by rekrek on June 29, 2017
Чак Клостерман – известный американский эссеист и колумнист, пишущий о массовой культуре.
rekrek публикует перевод статьи Чака Клостермана с предисловием автора.
Приведенное ниже эссе вышло в издании The New York Times в конце 2010 года. В статье рассказывается о зомби (но не совсем).
Причина, по которой The New York Times захотели эссе о зомби, была в популярности телесериала AMC – «Ходячие мертвецы». Когда они спросили меня, может ли мне это быть интересно, я ответил: «Конечно, я напишу. Мне кажется, я знаю чем живут зомби. Хотя не смотрю “Ходячие мертвецы”, я перестал смотреть их после первой серии». Почему-то это убедило The New York Times, что таким образом я имел больше прав написать это эссе, поскольку мое личное восприятие зомби не было сформировано сериалом. Меня посчитали наиболее подходящим человеком для изучения феномена зомби, потому что я находился на некоторой интеллектуальной дистанции от наиболее массового воплощения феномена, о котором я должен был написать.
В любом случае, если бы я сказал редактору The New York Times: «Я обожаю “Ходячих мертвецов. Это мой самый любимый сериал”», – полагаю она ответила бы: «Отлично! Ты идеально подходишь на это задание».
Когда человек убеждает себя в том, что ему что-то от тебя нужно, ему все равно насколько ты обладаешь необходимыми знаниями. В такой ситуации что бы ты ни говорил о себе становится прямым подтверждением того, что ты идеальный кандидат. Это является правдой не только в журналистике, но и в жизни.
Я и зомби меня
Зомби – недооценные акции. Они бессловесны, сочатся грязью и не обладают мозгом, но представляют собой расширяющийся рынок без потолка. Зомби – среда с наличием множества объектов-целей, буквально и иносказательно. Чем больше в них засаживаешь пуль, тем интереснее они становятся. Примерно 5,3 миллиона зрителей посмотрели первую серию «Ходячих мертвецов» на канале AMC, что на невероятные 83% больше, чем 2,9 миллионов тех, кто смотрел четвертый сезон «Безумцев». Это означает, что есть как минимум 2,4 миллиона американцев, которые предпочли бы наблюдать за Кристиной Хендрикс, если бы она была живым трупом.
Статистически и эстетически подобный диссонанс кажется извращенным. Но скорее всего он не должен казаться таковым. Массовый интерес к зомби стабильно рос последние сорок лет. Зомби – товар, который медленно и без особого развития занимал рынок подобно пошатывающимся тварям, которых популяризовал Джордж Ромеро в фильме 1968 года «Ночь живых мертвецов». Это неторопливое распространение интересно присущими самим зомби ограничениями: нельзя сделать особенно глубоким существо, которое не может говорить, не умеет мыслить, и чья единственная цель – пожирание плоти. Зомби невозможно очеловечить, его можно сделать только менее «зомбичным». Есть медленные зомби и есть быстрые зомби – вот, в принципе, и весь спектр различий зомби. Зомби, например, не меняются вместе с окружающим миром. Скорее наоборот – состояние самого мира все больше начинает походить на эпидемию зомби. Есть в зомби нечто такое, что становится все более интересным обыкновенному человеку. И, мне кажется, я знаю чем является это нечто.
Дело в том, что зомби очень просто убить.
Когда мы критически осмысливаем монстров, мы ненамеренно классифицируем их по воплощениям наших страхов. Франкенштейн олицетворял тревогу перед неограниченной силой науки; Годзилла появился из страхов атомного века; в основе оборотней лежит инстинктивная паника перед хищниками и отрыв человека от природы. Вампиры и зомби разделяют человеческую боязнь болезней. Легко представить символическую связь между зомби и бешенством (или зомби и опасностями консюмеризма) точно так же, как легко связать вампиризм и СПИД (или вампиризм и потерю чистоты). С креативной точки зрения подобные проекции страхов являются стержнями повествования. Они превращают монстров в идеи, и в этом весь смысл.
Но что если аудитория понимает данную метафору совершенно по-другому?
Что если современных людей меньше беспокоит изображение бессознательных страхов, но привлекает аллегория на то, как они воспринимают ежедневную жизнь? Это может объяснить то, почему настолько большое количество людей собралось на просмотр первого эпизода «Ходячих мертвецов» – они чувствовали, что им это близко. Сама ситуация сразу же кажется знакомой, поскольку в современной жизни приходится убивать зомби.
Если выбрать единственную вещь, которую мы точно понимаем о зомби, то это то, как их несложно убить: надо всего лишь приставить ствол (предпочтительно – ствол дробовика) прямо к мозгу зомби. Это Шаг 1. Шаг 2 – совершить тоже самое со следующим зомби, который займет место предыдущего. Шаг 3 полностью аналогичен Шагу 2, а Шаг 4 – Шагу 3. Повторяется данный процесс до тех пор, пока (а) у вас не закончатся патроны или (б) не закончатся зомби. Это единственная стратегия, имеющая право на существование.
Каждая война с зомби это война на убывание. Это игра чисел и она скорее повторяющаяся нежели сложная. Другими словами, уничтожение зомби философски более похоже на чтение и удаление четырехсот писем рабочей почты в понедельник утром или на заполнение бюрократических бумаг, то есть процесс, который создает еще больше бумаг, или на принудительное чтение слухов в Twitter по заданию, или на выполнение нудной работы, в которой единственным риском является полный завал. Принципиальный минус любого нападения зомби в том, что они никогда не останавливаются; принципиальный минус жизни в том, что вы никогда полностью не закончите то, чем бы вы ни занимались.
Интернет напоминает нам об этом ежедневно.
Приведу выдержку из эссе молодой писательницы Элис Грегори, которое она написала на роман Гари Штейнгарта [1] «Супергрустная история настоящей любви» и опубликовала в литературном журнале n+1: «Сложно не думать о влечении к смерти каждый раз, когда я выхожу в Интернет. Запуск Safari – особенно разрушительное решение. Таким образом я сама разрешаю Интернету забрать мое сознание». Самонаправленный страх мисс Грегори тематически сходен с тем, как описан мозг зомби Максом Бруксом, автором вымышленной истории «Мировая война Z» и сопроводительной книги «Руководство по выживанию среди зомби»: «Представьте компьютер, запрограммированный на выполнение одной функции. Эта функция не может быть остановлена, изменена или удалена. Новые данные не могут быть внесены. Новые команды не могут быть записаны. Такой компьютер будет снова и снова выполнять одну и ту же функцию пока его не отключат от питания».
В этом заключается наше коллективное проецирование страха – что нас поглотит нечто.
Зомби воплощают Интернет, потоки информации и каждый разговор, в котором мы не хотим участвовать. Все это накатывается на нас бесконечно (и бездумно) и – если мы сдадимся – будем захвачены и поглощены. И тем не менее – если в этой войне и нельзя победить, ею можно управлять. До тех пор, пока мы продолжаем удалять то, что находится прямо перед нами, мы выживаем. Мы живем сегодня для того, что уничтожать зомби завтра. Мы остаемся людьми хотя бы сегодня. Наш враг одновременно неумолим и неисчислим, но так же неизобретателен и глуп.
Бороться с зомби все равно что бороться со всем остальным… мне, по крайней мере, так кажется.
***
Прийти к заключению на примере киносаги «Сумерки», что зомби всего лишь заменяют вампиров в современной культуре – некая условность, в которой есть смысл по метафорическим причинам, не связанным с монстрами. Но это обманчивое заключение. Возросший интерес к вампирам за последние пять лет относится только к успеху «Сумерек» во всех его проявлениях, а сам бренд при этом относится к вампиризму лишь косвенно. Фильм «Сумерки» скорее о ностальгии по подростковой непорочности, о привлекательности актеров и о том, что современные потребители художественных произведений предпочитают длинные сериализованные романы, которые читаются на одном дыхании. Однако данное явление создало эффект домино. «Впусти меня» – шведский фильм 2008 года о вампирах оказался невероятно хорошим, но он вряд ли был бы снят если бы не успех «Сумерек». Сериал «Врата» был явной попыткой AMC зачерпнуть привязанную к дому предподростковую аудиторию. «Настоящая любовь», созданный HBO, является кэмповским [2] ответом на примитивную серьезность Роберта Паттинсона.
Отличие зомби, конечно же, в том, что отдельно взятого вампира можно полюбить, пусть и временно, а живую мертвечину – невозможно.
Герои вроде паттинсоновского Эдварда Каллена в «Сумерках» и райсовского [3] Лестата де Лионкур [4] (и даже старого и скучного графа Дракулы) могут быть многомерными и чувственными. Можно узнать кем они были раньше и понять кем они являются сейчас. Любовь к вампиру может существовать в единственном числе. Увлечение зомби же наоборот всегда коллективное. Если вам нравятся зомби, вам нравится сам концепт. В этом нет личной привязанности. Вам нравится что означают зомби, как они двигаются, вы знаете как их остановить. И это успокаивающая привлекательность, поскольку данные аспекты не меняются; они становятся передаваемым архетипным знанием.
За несколько дней до Хеллоуина я был в северной части Нью-Йорка и мы каким-то образом оказались в The Barn of Terror [5], расположенном недалеко от города Лейк Катрин. Вход в здание был немного пугающим, но не настолько пугающим, как если бы мы посетили действительно заброшенное здание, за вход в которое не берут двадцать долларов и у которого нет собственного веб-сайта. Как бы то ни было, после того как мы вышли из дома ужасов, нас оперативно поместили в школьный автобус и отвезли на кукурузное поле в четырехстах метрах. В поле было много актеров-любителей – часть из них играла военных, остальные же тех, кого все называли «инфицированные». Нам приказали бежать сквозь залитый лунным светом кукурузный лабиринт, если мы хотели остаться в живых. Пока мы бежали, вооруженные солдаты выкрикивали противоречащие друг другу приказы, а зомби с шипением появлялись из темноты. Мероприятие должно было быть захватывающим, и оно таковым и было. Однако прежде чем мы отправились в поле, один из моих попутчиков сардонически прокомментировал ситуацию.
«Я знаю, что этот опыт должен вызывать страх, но я довольно уверен в своих силах на случай апокалипсиса зомби. Это странное чувство, но я знаю как выжить в таком сценарии».
Мне трудно не согласиться. И правда, кто из современных людей не готов к такому происшествию? Мы все знаем как это бывает: вы выходите из комы и не видите врачей или других сотрудников больницы. Не перемещайтесь ночью и держите шторы плотно закрытыми. Если вы собьете зомби с ног, обязательно направьте вторую пулю прямо ему в мозг. И – самое важное – никогда не считайте, что война закончилась, поскольку она никогда не заканчивается. На место зомби, которых вы убили сегодня, всегда приходят новые зомби завтра. Но вы справитесь, друзья. Это разочаровывающий, но не трудный процесс. Держите палец на курке. Продолжайте уничтожение. Не переставайте верить. Не переставайте удалять. Перезванивайте на оставленные голосовые сообщения и продолжайте кивать в разговорах. Это мир зомби и мы живем в нем.
Но мы можем жить лучше.