Все, что я помню – стук колёс и гул проносящегося поезда на калужско-рижской линии. Кровавые круги расплывались перед глазами, и я видел, как свет на потолке тускнеет, сливаясь с бегущими силуэтами. Все произошло в один миг, и когда пришла боль, я уже ничего не чувствовал.
Поезд уносится в тоннель. Набирает скорость и летит в подземную даль. Это происходит ровно также, как и происходит всегда — с точностью до минуты он прибывает на станцию, и редкие люди заходят в вагон. Девушка, она садится рядом со мной, но не видит. Меня никто не видит, даже я сам в отражении окна напротив. Что случилось? Почему я здесь? Помню лишь стук колёс, а потом я здесь. Какой-то безумный старик справа от меня говорит, широко открывая беззубый рот:
– Мы бессмертны, пока нас помнят другие. Запомни эту науку, парень.
Я растеряно смотрю на него, а он начинает хохотать, яростно хлопая себя по колену. Скрежет колёс, когда поезд входит в поворот, и вот снова я в вагоне один. Мимо проплывают туманные освещённые потусторонним светом станции, на которых нет ни души. Кажется, это ночной объезд, но как я здесь оказался? Не помню...
Снова толпа. Она вваливается на станции, и пассажиры устраивают давку в вагоне. Я стою в центре, но не здесь. Словно в другом вагоне, где абсолютно пустынно, и лишь холодный свет ламп уносит меня дальше в бесконечные чёрные тоннели. Сколько я здесь? Секунду? Час? День? Чувство времени ускользает как неуловимый сон после пробуждения, и мне никак не удаётся поймать его.
«Станция Шаболовская. Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи.». Двери открываются, и заходят они – трое парней и две девушки. Я вижу их, и они смотрят прямо на меня. Мне страшно, и они понимают это. Один из них, высокий в очках, отделяется и подходит ко мне.
- Ты застрял здесь?
Страх и неизвестность сковывает меня, и я не могу ему ответить. Лица пассажиров проплывают мимо нас – они ищут свои места, рассаживаются, кто-то подпирает двери. Никто не видит нас, не слышит. Он продолжает стоять рядом, и я борюсь со своим страхом, чтобы просто кивнуть. Двери поезда с шумом захлопываются, и серая мешанина из стен тоннеля смазано мелькает за окном.
- Ты должен идти. Не бойся, возьми меня за руку, – парень в очках протягивает мне ладонь.
Я робко беру ее, и мы отправляемся в путь.
-Успокойся, все хорошо. Самое худшее уже позади.
Когда она говорит, в серо-зеленых глазах мелькают озорные искорки. От ее улыбки мне становится тепло впервые за бесконечно долгое время. Хочется обнять ее. Мы медленно плывем вверх по пустому эскалатору. Где-то вдали, внизу разносятся звуки прибывающих и уходящих поездов, и чем дальше мы уезжаем от них, тем спокойнее мне становится.
-Главное запомни – никому не называй свое имя, - говорит парень в очках. –А то останешься тут надолго.
Другие же молчат, и я украдкой разглядываю их. Парень немного болезненного вида в оранжевой куртке ободряюще улыбается, поймав мой взгляд. Я отворачиваюсь от него и смотрю себе под ноги.
Они тихо говорят между собой, пока мимо нас проползают огни эскалатора. Далекий шум города становится все отчетливее, мы подходим к дверям из толстого стекла, и девушка с серо-зелеными глазами ласково шепчет:
- Приготовься.
Размазанное марево за стеклом дверей сменяется широкой улицей, тающей в последних лучах догорающей зари. Мы шагаем к границе тени, и я вглядываюсь в огромный мир, который с оглушающей тишиной встречает нас. Моргнув загораются уличные фонари, и прошлое, блекло просвечивая, выступает из темноты – старинные храмы, уже давно похороненные в земле, трамвайные пути, закатанные в асфальт, и люди…
Бредущие во тьме, плывущие сквозь время в ожидании вечности, постепенно исчезающие в веках. Великие и воспетые в один шаг с презренными и униженными – они идут в ускользающей тьме мимо нас.
Они спрашивают меня, где мой дом. Парень в оранжевой куртке выпускает большое облако сладковато дыма, а другая девушка рядом с ним морщится и отворачивается. Дом?
Я вспоминаю яркие лучи весеннего солнца, играющие на светлой стене и большую комнату с широким окном. Большой синий диван, где всегда сидели бабушка с дедушкой, приезжающие на праздники. Угол, где стояла новогодняя елка – прямо рядом с окном, чтобы мерцать на фоне салюта. Вспоминаю лица мамы и папы, и чувствую что-то далекое и теплое, как будто чья-то невидимая рука нежно гладит в груди. Дом.
- Там, - едва слышно отвечаю я и показываю туда, откуда исходит это щемящее чувство.
Пока мы идем, воспоминания шепчут нам свои истории. Я слышу эхо прежних времен, которое отражается от стен безликих многоэтажек, бесконечно уходящих ввысь. Из-за желтого света окна кажутся порталами в иные миры, куда никому из нас теперь уже не суждено попасть. И только истории тихим ветром сплетаются и уплывают в прошлое, оставляя нам шестерым свои яркие образы и эмоции. Оглядываюсь назад и вижу за собой такой же след – шум приближающихся колес поезда, кровавые круги, сквозь которые выныривает яркий свет и чей-то утихающий крик… Вздрагиваю и перевожу взгляд на след парня в оранжевой куртке.
Терпкий сладковатый запах исходящий из прокуренных обоев окутывает меня, и пронзает глухая агония заевшего сердца, которое слабо трепыхаясь, пытается поймать верный ритм. Горло сведено в судороге, и не получается сделать ни единого вдоха. Шум в голове нарастает, мир вокруг покрывается рябью пустоты, и я слышу последний свистящий выдох, исходящий из моего рта.
- Не стоит тебе этого видеть, - ее мягкий шепот возвращает меня обратно.
Девушка с серо-зелеными глазами обнимает меня за плечи своими призрачными руками, сквозь которые я мельком вижу ее след. Два ярких фонаря светят в глаза, а пронзительный гул нарастает и врезается прямо в голову ослепительной болью, которая….
Хватит.
По моим щекам текут слезы. Сам того не замечая, я забрел куда-то далеко, свернул в потоки чужих судеб, и осознал, насколько многолики миры вокруг нас. Как много оборванных линий, дымящихся и угасающих теперь в этой вечной тишине. Лишь теплое прикосновение в моей груди унимает это гнетущее понимание, лишь повернувших к нему, я не чувствую всей этой недосказанности тлеющих руин прежних чувств, эмоций, слов.
Величественная ночь окутывает каждый наш шаг, и блеклые образы давно разрушенных времен обретают четкие очертания. Лица моих спутников утрачивают призрачную прозрачность, и я вижу красивое печальное девушки с серо-зелеными глазами, нахмуренный взгляд парня в очках, который уныло бредет позади нас, лукавую улыбку того, что в оранжевой куртке. Другие двое прячутся от меня во тьме, и лишь густой свет уличных фонарей вылавливает низкую фигуру девушки, прячущую лицо за темными волосами и капюшоном, и сутуленный долговязый силуэт со скейтбордом в руке.
- Ночью все воспоминания становятся ярче, - говорит она, по-прежнему держа меня за плечи. – Они думают о нас перед сном.
Луна всегда меньше, чем мы думаем, дома всегда ниже, чем мы представляем, дороги длиннее, чем мы хотим. Но здесь все наоборот, и огромный лик ночного светила проглядывает сквозь редкие прорехи спальных домов, уходящих далеко в чернильные облака. Шепот историй становится тише, и вскоре мы уже бредем одни по широкому двору, за которым находится источник того щемящего чувства в груди – дом. Он расплывается в тьме серым силуэтом, пристально изучая нас горящими окнами, словно неведомое рогатое чудовище, охраняющее сказочную сокровищницу от чужих глаз. Принюхивается, пока я испуганно смотрю на него, но затем в один миг страх уходит, и тепло расходится от груди по кончикам пальцев. Старый двор, где творились чудеса, проходили войны, где я был солдатом на передовой, затертые скрипучие качели, на которых можно было дотянуться до звезд – чудовище чувствует это и пропускает меня в свою темную обитель.
-Дальше сможешь пройти только ты.
Я оглядываюсь, и мои спутники стоят на границе этого маленького теплого мира, там в холодной безмятежности опустевшей вечности. Девушка с серо-зелеными глазами печально улыбается мне и поднимает руку на прощание.
-Иди. Там тебе будет хорошо.
Я хочу забрать их с собой за то, что помогли мне, но чудовище неумолимо в своей неприступной для других темноте. Поднимаю руку и не спускаю с них глаз, пока они растворяются в том, другом мире. Почему так получилось? Почему они не могут уйти со мной?
Тишина не знает ответа, и я отворачиваюсь от нее.
Чувство внутри нарастает с каждым шагом, когда я приближаюсь к нему. Огромное теплое, светлое, оно успокаивает и убаюкивает меня, приобретает силуэт женщины, которая сидит за столом. За окном у нее за спиной безмятежная луна освещает потрепанную уютную кухню, и я не могу сдержать слез от знакомых маленьких глиняных фигурок домиков на стенах, карандашных рисунков на двери и кроткого света небольшой лампы, продирающегося через темный коридор. Женщина за столом плачет, глядя на лежащие перед ней раскрытые фотоальбомы. Маленький светлячок каждой фотографии в огромном рое теплого чувства проходит через нее и плывет ко мне, питая нежное прикосновение в груди. Каждая ее слеза ослепительным лучом пронзает неумолимую тьму, и я больше не могу сдерживаться от их яркого света и иду прямо на встречу ему. Только одно слово вырывается из моих губ, когда я изо всех сил обнимаю ее, сливаясь в единое с этим светом.
И исчезаю теперь уже навсегда.
Проходящий мимо старик безумно вопрошает об ангелах, и парень в рыжей куртке лишь усмехается ему в след. Они идут по широкой улице, сквозь забытые эпохи, стертые века и убеждения, сквозь глухое эхо мыслей и идей, которые тонут в объятиях времени. У них тоже есть срок, и когда он придет, увянет и красота, и эмоции, и печаль серо-зеленых глаз. Останется лишь пустота внутри, которая разъедает их с каждым шагом в никуда. Они это знают.
-Надеюсь, мальчик нашел это.
-Ему повезло больше, - отвечает парень со скейтом и щелкает зажигалкой.
Девушка с длинными темными волосами шмыгает носом и поднимает взгляд на остальных.
-А куда мы?
-Без разницы. На Арбат?
Остальные безразлично кивают, и они снова отправляются в путь на встречу новому дню, медленно стирающее их с восходящим рассветом.