- Вы же понимаете, тан, мы не можем беспокоить шайсату по пустякам...
Почтительность поклона не сделала отказ менее непреклонным. Тан вздохнул.
- Разве стал бы я по пустякам сбивать ноги о Тысячу ступеней, вахаши?
Монах задумался. Потом строгое, словно высеченное из камня лицо дрогнуло и смягчилось.
- Вы не поверите, если я скажу, зачем к нам иногда приходят, тан. Настоятель выслушает вас, большего я вам обещать не могу.
Проситель был рад и этому.
По узкой тропинке вдоль отвесной скалы они поднялись к открытой веранде над обрывом. Настоятель поднялся с выглаженных ветром досок, на которые не было брошено даже лёгкой циновки, поклонился знатному гостю. Тан поклонился в ответ и уселся на пол, с облегчением подобрав под себя гудящие от усталости ноги. Дерево половиц оказалось неожиданно тёплым и шелковистым на ощупь. Служка в серой рясе принес поднос с чайником и деревянными чашками, и бесшумно скрылся в глубине настоятельской кельи.
Отпив глоток, настоятель кивнул, позволяя говорить. Тан помедлил, подбирая слова.
- Моя дочь, та-вахаши, она так долго не могла иметь детей, что мы потеряли надежду, - глоток из чашки. Напиток обжигал, разливаясь расплавленным золотом по внутренностям, выгоняя усталость и боль. Монахи обители знали толк в травах... - Год назад она поднялась по Тысяче ступеней, чтобы помолиться перед Посланником. И три месяца назад разрешилась от бремени двойней.
Настоятель сделал жест благодарения, тан повторил его и вновь приник к чашке, собираясь с мыслями. Та-вахаши терпеливо ждал, жмурясь на неяркое осеннее солнце.
- Две недели назад детей украли, та-вахаши, - просто сказал тан, так и не найдя подходящих слов. - Вор не оставил следов. Мы не знаем, человек ли это был, зверь или демон. Мы не знаем, живы ли еще дети, но надежд на это у меня уже нет. Мой род угаснет, у меня нет наследников. Я не прошу ни о чём, кроме одной милости... Пусть шайсата спросит у смерти, где нам искать их тела, чтобы хоть души их обрели покой. Не нужно таким маленьким оставаться без приюта...
Голос правителя прервался, тан отвернулся к обрыву, смахивая шелковым рукавом скатившуюся на бороду слезинку. настоятель медленно отставил чашку.
- Я не стал бы тревожить шайсату, если бы ты пришел просить о мести, - негромко отозвался старец. - Но ради детей - я его потревожу. Не дело таким маленьким скитаться под луной...
Там, где обитал Говорящий со смертью, буйствовала жизнь. Ослепительно полыхали разноцветьем листвы вьющиеся по уступам лианы, поздние цветы щедро дарили тягучий аромат, и нежно вызванивала родниковая вода, падая с края водоема на хрустальные подвески водяной арфы. Тан растерянно оглядел убежище шайсаты, оглянулся - но настоятеля уже не было рядом. Монахи обители Тысячи ступеней умением исчезать могли поспорить с призраками.
Рука с длинными пальцами шевельнулась, роняя в воду несколько крупинок. Из глубины поднялась рыба, поймала угощение и скрылась из глаз, блеснув на солнце ало-золотой чешуей. Только тогда правитель догадался, что неподвижная фигура на краю водоема - не статуя, а живой человек.
- Молю о прощении...
- Говори, - прозвучал равнодушный голос, от которого тану стало очень холодно. На миг он почувствовал себя повисшим на краю бездны, зацепившись за корень, который вот-вот оборвется...
- Дело в том что моя дочь...
Шайсата выслушал, не задав ни единого вопроса. Но в какой-то миг правитель поднял на него взгляд и отшатнулся. Такой ненависти, такой ледяной, незамутненной, ничем не укротимой ярости не могло, не должно было вмещаться в одном человеке...
- Ступай за первой звездой, которая упадёт тебе под ноги, - обронил Говорящий со смертью, когда тан замолчал. Глаза шайсаты были устремлены на воду, и лицо вновь не выражало ничего, кроме бесконечного равнодушия ко всему земному. Еще несколько крупинок, еще один алый проблеск в воде, и всплеск золотого хвоста. Небольшая волна ударилась о каменный край, перехлестнула его, и хрустальная арфа жалобно вскрикнула...
- Твои дары поистине неоценимы, - та-вахаши едва глянул на вереницу слуг, несущих корзины и сосуды в монастырские кладовые. - Но я попрошу о доплате.
- Всё, что в моих силах, будет сделано, - тан склонился перед старцем.
- Я хочу услышать, как это было.
Тан чуть помедлил.
- Тогда я попрошу о милости, та-вахаши... Позволено ли мне будет узнать, как становятся Говорящими со смертью?
- Садись, - настоятель указал на пол. - Разговор будет долгим.
Снова текло по жилам плавленое золото с привкусом горьких трав. Снова скупое солнце грело доски половиц, а холодный ветер забирался в рукава.
- Был внизу, на перевале, еще один монастырь, - мягко полились слова, как бусины драгоценного нефрита, нанизанные на шелковинку беседы. - Звался он обителью Тёмной воды, и всегда был очень малочисленным. Не всякий годился в его послушники, мало было одного желания стать адептом древнего учения, говорят, избранных приводила сама судьба. Однажды пришло на перевал сильное войско, и как ни сильны были монахи, но к утру от обители остались руины, а выжил только один служка, которого этой ночью не было в монастыре. Он вернулся с рассветом и увидел, что от братьев его остались холодные тела, что кельи разрушены, святыни осквернены, а деревня у подножия обители - сожжена и разграблена. Жителей перебили, а детей младше года подняли до середины стен и подвесили там на ремнях, вырезанных из кожи их матерей. И когда он услышал их плач, в нем не осталось места ничему, кроме голоса смерти...
Тан склонил голову.
- Теперь я понимаю... Когда я просил его о милости, он слышал не смерть, та-вахаши, - прошептал правитель. - Он слышал плач моих внуков... Но почему с таким даром он столько внимания уделяет жизни? Кормит рыб...
Настоятель смотрел на правителя, чуть склонив голову.
- Искусство предохранять от гниения плоть - одно из тех, которым учили в обители Тёмной воды. Он комит рыб плотью тех, кто разрушил его монастырь. И пока он это делает, он способен сдерживать в себе смерть.
- Но тогда почему Говорящий со смертью услышал живых?
- Потому что только смерти точно известно, где скрыто дыхание жизни. Твоя очередь говорить, моя - слушать.
- Шайсата велел мне идти за первой звездой, что упадет мне под ноги, - поведал тан. - Я не понял его слов, но я доверился его мудрости и отправился домой. Звёзды появляются ночью, так я рассудил, и когда стемнело, вышел за городские ворота. Но звезды всё не падали, а потом прибежала женщина и кинулась мне в ноги, прося помощи и защиты. Не мог же я её оттолкнуть, та-вахаши...
Чашки вновь наполнились горячим чаем. Сегодня настоятель сам наливал чай важному гостю.
- Я спросил, кто обидел её, и женщина сказала, что вот уже две недели, как кто-то крадет её овец, а она никак не может поймать вора. Оставалась всего пара ягнят, и в этот вечер и они пропали. Я велел поднять десяток стражей, и мы отправились к ней. Овец она держала в загоне у высокой скалы, вокруг был её огород, вор не мог пробраться, не оставив следов. И все-таки следов мы не нашли, зато нашли кое-что другое... Наверху, над загоном, я увидел трещину в скале. если овец не выводили из загона, может, их вытаскивали наверх, подумал я? Стражники полезли в расселину и действительно нашли там вора, - тан допил чай. - А ещё они нашли там детей. Живых и невредимых. Их кормила своим молоком самка снежного тигра, та-вахаши. Кто-то убил её тигрят, и тогда она нашла им замену.
- Что стало с тигрицей? - спросил настоятель.
- Я велел воинам не трогать её, ведь тигрица кормила моих наследников, и тогда она скрылась в глубине пещеры. С тех пор в детских покоях хорошо закрывают окна, та-вахаши, а моя дочь больше не плачет ночами.
- Ты поступил разумно,. - кивнул настоятель. - Даже зверя не стоит обижать, если он был добр к тебе. Но что означала звезда в словах шайсаты?
- Имя, та-вахаши, - смиренно поклонился правитель. - Женщину, что бросилась мне в ноги, звали Шалайни. "Звезда".