Разбирался в хламе, и нашел в нем свой старый мобильный телефон. Потрепанный, непослушный, с характером ворчливого старика. И, включив его, обнаружил в руке капсулу времени.
Счастливые фото
я на них намотан
вместе с прошлым.
Время в ней было замуровано то, в котором мы с N были счастливы друг другом. Сообщения, номера в истории вызовов, фотографии — все замерло жизнью перед обрывом.
А в настоящем
они запрятаны надежно
в ящик
цифровой. Удали их все
Никакой трагедии тогда не случилось. Я просто купил себе новый телефон. Проблема лишь в том, что мы уже расстались с N — некрасиво, рвано. И совсем недавно. Мы изменили друг другу. Причем, практически одновременно. Вполне возможно — буквально одновременно, соединившись в особом соитии предательства. Соединились через других людей, потеряв всякую возможность остаться вместе. Я провел лоботомию ни в чем не повинному, пожилому телефону. Я отформатировал его память.
и замоли свой грех
другим грехом. Навеселе
Я решил неоднозначность этого прошлого в пользу худшего и не мог терпеть воспоминания о его конце. Я зажил свободным человеком и мне это нравилось. Я мог любой день, любую отпущенную насущным минуту посвящать себе. Был май. Погода стояла хорошая, и я частенько проводил вечера на укромной лавке, выпивая по требованию своего алчущего нутра. Свежий воздух, тепло, друг рядом.
под напряженье скул,
я говорил, но издавал
лишь гул.
Но вечер не клеился. Разговор шел сбивчиво, и выпивка шла не впрок, а куда-то вбок, все более уводя нашу с D беседу за пределы разумной речи.
Друг, вроде, понимал
и спиртовой товар
поспешно принимал.
Звук моего голоса менялся, и менялся D: его фигура источалась, растекаясь вокруг белесым отражением самого себя.
Он превращался в пар.
Я все гудел. И гул
мой превращался в скул.
Он объял меня вместе с лавкой, и мы стали улетать куда-то в сторону, повинуясь дуновениям ветра.
Скулящий туман
пьяную лавку объял.
Ветер направил нас туда, где нас ждали
Отмой свой грех
другим грехом.
Может, хватит на всех
и останется на потом.
такие же, как мы: растворенные в тумане, направляемые ветром.
Может, будет еще
гореть в крови
простой расчет,
расчет любви.
А туман так легко развеивается, и так мало остается после него. Одна лишь влага.
Может, останутся тут
на сбитой простыне
пару минут
радостных мне.
Но кажется, что этой влагой можно умыться.
Привычен разбег,
и вкус знаком.
Отмой свой грех
другим грехом.
