится – и Бальдабью так же неожиданно, как появился, уйдёт. Действительно, странный Бальдабью... Как будто он знает что-то такое, что не знают, не понимают другие. Как будто он всё уже видел, всё уже познал. Как будто он играет с самой жизнью: задаёт ей задачку, которую невозможно (казалось бы) решить, и ждёт, когда жизнь преподнесёт сюрприз.

Хара Кэй – настоящий сын Востока: очень сложно понять по невозмутимому лицу, что же он чувствует, о чём думает..., но и он грустит, возможно, от того, что в один прекрасный день осознаёт, что Любовь есть, а он даже и не подозревал о её существовании, ведь «в Японии нет белых женщин». Совершенно удивительна и женщина-ребёнок, женщина с глазами, «у которых не было восточного разреза». Именно она стала для меня символом шёлка. Она неосязаема, она воздушна. Невозможно понять: она существует в реальности или лишь плод воображения Эрве. Она тайна. Кто она? Откуда? Как её зовут? Кем она приходится Кэю? Тайна... Она как сама мечта, такая далёкая близкая, манящая и несбыточная. Её тоска особенная...

Мне казалось, что если она реальна, то она очень хочет быть разгаданной и в то же время не хочет этого, потому что тогда она перестанет быть столь притягательной для мужчины. Именно эта женщина с глазами, «у которых не было восточного разреза», становится для Эрве Жонкура страстью, страстью с безусловным сексуальным подтекстом, которая поглощает героя полностью, ради которой Эрве готов идти на край света, ведь Япония она там, «прямо, не сворачивая, и так до самого конца света». Именно эта женщина становится для героя возможностью перенестись в другой мир...

Согласитесь, ведь так бывает и у нас с вами... Мы так привыкли к тому, что в жизни нужно обязательно состояться, чего-то добиться, стать успешным и непременно счастливым, что мы изо всех сил стремимся к этому... а может быть, иногда просто нужно созерцать, а не участвовать, наблюдать за своей жизнью так, как «большинство людей наблюдает за дождливым днём». Не бояться не успеть, не стыдиться быть неуспешным, а просто мечтать о несбыточном, сознавая, что это несбыточное, и ничуть не жалея об этом? Устремляя свой задумчивый и немного печальный взгляд куда-то вдаль, где Япония, взгляд, в котором так и читается обломовское: «Все только думают о том, как жить. А зачем? Никто не хочет думать». Читая этот роман, я думала именно о «зачем»... Может, иногда действительно важно именно «строить вольер»:

Долгое время Эрве Жонкур продолжал вести затворнический образ жизни. Он редко показывался на людях и целыми днями работал над проектом парка, который рано или поздно разобьет вокруг дома. Он покрывал лист за листом странными рисунками, похожими на машины. Как-то под вечер Элен спросила у него:

– Что это? – Это вольера. – Вольера? – Да. – А для чего она? Эрве Жонкур не отрывал взгляда от рисунков. – Ты запустишь в неё птиц, сколько сможешь, а когда в один прекрасный день почувствуешь себя счастливой, откроешь вольеру – и будешь смотреть, как они улетают.

Искренне Ваша, Ксения Бопри