Если верить ***, то у Петра Фектова целых 367 друзей. Если убивать по одному каждый день, то хватит на год. Даже на високосный. И останется кто-нибудь, чтобы отпраздновать Новый год.
Друзья… Слово-пустышка. Только лишь два человека были по-настоящему близки Фектову. Для остальных он социальная статистика, потенциальный лайк, морщинка у глаз, пустой подарок времени, смутная память об ушедших днях. Они про него почти не вспоминают. Они про него совсем ничего не знают. Но он и не стал бы им ничего рассказывать. В общем-то, и рассказывать было особенно ничего, а то что было — было слишком скучно для проговаривания. Нет, неудачником — для общественного мнения — Фектов не был. Рабочее место было приличное. Материально он был обеспечен достойно. Он вполне научился жить в своей нынешней форме. Развлекаться. Отдыхать. Расслабляться. Покупать удовольствия. Но все это было таким насквозь однозначным мещанством! И он чувствовал себя предателем того Фектова, с кем были знакомы большинство его условно виртуальных знакомых. Того молодого парня, чьи черты он до сих пор узнает, глядя на себя в зеркало.
По большому счету жизнь Фектова уже давно превратилась в рутину. Скучную, однообразную, знакомую, до каждой вмятине на дороге по пути на работу. И Фектов устал. Возьмите стул и подержите его на вытянутых руках несколько минут: чувствуете, как ломает ваши руки тугое заточение крови? Усталость Фектова была подобна этому чувству. И однажды он не выдержал.
Будний день. Утро. Фектов стоит в прихожей, одетый в костюм, готовый выйти на улицу. Но у него не получается. Он оцепенело смотрит в зеркало. Минуту, полчаса, час. После вдруг начинает раздеваться. Скидывает пиджак. Отпускает галстук. Расстегивает рубашку. Вылезает из башмаков… Пока не остается совсем голым. Так он стоит несколько часов, пытаясь соотнести себя с мыслью, что человек в зеркале, это и есть он. Но что-то явно было лишним, и он начинает сбрасывать с себя год за годом. Вот он уже молодой мужчина. Вот — юноша. Вот — подросток. Вот — ребенок. Сознание менялось медленнее, чем фигуры его тела, и он осознавал, что это по-прежнему будто не он. Фектов все молодел и молодел. Ноги уже не могли удерживать его. Фектов лежит среди разбросанных вещей — маленький, беспомощный младенец. Неумело шевелит ручками, поднимает над собой бессильные ножки, думает последние взрослые мысли перед тем как опрокинуться в неизведанный и загадочный мир младенческого мироощущения.
«Может, это — я. Просто младенец, вынужденный выживать самостоятельно?»
Не вспомнит ни одна собака,
не узнает ни один пес,
как живу я в знаменах госзнака
и как в бороду будней зарос,
как хожу я проторенной тропкой
каждый день, а то и не раз,
как свеча вместо дров греет топку,
и привычка звучит как приказ.
Я огромный замшелый ребенок,
пусть высок и плечами широк.
Не хочу я вставать из пеленок.
Не хочу я идти на урок.