Исследователь советского дизайна рассказывает, почему конструктивистская мебель не стала популярной.
Александр Семёнов — дизайнер, исследователь советской мебели, призёр ADD Awards за лучшие проекты 2015 года. Он написал и сам выпустил две книги о проектировании мебели в СССР в 1920–1955 годах и работает над третьей, посвящённой истории массовой мебели во второй половине 1950-х — 1980-х. Strelka Magazine расспросил исследователя о том, кто занимался дизайном в СССР и как проекты конструктивистов повлияли на советскую мебельную индустрию.
— Как вам пришла идея написать историю советской мебели?
— В Академии имени Штиглица мы в основном занимались проектированием и изготовлением мебели по собственным эскизам и могли видеть, как бумажный проект становится готовым изделием. Четыре года назад моё представление о советском мебельном дизайне ограничивалось огромной стенкой в бабушкиной квартире и несколькими стульями из чулана. Ситуация стала меняться после поездки в Копенгаген. В Музее дизайна я нашёл книги о датской мебели: Børge Mogensen: Simplicity and Function, 101 Danish Design Icons и Contemporary Danish Furniture Design. Мне захотелось самому разобраться в том, как проектировали предметы интерьера в СССР, я поступил в аспирантуру и стал писать книги. В будущем планирую создать ещё и иллюстрированный альбом по результатам исследований
— Какие источники вы использовали в своей работе?
— Про мебель в СССР в основном писали в рамках отчётов о проделанной работе на производстве или в каталогах выставок. Как правило, это сухая информация, а необычные примеры я находил в студенческих проектах. Их авторы, не обременённые условиями массового производства, гораздо чувствительнее реагировали на веяния времени. Экспериментальный и «бумажный дизайн», неосуществлённые проекты встречаются в работах Селима Хан-Магомедова и в журналах: в 1920-х — в «Современной архитектуре» и «Красной Ниве», в 1960–1980-х — в «Технической эстетике», «Декоративном искусстве СССР», «Науке и жизни».
В начале 1990-х годов множество «бумажных проектов» просто-напросто было выкинуто на улицу. От готовой мебели люди избавляются до сих пор. Про изделия 1920-х годов нам известно по работам конструктивистов, а сведения именно про массовую мебель появляются уже после середины 1950-х. Пока в своих работах я стараюсь обобщить разрозненную информацию и создать на её основе последовательный рассказ о советском дизайне.
— В СССР «дизайн» называли «технической эстетикой» — кто её разрабатывал?
— «Техническая эстетика», на мой взгляд, более конкретный термин. Сразу понятно, чем занимаются художники-конструкторы: продумыванием эстетики массового продукта, его взаимоотношением с окружающей средой. По отношению к советским дизайнерам, помимо термина «художник-конструктор», иногда использовался «художник-проектировщик». Между ними нет принципиального различия: и те и те обучались в художественных вузах, например на кафедре проектирования мебели в ЛВХПУ им. Мухиной (ныне СПбГХПА им. Штиглица) или в МВХПУ (сейчас МГХПА им. Строганова), знакомились с отечественными и иностранными достижениями дизайна, читали такие журналы, как «Техническая эстетика» и «Домус». Мне кажется, единственная разница — художниками-проектировщиками чаще называли тех, кто занимался «бумажным», или концептуальным, проектированием.
Советский мебельный дизайн подчинялся общемировым тенденциям. В 20-е годы конструктивисты, например Эль Лисицкий, обменивались опытом проектирования с представителями Баухауса. В Советском Союзе знали и любили Джо Коломбо и других зарубежных дизайнеров. В 1975 году в Москве даже проходила крупнейшая международная конференция дизайна ICSID. К мероприятию специально разработали лёгкую, компактную, удобную в транспортировке, бюджетную и экологически чистую мебель из гофрокартона.
— Первая часть вашего исследования посвящена эпохе конструктивистов. Они предлагали максимально рационализировать быт, разработали новый тип квартир — жилые ячейки и вещи-трансформеры. Какие проекты прошли испытанием временем?
— Конструктивисты предлагали готовые решения для интерьеров. Например, проект типового оборудования для жилой ячейки типа F в доме на Новинском бульваре Эля Лисицкого или обстановка комнаты репортёра Васильчикова в фильме Льва Кулешова «Журналистка» (1927 год). При проектировании автор держал в голове некую программу того, как люди будут жить в заново созданной среде, и придумывал вещи, ранее неведомые. При этом предполагалось, что люди очень быстро адаптируются к новым многофункциональным вещам-трансформерам и научатся ими эффективно пользоваться. Так не произошло во многом потому, что большинство проектов остались на бумаге. Правда, я не думаю, что если мы перенесём или воссоздадим мебель авангардистов в наши дни, то она будет нам эффективно служить. Всё-таки в 1920-е годы дизайн как сфера, связанная с проектированием и массовым производством, только зарождался, и конструкторы решали несколько иные задачи.
Художник Эль Лисицкий утверждал, что мебель — это часть общего замысла, организации быта, включающего как оболочку — архитектуру, так и все внутренние детали интерьера. Мебель должна соответствовать архитектуре. При этом он создавал два типа проектов. Первый — встроенную мебель, прикреплённую к определённому зданию: передвижную перегородку для жилой ячейки, которая разделяет пространство квартиры на разные зоны в зависимости от времени дня и желания человека. Второй тип — мобильное оборудование, из которого можно составлять различные по функционалу предметы: рабочий стол, кушетку, стеллаж, шкаф, журнальный столик.
Хотя мебель для зонирования была придумана задолго до авангардистов, именно они взяли её на вооружение. Встроенные предметы интерьера, перегородки как нельзя кстати подходили под идеи компактного, но многофункционального жилья. В 1960–1970-е годы эти идеи продолжали развиваться. Так появился необыкновенный проект 1975 года — МЕБАР (мебель-архитектура), который позволял изменять композицию интерьера. Его придумали конструкторы Лучкова и Сикачев, а также инженер Блехман. На Московском мебельном комбинате № 3 для III Всесоюзного конкурса бытовой мебели выпустили только один экземпляр МЕБАРа, но после выставки проектные мебельные организации и фабрики отказались от массового производства. Желающим иметь такой комплект в интерьере предлагалось оформить его в мастерской производства нестандартной мебели по заказам населения или изготовить самостоятельно.
Жителям некоторых особых домов не разрешали выносить прикреплённую к зданию мебель. Так было в «Доме на набережной». На предметы, созданные по проекту Бориса Иофана, ставился инвентарный номер, и они прикреплялись к конкретному интерьеру. При этом мебель не отличалась индивидуальностью в каждой квартире и, в сравнении с вещами советского неоклассицизма начала 50-х годов, выглядела довольно просто и даже аскетично.
— Конструктивисты проектировали и вагоны метро. Сначала в них хотели разместить мягкие диваны, потом от этой идеи отказались из-за нехватки места и потока пассажиров. Какие ещё проекты 1930-х свернули?
— К сожалению, в 1930-е годы закрыли весьма успешную архитектурную мастерскую Моссовета № 12: кроме мебели, там проектировали турникеты и киоски для московского метрополитена. Проекты, выполненные в мастерской, кому-то наверху показались слишком прозападными, напомнили стиль ар-деко. В это же время закрыли ВХУТЕИН — одно из крупнейших в мире в то время учебных заведений, выпускающих специалистов по художественному проектированию. А преподавателей училища обвинили в распространении утопических идей среди молодёжи.
Интересна история «Рабочего клуба», который проектировал Родченко. Здание создавали специально к международной выставке декоративного искусства, которая проходила в 1925 году в Париже. Этот проект демонстрировал организацию интерьера образовательно-информативного клуба для рабочего населения СССР, воплощал представления социалистов о вседоступности образования и совместном быте. Внутри клуба предполагалась зона интеллектуального досуга в виде оригинального по конструкции шахматного стола со стульями с переворачивающейся столешницей: не выйдешь, пока не закончишь партию — и ёмкостями для фигур. Интерьер успешно выставлялся, но далее его история обрастает мифами. Известно лишь то, что проект передали французам и затем он исчез, вероятно, во время Второй мировой войны.
— В основном вы описываете экспериментальную мебель — для самолёта Горький, ледокола Ленин, гнезда номенклатуры — «Дома на набережной». Как соотносилось индивидуальное и массовое производство и проектирование мебели?
— Экспериментальные проекты оперативно реагируют на тенденции времени, а массовую мебель проектируют на годы. Нередко первые служат источником вдохновения для создания второго, но никогда на все сто не совпадают с концепцией. Именно поэтому интересна судьба экспериментальных проектов: от деревянного стула по проекту Николая Рогожкина осталась лишь фотография и описание, но в наше время его решили реконструировать в металле и выпустить крупным тиражом.
— Почему мебель, которую придумали конструктивисты, не стала массовой?
— Наследие конструктивизма, тот же Дом Мельникова, и сегодня кажется нам чем-то фантастическим. Авангардисты действительно пытались смотреть вперёд, предсказать тенденции и проблемы дизайна. И это логичный вопрос, почему мы не видим такую же смелую, как и архитектура, авангардную мебель. Во-первых, архитектура всегда показательна, поскольку формирует общественное пространство, и средний срок жизни у неё дольше, чем у мебели. Значит, государству выгодно делать акцент на развитии архитектуры. Во-вторых, дореволюционная мебельная промышленность была ориентирована на индивидуальное производство и не могла справиться с крупным серийным заказом. К тому же первые значительные успехи в строительстве массового жилья произошли только ближе к концу 20-х годов, а массовая мебель не успевала догнать темпы развития архитектуры. В-третьих, нередко проекты конструктивистов действительно были слишком новаторскими не только для промышленности, но и для среднестатистического потребителя. Наконец, одним из условий существования советского дизайна было отсутствие такой острой, как на Западе, рыночной конкуренции между производителями мебели. Предприятия не чувствовали необходимости в постоянном обновлении технологий и ассортимента, что привело к однообразию продукции и отказам от многих проектов. Так произошло с экспериментальной складной полкой для книг по проекту Александра Галактионова, складным станком с лотком для уличной торговли по проекту Алексея Гана или столом-трансформером Александра Морозова.
— А что известно о производстве мебели во время войны?
— В начале 1940-х мирное производство перестраивалось на военный лад, и мебель, по сути, перестала выпускаться. В послевоенное время в Европе и СССР начался обратный процесс, частью которого стала, пусть с опозданием, хрущёвская программа массового строительства и разработки мебели для квартир нового типа. C постановления от 4 ноября 1955 года «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» начинается небывалая по своим масштабам программа развития массового жилья и, что важно, одновременно мебельной промышленности и проектирования. Для большинства советских людей это означало получение отдельных квартир, возможность приобретать подходящую для новых квартир компактную и недорогую, но однотипную мебель. При этом советские проектировщики рекомендовали использовать для оформления интерьеров мелкую народную пластику, ковры, картины, самовары.
— Как советская мебель повлияла на облик квартир в современной России?
— В первые годы появления хрущёвок мебель производилась исключительно компактная, не достигающая потолка. Проектировали встроенные шкафы, которые занимали всю площадь ниши, но они оформлялись под цвет стен. Позже, по результатам множества соцопросов, проводившихся на мебельных выставках, решили внедрять в производство более массивные гарнитуры. К 1980-м годам они занимали львиную долю выпускаемой мебели.
В постсоветской России построили много маленьких квартир-студий — комната-кухня с отдельной ванной. На 25 квадратных метрах должны помещаться все вещи одного человека или семьи, зона отдыха, работы, приготовления пищи. Для такого жилья нужны многофункциональные и компактные вещи, в проектировании которых преуспели многие советские дизайнеры 1920-х и 1960–1970-х годов. К сожалению, данных о качественных и образцовых проектах сейчас очень мало. Впрочем, надо учитывать, что облик мебели напрямую зависит от ментальности населения: в квартирах россиян машинка Зингера может стоять рядом с икеевским шкафом, и такие сочетания в интерьере уже мало кого смущают.
Подписывайтесь на Strelka Magazine в ВКонтакте, Facebook, Telegram