День шестой. Перевал. Все просто: мы поднялись… Подробности – читайте. Их много. Одно скажу, вспоминать это все заново… и радостно, и страшно. Радостно – потому, что мы это сделали. Страшно – потому, что теперь понимаешь то, чего тогда не понимал…
Ночи не было. Вся ушла на борьбу. Боролись с медведем. Или медведями. Причем нос к носу, лицом к… морде, коготь в коготь – так и не встретились, поэтому это был бой с тенью. Ночью. То есть – в кромешной темноте. Изматывающе до изнеможения… Представить это трудно. Рассказать – невозможно.
…Что это? Шорох камней? Где сыпет? Кто шевелит? Бежит? Бегут? Где? Меж палатками? В озере плеснуло? Андрей! А-а-а-ндре-е-ей! Что? Сделайте что-нибудь! Что? А в самом деле, что сделаешь против медведя? Ночью. Под ледником. Ты просто заперт в темноте и тесноте собственной палатки и… и всё… Жди, когда ее пропорет коготь. Или выгляни… во тьму.
СЛЕДЫ
Треугольное озеро, на котором мы встали, было его (или их) поилкой. Вечером, едва Андрей ледорубом разровнял на песочке, пересыпанном мелкими камнями, две чудные площадки под палатки, едва поставили возле валуна, назначенного кухней, горелки с водой на чай и суп, мы нашли следы. Кристина нашла следы. У самого озера. Их было много. Не один-два случайных смазанных, которые встречаются часто. Нет. Целые цепочки. Несколько. Четкие. Надежно впечатанные в глинистый песок «пляжа». Как будто приготовленные к тому, чтобы превратиться в окаменелости…
Все наглядно и просто: медведи (медведь) бывают здесь. Пьют. Как часто – поди знай. Следы как будто бы все старые, заветренные. Это – против логики – чуть успокаивало. Хотя, если не приходили давно, то, может быть, как раз в эту ночь и явятся?
Так что ко сну отходили нервно. Хотя спать бы и спать – палатки стояли на песке: ровно, мягко… Но какой там! Следы.
К тому же мы так и не решили, что делать с Перевалом. Брать или не брать. Идти или не идти. Доводов и вариантов было множество. Из самых спорных – Лена с детьми отправляется обратно через Шавлинские озера в Чибит, мы с Андреем – идем дальше по намеченному маршруту. Хотя на самом деле правильным было либо всем вперед, либо всем назад. Но всем. Однако все – не хотели. Одни опасались идти вперед, другие не представляли – как это – повернуть обратно. С тем и легли. Уже одного этого довольно для бессонницы. А тут еще – эти медвежьи цепочки.
Опасения не надуманные. У ребят свежи в памяти Ергаки. Любимые, очень живописные, компактные, несложно ходимые, но… медведеобильные. Вот там – действительно медведи! К туристу привыкшие, они ведут себя совершенно по-панибратски. Один такой «братишка» забрел к ним на стоянку. Ночью. На запах еды. Еда была в рюкзаке. Рюкзак – на дереве. Андрей, зная о повадках тамошних косолапых, постарался подтянуть его как можно повыше. Но медведь достал. Лямки оборвал, рюкзак распорол, но бежал, напуганный шумом, который подняли жертвы ночного ограбления.
В эту ночь под Абыл-Оюком Лена тоже выдала всем «смертельное оружие», сработавшее в Ергаках, – кружки и ложки (обычно это все хранится в пределах походной кухни). Гремит в самом деле звонко. Вот всю ночь и гремели. Воеводила Лена.
НОЧНЫЕ СХВАТКИ
Ледник – во сне – словно бы задышал глубоко и… морозно. И – прямо в наши палатки: стояли мы совсем близко, буквально через речку, что бежала по леднику же и была, само собой, пропитана той же стужей.
Было холодно. Очень. Как нигде еще. Вдобавок – ветер. Мы вроде бы встали укромно, в «огороженном» горами кармашке с озером в самом уголочке, но ветер дул весь вечер и всю ночь. Дул очень нудно, не слабо и не тепло.
Не спалось... Перевал, следы, внезапная стылость… Ночь словно бы ускользала. Но усталость борола всё, задре… дре… ааах-ха…
Нет! Та-ра-ра-рам! Та-ра-рам! Рам-ра! Если у вас ненароком есть металлическая кружка, «наденьте» ее на ложку и погремите. Еще лучше – попросите кого-нибудь сделать это у вас над ухом, едва вы начнете засыпать! А пару раз за ночь? А десять? А… к утру казалось, что эта какофония – бесконечна, непрерывна, вечна.
Ле-е-ена!!! Лена, дорогая, хорошая, ну прекрати! Леночка, дай поспать! Хоть чуть! Дай!!! – Я не говорил. А если говорил, то про себя или вовсе во сне. Да и палатки, на беду, стояли далековато друг от друга. Лена не слышала. Напротив, в редких паузах между стальными трелями успевала скомандовать: «Стучите! Миша, стучи!» Зачем? Я пытался вслушаться и… не слышал. Да, вроде бы тронулись камни. Шоркнули, съехали, стукнули? Под медвежьей лапой? Рядом? Или вдали с горы? Накануне вечером по окрестным скалам лихо скакали козлики. Мы даже пытались сфотографировать, но они удачно сливались с камнями и вдобавок были слишком далеко.
«Стучи, Миша!» – кричала Лена в последней надежде. Андрей-то был безнадежен: в опасность он не верил. А я… я тоже надежды не оправдывал. Однажды, резко проснувшись, дернул рукой и угодил по спрятанному в кармашке палатки «колоколу». Андрей сквозь сон спросил: «Что это было?» Я сказал: «Спи, я случайно». Он перевернулся на другой бок. А как мягко было спать! Но как невозможно!
КОГДА СТАЛО ЯСНО
И вдруг настало утро. Не помню, как это случилось. Из сна – короткого, мелкого, внезапного, – что-то выдернуло. Резко. Утро было холодное, можно сказать, – ледяное. Ветер чуть стих. Ледник, «надышав» за ночь, вроде бы тоже просыпался. Но медленно. Главное – солнце никак не могло заглянуть в узкий (хотя и не очень-то) и высокий колодец нашего горного цирка. Вдобавок было чуть пасмурно. Остатками ветра нанесло тучку. Мы даже коротко переволновались – не повалил бы снег. Или дождь бы не всыпал.
Хмурилось. Я сходил на речку умыться. Медленно. Еще непонятно было – имеет ли смысл спешить. Ничто по-прежнему не решено. Никто не выспался. Небо не определилось – какую судьбу на сегодня нам выписать… Словом, кости даже не брошены.
…А когда вернулся, стало ясно. Во всех смыслах. Завтрак уже приготовился. Миски стояли полные на валуне. Ребята улыбались. Причем все. Единодушно. Солнце вдруг как будто вылетело почти в самый зенит. Небо налилось голубым. И пошли облака. Роскошные белые облака. Плотные, надежные, однозначные: погода будет хорошей. И… решение принято, как оказалось. Идем.
Я до сих пор не знаю – почему. Знаю, что девчонки боялись дико. Особенно – Лена. По-матерински. И попробуй ее не пойми! Ведь было чего! Я, конечно, веря, что, может быть, на перевал им действительно не стоит, но и что обратно через Шавлинские отпускать одних – тоже не вариант, сказал Андрею ночью, мол, пойду дальше один. А вам – всем вместе – лучше обратно. Попросил только – ты «подсади» меня на этот Абыл-Оюк.
И я бы пошел. Хотя так было нельзя. Опыта – никакого, маршрут я представлял смутно, в карте ориентировался еще так себе, да и вообще, одиночные треки – это даже для более «тертых» – всегда риск. И… он бы меня не отпустил.
Он и не отпустил. Скорее всего, сказал Лене: Миша собирается дальше один. Она: как это один?! Вот так и пошли. Все. Так и решилось. Наверное. Говорю – не знаю. Не спрашивал.
Да, а про ночную медвежью атаку… мы нашли утром новую цепочку следов. Тоже у самого озера. И тоже – не свежую. Углубленьица слегка уже занесло песочком. То есть цепочка – явно не этой ночи. Так заключил Андрей, спорить с ним попытались было, но вяло. Скорее всего, накануне вечером эти следы мы просто не заметили. И все же… никто не видел, что медведь приходил… Но никто и не поручится, что его точно не было.
ШЕСТЬ ПЛЮС ШЕСТЬ
Ледник журчал ручьями. Палило. Перед стартом напялив было куртки поверх флисок, мы быстро разоблачились. Кристина даже… переоделась в платье. Мы с Андреем задумали виски со льдом, а она – свое: фото в платье в цветах, но… с ледорубом. На фоне ледника. Осуществила. Ледник был чертовски красив в то утро. Широкий, щедро пересыпанный разными камнями, он изгибался под нами дугой, как маленький земной шар, как самый полюс Земли. Только на нем было тепло.
Шли бодро. Но не спеша. Ледник не пугал. Вообще ничто больше не пугало. Когда решение принято, дальше просто делаешь. К перевалу поднимались не больше часа. Большей частью – по камням, перепрыгивая через ручьи и трещинки. Абыл-Оюк – мы с Кристиной это знали – медленно раскроется слева. Развернется во всю ширь, как вогнутый экран. Словно приглашая в себя, втягивая, как воронка…
Стоп. Теперь его увидел и Андрей. Увидели все. Он был красив. Тоже. Он был серьезен. Суров. Он внушал.
Вы не увидите этого. Фотографии – жалкое, верней, безжалостно мелкое, нелепое отражение реальности, бессильное ее – во всей полноте-красоте-правде запечатлеть. На снимках Абыл-Оюк, горы, как будто раскатаны на столе. Ни высоты, ни крутизны, ни масштаба, ни… конечно, откуда взяться величию – если все недо-.
А мы тогда стояли и смотрели – завороженные. Под ногами, между ручьев, прибитый жарой, таскался ветер. Ветерок. Перевал просматривался отчетливо – от самой подошвы и доверху. Единственное, верхний кулуар, заворачивая направо, оставался загадкой – что там, за поворотом. Но серьезных опасений не вызывал.
Горы обнимали нас со всех сторон. Как-то вежливо. Но сурово. Надежно так. Понимая, что – не выпустят. Как добычу. Мы, думая еще, что что-то здесь решаем, на самом деле были уже в полной их власти. Как же надежно, жестко, должно быть, «схватывают» тебя пяти-семитысячники, если даже здесь – в «ограде» из горок высотой чуть более трех тысяч метров чувствуешь себя так…
Сам Абыл-Оюк – 3220. Это в перевальном седле. То есть – в самой нижней точке меж гор, разделяющих долины рек Шавло и Карагем.
Посмотрели? Насмотрелись? Ну так пошли.
Пошли. «Пощупав» снежник, в который переходил ледник, формально образуя границу с собственно перевалом (точнее, перевальным взлетом), решили идти прямо. Не прижимаясь ни к левой, ни к правой стенкам. Посередке. По снежку. Через «взъем». Снег держал хорошо. Проваливались только случайно, в основном – возле камней, где снег обычно вытаивает. Иоанн пару раз рухнул особенно неудачно, хорошо набрал и сразу немного отстал. Ноги он замочить боится. Как котик. Зато – всегда лучше всех находит броды. Но тут брода не было.
Так – со снега на камни, с камней на снег – подошли к самому началу подъема. Уже, по сути, чуть «приподнявшись».
По дороге постепенно одевались. Курточки, шапочки, перчатки: шутки кончились, лето осталось на леднике. Полюбовались лавиной. Снежной. Вернее – ее последствиями: горка рыхлого снега, не так давно ссыпавшегося с правого склона, вызывающе белела, посверкивая свежестью, еще не осев, не «вписавшись» в окружавшее ее поле тронутого талостью, чуть сероватого уже, более плотного, «другого», но, конечно, того же и такого же – снега.
Пока ребята поджидали отставшего Иоанна, я пошел по сыпухе. Сыпуха была еще пологой, сыпалась самую чуть. Но идти было все равно уже не легко. Присел, отдыхая, на очередном крупном камушке, оглянулся: оу! Так я уже в буквальном смысле «пошел на взлет»! Начался настоящий подъем, а я и не заметил.
Зато мы заметили точки. Как-то все. И сразу. Точки стали появляться из-за угла гор внизу – там, откуда только что явились мы сами. Одна, другая, три, пять,.. шесть! Чехи! – выдохнули мы все почти одновременно. Сомнений не было. Было удивление. Оторвавшись от них в дождь на озерах, мы уже как-то и забыли о том, что нам по пути. И уж точно не ждали их сейчас, здесь. Не сговариваясь, даже разбежавшись на пару дней, и начать подъем вот так – почти синхронно… Совпадение? Расскажите кому другому.
Точки приближались, превращаясь в людей. Шли они грамотно и просто – четко держась левой стенки, как прописано. По сыпухе, не отвлекаясь на «гуляния» по леднику. Без всякой лирики, прагматично. Чисто физкультурно. Красиво шли. На взъеме растянувшись и разорвав шеренгу, почти как мы, они собрались на последних валунах, надолго замерли, отдыхая и группируясь, и… дали вверх. За нами. Хотя мы уже было подумали, что позволят нам добраться до седла и после уж пойдут сами. Раз так вышло. Раз уж мы полезли на этот Абыл-Оюк почти одновременно.
Нет. Чехи шли строем. Уверенно. Но – на удивление – не так уж скоро нагоняя нас.
СНЕГ – ТВОЙ ДРУГ
Куда скорей поднимались ко мне ребята. Андрей вел их самой кромкой между сыпухой и снежником – здесь камни «стояли» немного надежней. Подо мной же сыпуха уезжала все беспардонней. На каждые три-пять моих шагов вверх она сносила меня на два-четыре обратно вниз. Ноги вязли в камнях поменьше, а камни побольше и сильно побольше аккуратно, вежливо так, небыстро «наезжали» на утопленные ноги, накрывая их сверху. Совершенно недвусмысленно демонстрируя: здесь и сейчас может двинуться, поехать и так вот наехать на тебя, на твою ногу абсолютно любой камень. Любой. Даже валун, кажущийся недвижимым. У ребят такое бывало. Ноги зажимало так, что едва без них не уходили. Рассказывали. Я был готов.
В очередной раз «взбежав» на несколько шагов выше и съехав обратно почти до точки этого короткого старта, остановился. Посмотрел вниз – слава богу, камни на наших не летели: сыпуха была вязкой. Андрей тоже стоял и наблюдал. За мной. А потом – ушел на снежник. Резко. В один шаг. Снежник держал. Держал отлично. И наши пошли. Андрей жестко и быстро высекал своими трекингами ступеньки, по которым поднимались все остальные. Оставшееся до меня расстояние они преодолели скорее, чем я – пару метров поперек по сыпухе, чтобы тоже спрыгнуть на снежник. Вслед за Андреем, Кристиной и Иоанном. Лена с Димитрией чуть поотстали – Димке папины ступеньки были высоковаты, она карабкалась медленнее. Лена, разумеется, страховала и помогала.
Гора меж тем наклонилась совсем уж круто – было, наверное, градусов 45. Я, почти не наклоняясь, укладывал на снег поперек палку (Андрей шел с ледорубом, а свой верный и надежный посох, на который он опирался все предыдущие дни, доверил мне), опирался на нее и добивал промежуточные «ступеньки» – чтобы Димке, которая уже начинала поскуливать, было полегче взбираться. Все бы ничего, но перчатки – добрые старые кожаные перчатки – промокли вмиг.
Шли, в общем-то, быстро. И просто. Куда как проще, чем представлялось. Единственное – снег, набиваясь в ботинки, таял, и ноги были мокры. У всех, кроме Андрея. Димка в основном из-за этого заскулила уже сильно, Лена, разумеется, занервничала и запросила передышки. На склоне. Чистом снежном склоне под 45 градусов к горизонту. Примерно посередине подъема. Где? Как? Но у Димки нужно было вытряхнуть снег из ее мини-трекингов. Понятно, что через пару шагов он насыпется вновь, понятно, что остановка не особо добавит сил. Но… надо.
Решили уйти под камень – справа висела огромная, в полдома глыба, вокруг которой снег вытаял, образовав просторный окопчик. В него все и свалились. Здесь ветрило. Сильно. На ходу, на склоне, это не чувствовалось. Тем более – скинули рюкзаки, и спины, ставшие беззащитными, лизало холодом.
Здесь нас и догнали чехи.
ТОЛЬКО ПОСЛЕ ВАС
Шли они эталонно. Строгой шеренгой, плотно. Ноги – в кошках. Поверх трекингов – «фонарики», благодаря которым снег в ботинки не сыпался. В руках – альпенштоки. По два у каждого. Первым шел Владимир – он чехов и вел, этим маршрутом он уже однажды ходил. Добравшись почти до нас, Владимир четко и спокойно сделал шаг в сторону, и ведущим стал следующий – уже он торил тропу. А Владимир, чуть отдышавшись, подстроился шестым. Джузеппе на ходу нас сфотографировал – как мы «греемся» под камнем. Мы как будто с трибуны приняли парад. Конечно, салютовали друг другу.
Шли они точно по нашим следам. По «нашему» снежнику, поняв, что раз мы по нему дернули так быстро, то значит – можно, надежная дорога наверх.
Так – невольно – мы уступили им тропу. И дальше уже мы шли по их следам. Снежник все так же был надежен, и до самого верхнего кулуара, уходящего вправо, «в неведомое», добрались без особых проблем. Казалось, дело сделано. Поднялись.
Но здесь – постепенно – снег стал рыхлым. Настолько, что чехи в конце концов ушли на сыпуху правее, но под ней, похоже, был лед, и они перебрались еще правее – на камни. На самый гребень. И вот это было зрелище!
Несколько мужчин в красивой экипировке, в кошках, с палками, под рюкзаками медленно, ооочень медленно, друг за другом поднимались все выше и выше – по самой кромке горы, по самому ребру. Что там было справа, за этой кромкой – мы не видели. Мы видели только, что выше, чем они – только небо. И, казалось, только на небо они и могли опереться, если вдруг что, если вдруг оступятся. Страховки у них не было никакой. Да она здесь была и невозможна. По гребню пошли не все. Трое или четверо. Остальные пробирались все же сыпухой, но прижимаясь к гребню. Двое в конце концов вернулись к нам, в рыхлый снег. Джузеппе пошел первым, он нас как бы вел, а Петр (или Лукаш – теперь уже точно не вспомню) встроился в нашу раздробившуюся и растянувшуюся шеренгу.
И тут мы забуксовали. Буквально. Как джип, переоценивший свои силы, буксовал бы в сугробе, оказавшемся слишком высоким и «мягким».
Мы молотили ногами, опирались на палку, пытались зацепиться ледорубом – ни с места. Снег просто проваливался под нами. Мы просто проваливались в него. Тут бы плыть, но даже вода держит лучше. Ни о каких следах-ступеньках, само собой, уже не было и речи. Была кой-какая тропа, с трудом проложенная Джузеппе, – он единственный кое-как двигался. Но мы – следом – ее разворотили.
Пытались набить свои, уходя в разные стороны – без результата. Снег дальше не пускал. И тогда мы с Кристиной, переглянувшись, просто поперли напролом. Оба сразу параллельными курсами, врубив «движки» на полную мощность. И… снег сдался. Мы прорвались через «лужу» повышенной рыхлости, а за ней снег стал куда мельче, более-менее держал, и мы «склеили» наши параллельные тропки в одну. Кристина шла теперь первой.
Мы радовались. До седла оставалось всего ничего – чехи, что шли по гребню, уже выбрались на него. Отдыхали. Мы видели. И почти ликовали: Абыл-Оюк оказался не так уж зол! Не так уж неприветлив!
ПОСЛЕДНИЕ МЕТРЫ РЕШАЮТ ВСЁ
Вдруг Джузеппе впереди зачем-то сошел со снежника – такого смирного теперь, утоптанного снежника – на сыпуху справа. Поскользнулся. «Камэн!» – закричал он. Вниз из-под него летели камни. Летели в нас. К счастью, все мимо. Шаг-два – еще скользнул, но медленно-медленно пошел вверх. Зачем? Поняли, только когда сами добрались до последних его следов.
Снежник – из рыхлого, густого, обильного превратился в тонкий слой белой пудры. Сантиметров пять, может, десять. И таким слоем он прикрывал… лед. Голый. Скользкий. С вмерзшими в него кое-где камнями. До ближайшего камня – такого желанного, спасительного – было метров пять. Идти дальше было невозможно. Даже в кошках Джузеппе не рискнул: уклон был серьезный. Если б решился – права на ошибку у него не было бы: поскользнулся – и лети… а куда – лучше не оглядываться. До снега, в котором мы барахтались, – точно, и еще, слава богу, если б в нем затормозил. Поэтому Джузеппе ушел на камни. Старый, опытный, мудрый, спокойный. Он был самым старшим среди всех нас – двенадцати покорителей Абыл-Оюка этого дня.
Выбора не оставалось – Кристина пошла за ним и… заскользила, как кошка, лишенная когтей. Справа тоже был лед. Но прикрывал его не тонкий слой снега, а тонкий слой камней. Кристина, как я не так давно в самом начале подъема, делая два-три шага вверх, тут же скатывалась почти обратно. И повторять попытки становилось все страшней – у нее за спиной тоже был крутой склон. Без снега. Тормозить, если что, было не в чем. Мы затихли.
***
…Варианты – что бы мы предприняли в той ситуации дальше – мы обсуждаем при встречах до сих пор. Потому что страшней и ответственней момента за весь маршрут не было.
Мы шли в эту горку уже не первый час. Мы устали (добавьте бессонную нервную ночь). Промокли насквозь. В ботинках у всех (кроме Андрея) хлюпало. И – от стояния по сути уже на льду – это мокро еще и стыло. «Шевелите пальцами! Иоанн, шевели!» – командовала Лена. Мы шевелили, но… как раз мы с Иоанчиком стояли на такой узехонькой «ладошке» горизонтального снегольда, что любое неловкое шевеление было чревато. Вдобавок поднялся – как назло именно сейчас – ветер. Пронзительный гадкий ветер. Из тех, что высекают слезы, если пытаться смотреть против него. Мы с Андреем были без курток: на последней «стоянке» под камнем, когда пропускали чехов, решили не надевать. А теперь в рюкзак не полезешь. Да! И рюкзаки! Они были на нас. Они тянули.
…Димка пищала. Пищали бы и мы. Но нужно было что-то делать. Решать. Кристина показывала наглядней некуда: вправо нельзя. Тут – только в кошках. Кошки у нас были, одни на всех – Димка торжественно несла их в своем рюкзачке. Раньше, ниже, обряжаться в них не было никакой нужды. Над чехами, обутыми в них все как один, мы про себя чуток подсмеивались – перестраховщики. Но теперь без кошек было не обойтись. Андрею пришлось бы наконец их надеть и, опираясь на ледоруб, он бы поднялся наверх не хуже чехов – по той же сыпухе, покрывавшей лед. Это, пожалуй, было самое простое и верное.
Еще был вариант – пройтись левой стенкой, по «кинжалам». Слева от снежника, прикрывавшего лед, на котором мы застряли, уходила наверх полка из скальника, торчащего мелкими осколками вверх – как кинжалы, воткнутые вниз ручками. Эти лезвия снизу тоже схватило льдом. Выглядело это поле страшноватенько, но в совсем безвыходной ситуации рискнуть было можно. Хотя бы попытаться.
Но лучше было справа, сыпухой, вслед за Джузеппе. Кошки, ледоруб – и вперед. Андрей бы выбрался. А дальше… дальше могли быть варианты. Самый простой – поднимаясь, рубить ступеньки для нас. Чуть сложнее – подняться до конца, закрепить веревку и вытащить нас одного за другим по ней. Из разумного, пожалуй, все. То и другое – время. Много времени. Мы решались. Стояли на льду. Шатались и мерзли.
Обратно? Обратно – самоубийство. Даже смотреть не хотелось!
Лукаш, еще остававшийся с нами, ушел вслед за Джузеппе. Поднимался он медленно – даже в экипировке. Из-под него сверху тоже то и дело летели камни. Один я чудом «отфехтовал» своей палкой, но камень врезал Иоанну в рюкзак, он пошатнулся, я успел схватить. Стоим!
Стояли все. Андрей и Лена с Димкой – ниже всех, еще в снегу. Кристина сидела на сыпухе. Двигаться дальше было нельзя.
И тут… Владимир сверху бросил веревку. Синюю. Пронзительно синюю спасительную веревку. Крикнул по-русски (а по-русски он совсем не умеет): это для вас!... Но веревка не достала. Она была короткой. К счастью, веревки были и у нас. Ближайшая – у Иоанна. Я снял ее у него с рюкзака, перекинул Кристине, та – насколько могла – швырнула наверх чехам. Они подхватили, нарастили свою – и нам. Хватило!
Кристина тут же схватила ее и пошла вверх. Тяжело пошла. На удивление. Спешила. Следом – Иоанн, он взбежал быстро. Моя очередь. Я думал – это несложно. Я ошибался. Нужно было быстрей, за мной стояла Димка, Андрей собирался сам страховать ее на подъеме. Я очень торопился. Зря. Камни улетали из-под ног, ноги скользили по льду, рюкзак – тяжеленный рюкзак – бил по затылку. Дыхание сбилось совсем. Не доходя до Владимира пять-шесть шагов, я просто рухнул. Дышать было невозможно. Двинуться было невозможно.
Потом чех тихо сказал: «Надо… Надо выше, верх, давай». Я, еще не умея дышать, с диким трудом обогнул его, здесь уже было полого – скинул рюкзак, но даже без него очень тяжело все так же по веревке добрался до валуна, на котором она была закреплена. Дыхание не возвращалось. Сердце колотилось бешено. Я даже не мог просто смотреть, как внизу спустившийся к нашим Джордж подцепил страховкой к веревке Димку и они – вдвоем, полезли наверх. Это уже после мне рассказала Лена. А чехи, подняв Димку, спустились и за ней. Лена не могла идти вообще, рюкзак сняли сразу, внизу, и наверх – за ней – его поднимал Лукаш.
Андрей втянулся сам. Последним. Тяжело, но уверенно, спокойно. Несмотря на то что чуть раньше его едва не снесло камнем. Камень, как и все, летел долго, Андрей его видел, траекторию оценил – мимо. Но, подскочив на валуне, камень врезался Лене в рюкзак и от него срикошетил Андрею в запястье и в грудь. Он устоял. Рука почти отнялась. Как он ею хватался за веревку – не понимает сам. Синяк не сошел до сих пор.
НАВЕРХУ
Сколько все это длилось – бог весть. Я потом спрашивал чехов – зачем вы? как вы вдруг? Ведь уже поднялись и, казалось, ушли за седло, на спуск. Они отвечали: просто Владимир вернулся, потом пришел и сказал – надо помочь. Мы помогли. Думали, достаточно кинуть веревку, но оказалось – мало.
Когда я поднялся от валуна к седлу (это метров 15-20, уже самые последние, а веревкой нас вытягивали максимум метров 50), Димка и Иоанн сидели внизу, за седлом, на кромке обрыва. Рядом с горелкой. Завернутые в фольгу, пили чай. Их угостили конфетами.
Кристина сидела на самом седле – узком, некомфортном седле перевала Абыл-Оюк. На собственном рюкзаке. Ее трясло. Но куда-либо уйти она отказывалась. Даже я не уговорил. В конце концов, просто укрыли ее пленками. От ветра. Ветер по-прежнему лютовал. Но мы уже были счастливы. Лена, едва поднявшись, принялась всех кормить. Резала колбасу – и прямо с ножа рассовывала всем – нам, чехам. Потом орехи. У нас обед – все по расписанию. Фотографировались.
Дичь. Какая дичь, что мы забрались! И куда мы забрались! Окрестные горы – все – были нам вровень. Мы радовались, как дети. Дети и вовсе были счастливы. Лукаш стащил с Иоанна промокшие вдрызг перчатки и надел вместо них свои носки – так теплее. «Они хорошие, – говорил он, смущаясь, – это чисто… надо тепло».
…Мы радовались, как дети, да. За пять минут до спуска. Спуска, который был невозможен…