by rekrek on April 7, 2017
В далеком 1994 году Артемий Троицкий и «некто Саша» [1] организовали в Москве фестиваль электронной музыки «Бритроника». Часть расходов и организацию взял на себя Британский Совет.
В рамках фестиваля приехали:
Aphex Twin
Autechre
Banco de Gaia
Seefeel
Transglobal Underground
Bark Psychosis
Ultramarine
Dreadzone
Alex Paterson из The Orb
Paul Oakenfold
Bruce Gilbert из Wire
Почти наверняка были и другие представители британской электроники, но всё кануло в Лету.
Событие прошло практически незамеченным в России. С музыкантами на фестиваль приехал сотрудник легендарного журнала New Musical Express (NME) Руперт Хоу, который запечатлел события четырех дней «Бритроники».
Ниже мы приводим перевод статьи. Также вы можете ознакомиться с оригиналом, посмотрев отсканированные страницы журнала: Страница 1, Страница 2, Страница 3, Страница 4.
***
Товарищ, держи звук!
«Сколько-нибудь прочной может быть лишь революционная диктатура, опирающаяся на громадное большинство народа». — В. И. Ленин.
«Что?» — Ричард Дэвид Джеймс.
Четверг, 14 апреля
Мы где-то на окраинах Москвы, начинают происходить странные вещи. C рейса Аэрофлота нас бросает прямиком в полную дезориентацию.
Ричарда Джеймса тошнит; Алекс Патерсон — без каких-либо вступлений — говорит Ричарду, что его музыку по-настоящему оценят только через пятнадцать-двадцать лет; обслуживающий персонал аэропорта требует $50 за выгруз аппаратуры Ultramarine с самолета. Черт.
Загружаемся в автобус, нас шестьдесят человек, у всех различные градации плохого самочувствия. Водитель часто останавливается на обочине без видимых на то причин. На одной стороне дороги ряды многоквартирных домов с маленькими квадратами света, на другой — мрак.
Спустя какое-то время мы резко съезжаем с неразмеченной асфальтированной дороги на ухабистый просёлок. Что если нас похитили и везут на тайную встречу? Нет, заканчивай с этим. Все будет хорошо.
Мы в России, приехали на «Бритронику», фестиваль эмбиент-техно и электронной музыки, организованный британским промоутером Ником Хоббсом и седеющим русским музыкальным гуру Артемием Троицким. Идея фестиваля в том, чтобы показать молодым москвичам, чем живет современная музыка и, что не всё заканчивается на радио FM Rock, MTV, Нирване, пиратских записях Sam Fox в киосках, выстроенных на грязных улицах и сигнализирующих культ «свободного предпринимательства», возникшего сразу после послабления контроля торговли и приведшего к разрушительным последствиям, к которым в не меньшей степени относится и растущая сила русской мафии.
Менее чем за сто лет Россия вышла из хаоса, прошла через жестко контролируемую тоталитарную диктатуру и снова вернулась в хаос. В недавнем исследовании газета Moscow Times опросила граждан — кто, по их мнению, управляет страной. Большая часть респондентов (24%) указала на мафию; Ельцину отдали голос всего 14%. Это суровая реальность старой поговорки Мао, что «винтовка рождает власть».
Мы бросаем аппаратуру в отеле и большинство из нас отправляется на приём в честь «Бритроники», который проводится в центральном клубе под названием Manhattan Express. Клуб располагается в одном из самых крупных московских отелей, выполненном в западном стиле, рядом с Красной площадью. Снаружи видеооператоры снимают, как мы выбираемся из автобуса. Внутри клуб похож на обычную дыру, подделку под клубы Лондона/Нью-Йорка/Токио, единственной целью которой является делать деньги.
И это не подполье/андерграунд техно — посетители в основном мафиози в костюмах не по размеру и проститутки в дорогих вечерних платьях, приобретенных за свободно конвертируемую валюту. Цена билета $40, так что обычных тусовщиков тут почти нет. Кто знает, как эта публика примет Banco de Gaia, которые собираются выступать сегодня вечером. Однако нас это мало интересует — после получаса в клубе мы забираемся в автобус.
Пятница, 15 апреля
В сером утреннем свете мы осматриваем наше окружение. Отель — бывший конференц-центр КПСС, расположенный на окраине Москвы, группа обветшалых высоток, стоящих в центре грязного, загаженного, заброшенного пустыря. В конце дороги, за воротами, находится станция метро, окруженная киосками с водкой, сникерсами, дешевыми зажигалками, сигаретами, брелоками, экземплярами Penthouse и немецких хеви-метал журналов. Старушки продают хозяйственные сумки тем, кому не в чем унести покупки; старики пьют водку из горла; дети красуются в футболках с символикой Металлики. Это лицо России в конце двадцатого века.
После завтрака выясняется, что Ричарда Джеймса госпитализировали. Турист, будь осторожен: если у тебя поднимется температура в России, сразу увезут в больницу. Нам сообщают, что Ричард в Клинической больнице №1. Проблема в том, что никто понятия не имеет, где это.
Часть команды отправляется в дворец молодежи, являющийся концертным залом и типичным примером люмпенской советской архитектуры на 1800 мест, где раньше собирали пионеров для массовой клятвы верности государству. После полуденного технического совещания все соглашаются: это отличный зал, украшенный искусственным мрамором, позолоченными лентами и тяжелым занавесом в стиле сталинского ампира.
В противоположной части города, в клубе «Пилот», начинаются проблемы. Ultramarine и Autechre пора выступать, но необходимая аппаратура не прибыла и никто не знает, когда оборудование появится и появится ли вообще.
Выступление во дворце молодежи вот-вот начнется, но из «Пилота» нет вестей. Выясняется, что Саша, темноволосый и курящий одну за другой промоутер, похожий на Нуреева [2], теряет контроль над ситуацией. Он отправляет Алекса Патерсона на сессию в клуб Jump, где Алекс бродит по бесконечным, плохо освещенным коридорам, проводит два часа в ожидании в спортивном зале, но его никто не встречает. А когда его всё же находят, выясняется что в клубе всего 200 человек на 1000 мест.
Тоби Маркс (Banco De Gaia) становится следующей жертвой. После фиаско в клубе Manhattan Express его заставляют выступить вместе с Алексом на незапланированной сессии. Тоби измотан, практически ничего не ел, и выступать в полупустом зале ему не улыбается.
«В Англии я бы давно развернулся и ушел, но здесь я должен отыграть для всех, если у меня есть такая возможность, — рассуждает он. — Я попытался ругаться с Сашей вчера, но проблема в том, что без переводчика ругаться не выходит. Приходится говорить очень медленно, когда тебе хочется крикнуть “Ах ты скотина!”»
Dreadzone тем временем наслаждаются поездкой. Басист Лео, будучи практически единственным парнем с дредами в городе, привлек внимание. Девушка, с которой он познакомился в Manhattan Express, сводила его и клавишника Дэна Донована на арт-хэппенинг в музее Пушкина, где, в числе прочего, один из художников снял штаны перед картиной Ван Гога, присел и выпростался в руку.
Во дворце молодежи Dreadzone отыгрывают для 150 посетителей, которые встречают их с восторгом. Один из русских парней настолько восхищен, что через сопровождающих группы передает Лео небольшую упаковку. В ней оказывается пять искусно скрученных косяков.
Большинство русских ребят, которых мы встретили, оказывались так же щедры, несмотря на то, что у них самих практически ничего не было. Московский диджей Эрик одолжил нам дорогие вертушки Technics на выступление во дворце молодежи, Алексей из Санкт-Петербурга угостил высушенным грибами. Евгений и Артур (тоже из Санкт-Петербурга) хотели открыть магазин пластинок и свой лейбл, но у них не было денег и единственный для них способ финансирования был обратиться к мафии, что могло оказаться им не по плечу. Был и Вадим, который работает на эстонском национальном радио в Таллине, читает NME в библиотеке Британского Cовета тратит каждую копейку (к большому сожалению его мамы, находящейся в неблагополучных финансовых условиях) на пластинки, которые довольно скудно просачиваются в Эстонию с Запада. Вадим раздает несколько кассет, записанных где-то на Балтике парнем по имени Марко Сула, вставляет одну из них в магнитофон. «Довольно странные звуки, — комментирует Ричард Джеймс, посчитав запись неплохой. — Может смогу его устроить в Rephlex». [3]
В «Пилоте» на сцене никого. Пола Окенфолда отстранили от вертушек за то, что отказался крутить рекламу. Русский диджей ставит музыку из фильма «Жестокая игра» [4].
Пока мафиози с проститутками лобызаются на танцполе, музыканты начинают задаваться вопросом: «А что мы здесь делаем?». Джулиану Либератору (завсегдатай фестиваля Megadog из коллектива Bedlam Sound System) наконец разрешают встать на сцену, и он сразу очищает танцпол треком Afghan Acid группы The Rising Sons [5]. Теперь вопрос встает ровно наоборот: «Что они здесь делают?»
Хотя причина конечно проста: деньги. В Москве дешевые только жизнь и водка, за всё остальное приходится платить. Билет на «Бритронику» в дворце молодежи стоит около десяти фунтов. Те, кто хочет продолжить ночь в очередном клубе, должны заплатить снова. Для большинства ребят это больше, чем они могли бы накопить за месяц. И вот результат: в зале сплошь богатые ублюдки, которым по душе пьяно топтаться под Culture Beat [6], а не оттягиваться по-настоящему.
Иэн из Ultramarine расстроен и его можно понять. «В таком составе мы могли отправиться куда угодно в мире и успешно провести выступление, но мы решили поехать в Москву, чтоб познакомить людей с нашей музыкой. Очень жаль, что всё провалилось из-за нескольких отсутствующих проводов и коробок с оборудованием».
Но не всё потеряно.
Суббота, 16 апреля
Вот он — большой день. Если сегодня ничего не получится, то всю затею можно считать провалом. Стороны непостижимым образом пришли к соглашению, по которому электронщики будут выступать во дворце молодежи последними, чтобы барабанную установку успели доставить в «Пилот» для Ultramarine. Нервный Саша, который выглядит так, будто он всю ночь простоял на коленях и молился, чтобы всё получилось, зажигает очередную сигарету. «Пилотом», конечно же, владеет мафия. Мафия заплатила Саше за право гонять группы и диджеев в своем клубе. Если он задолжает мафии, то окажется в Москве-реке в бетонных сапогах.
Ричарда Джеймса выпускают из больницы. Ну как прошло? Тебе давали что-то необычное? «Ага, — еле ворочая языком отвечает он. — Всё было очень странно. Хуже, чем на кислоте. У меня до сих пор в глазах двоится».
Оказывается, Ричарда закрыли одного в изоляторе, чтобы он не бродил по больнице и никого не заражал. Окно было оборудовано решеткой для защиты от побега. Единственный способ выйти оттуда — поправиться. И чтобы он поправился, в изолятор входили врач, разворачивали и втыкали шприц ему в зад.
Выступление в дворце молодежи этим вечером становится откровением. Посетителей больше, чем в пятницу, сарафанное радио оказалось сильнее рекламы, и все проходит гладко.
Seefeel отыгрывают как никогда, всё недовольство, накопленное в последние дни (гитарист Марк Клиффорд — веган, незавидная доля в стране, где свежие фрукты и овощи малодоступны и очень дороги), приносит результат и группа уходит в отрыв поражающим воображение звуком.
«Жаль, что в зале было всего 300 человек», — говорит Марк после выступления. Но толпа в восторге от каждой секунды, особенно в моменты, когда Даррен поднимает свой бас над головой и топает по сцене налево-направо с открытой пастью и первобытной энергией на лице.
Bark Psychosis совершают не меньший подвиг и менее стойкие зрители съеживаются за сиденьями во время их брутального вступительного трека и белого шума.
За кулисами, тем временем, разворачивается драма. Ричард, менеджер Ultramarine, на срыве — если барабаны (которые сейчас на сцене у Bark Psychosis) не появятся в «Пилоте» в течение двух часов, то не будет никакого выступления.
Примерно в час ночи Ultramarine наконец заступают на сцену, и какое-то время все даже идет по плану. Неторопливый темп их музыки подходит посетителям [7]; проблемы начинаются, когда на сцену выходит Брюс Гилберт. Самоубийство не то, за чем тусовщики пришли в клуб субботним вечером, музыка Гилберта выкручивает даже провода.
Русский диджей забирается на сцену и сообщает Брюсу, что пора прекратить. А затем воинственно наблюдает за Ричардом Джеймсом, который ставит винил. Наконец Ричард делает то, за чем прилетел в Россию за двести с лишним миль — несколько безобидных, смутно кислотных звуков пролетают над залом; возможно всё закончится хорошо. Но менеджмент с нами не согласен. Пара появившихся солдат оттаскивают Ричарда от вертушек, русский диджей ставит East 17 [8].
Эти новости быстро передаются в гримёрку наверху. Алекс Патерсон мигом хватает свою коробку с винилом и кубарем скатывается вниз. Как только он подходит к диджейской стойке, появляются новые солдаты и начинают его оттеснять. Будучи не понаслышке знакомым со стычками (он фанат Челси), Алекс предлагает диджею пройти на три буквы. Диджей не проходит. Алекс буровит его взглядом и несколько раз произносит «Fuck you».
Диджей снова ставит трек из «Жестокой игры». Наш бесстрашный фотограф пытается сделать снимок и положение сразу переходит из плохого в очень плохое.
Обнаруживается, что фотографировать Российскую армию запрещено. Им это не нравится. А особенно им это не нравится потому, что их наняла мафия. Фотоаппарат быстро перекидывают Полу из Ultramarine, который прячет его в плаще. Алекс, воспользовавшись ситуацией, поднимает свою коробку с винилом и забирается обратно в гримёрку.
Брюс в гримёрке извиняется перед Алексом: «Это моя вина».
«Да ладно, не твоя. Иначе зачем мы здесь?» Хороший вопрос, Алекс.
Кто-то стучит в дверь. Входит солдат в поисках фотоаппарата. Повисает напряженное молчание. Однако похоже, что крови не будет. Один из переводчиков переговаривает с солдатом и солдат уходит. Пора открыть очередную бутылку водки и дождаться автобуса.
Два часа спустя прибывает автобус. Алекс нацепил повязку на голову и стал похож на персонажа комикса Beano [9], он раздает сувениры The Orb восторженным русским. Мы допиваем водку и готовимся к быстрому отступлению.
Пол из Ultramarine задумывает финальный удар. Пока его менеджер отвлекает внимание русского диджея, Пол забирается за звуковую систему и начинает последовательно выдергивать все шнуры. Таким образом он добирается до кабеля питания — клуб оказывается в тишине. Электронщики бросаются в автобус, их преследуют солдаты, менеджмент, за процессией наблюдают удивленные зеваки. Автобус отъезжает.
Мы добираемся до отела на подъёме. Некоторые отправляются в номер Роба из Autechre посмотреть, как его телевизор выдает галлюциногенные рисунки на экране. «Этот телевизор настоящее техно», — восхищается Роб. Выясняется, что Autechre часто проделывают такое с экраном в Манчестере, находясь в измененном состоянии сознания.
Примерно в шесть утра, выпив всё, что можно было выпить и выговорившись, мы расходимся по номерам.
Воскресенье, 17 апреля
Следующее утро продолжает быть странным. У нас небольшие провалы в памяти. Мы полушутя болтаем о гигантской змее, которая преследует людей в метро. Том из Reload (чей партнер Марк стал вторым госпитализированным в этой поездке) превратился в барона Мюнхгаузена и теперь выкручивает кончики усов, бросающих вызов гравитации. Слово «странно» не может полноценно описать ситуацию.
Сегодняшнее выступление в «Пилоте» отменено. Bark Psychosis запретили как слишком странных. Тоби не хочет рисковать группой Banco De Gaia после событий прошлой ночи. Выступления же в дворце молодежи продолжаются по плану.
Autechre объявляют войну. Они забираются на сцену в полной темноте и работают машинами — вылетает жесткий электронный грохот и скрип, облагороженный раскатистыми электро-битами. Лазеры, водруженные за сценой, приходят в действие и вырисовывают спирографические узоры на стенах; люди забираются в оркестровую яму перед сценой и принимаются мошить. Безумие прибыло в самый подходящий момент.
Ultramarine так раскачивают русских, что охрана занимает позиции по обе стороны сцены и начинает помахивать дубинками. Большая часть команды отправляется в гримёрку за парой бутылок российского шампанского по цене два фунта за штуку. На их пути вырастает Артемий Троицкий и созывает стихийный совет в коридоре, на котором мы узнаем, что электрики забрали наши клавиши в заложники, поскольку им не заплатили. Их можно понять. Чуть позже мы «воруем» наши клавиши обратно. Суматоха.
Стоя перед дворцом молодежи, Ричард Джеймс указывает на коробку с винилом и заявляет: «В ней лежат куски трупов. Смотрите». Он открывает коробку, но там нет ничего, кроме пластинок. «Понюхайте, — настаивает он. — Пахнет мертвецами».
Запах и правда немного затхлый, как из подвала. Так пахнут куски трупов, которые хранятся в коробке для винила? Никто этого не знает, включая самого Ричарда. Этот эпизод одушевил Ричарда и, пока мы заходим в автобус, он рассказывает о том, как отымел свою маму и убил её. Затем он замечает, что было бы неплохо, если бы самолет разбился на обратной дороге, потому что тогда «я бы был единственным выжившим и стал бы питаться вашими конечностями». Ричард улыбается.
Нам предлагают вернуться в «Пилот», где менеджмент хочет извиниться и провести банкет в нашу честь. Мы обдумываем предложение, и решаем, что если согласимся, то вероятнее всего наши тела найдут в сточных канавах.
Мы возвращаемся в отель и располагаемся в фойе на семнадцатом этаже. Выпиваем. Внезапно одно из красных кресел перемещается на балкон. Музыканты из Seefeel, Bark Psychosis и Ultramarine готовят кресло к отправке. Все понимают, что скоро оно отправится через край, это так же неизбежно, как гравитация или невозможность найти почтовое отделение в Москве. Кресло летит вниз, мы наблюдаем. Занятно, что с семнадцатого этажа почти не слышно, как оно разбивается об асфальт внизу.
У нас возникают новые идеи — мы изучаем шахту лифта, пытаемся забраться на крышу — под влиянием водки всё увлекает. Так мы проводим время до половины девятого утра. Мы уже далеко зашли, зачем останавливаться?
Понедельник, 18 апреля
Пора возвращаться. Появляется Саша, несмотря на заявления русско-английского союза, что он «исчезнет» в результате сделок с мафией. В мире, в котором всякая реальность и уверенность разрушилась и где надёжность обеспечивают только доллары, трудно питать надежду на долгосрочную безопасность.
В самолете назад нас охватывает чувство облегчения, слегка оттененное разочарованием. Теперь всё позади, каждый из нас тем или иным образом получил то, зачем ехал, но, как говорит Ник Хоббс: «Никто из участников не предпримет ничего подобного в течение очень долгого времени».
И в этом не только поражение русских, но и наше.