Опять очередное угрюмое и тоскливое осеннее утро. В моей жизни все настолько стабильно и привычно, что меня уже даже звон раздражающего будильника не беспокоит. А ведь я сова до глубины души...
Нехотя, буквально влив в себя чашку колумбийского кофе, которая является для меня завтраком, я начал одеваться. И естественно потерял уйму времени на завязывание галстука и застегивание пальто. И вот наконец покончив со всем этим я не спеша вышел из дома. Добираться на машине до моей работы дело 10 минут, однако зная какие утром бывают пробки, я решил прогуляться.
Впервые в жизни я обрадовался пешей прогулке, особенно видя с какой быстротой растет пробка. А денек, к слову, выдался весьма приятным. Один из тех дней, когда сквозь осенние тучи выглядывает солнце. Но даже оно не могло отпугнуть от меня негативные мысли…Ведь я— нейрохирург.
И скажу Вам, что работенка-то не из самых приятных. Хоть и мой послужной список чист как воротник моей накрахмаленной рубашки, однако, такое колоссальное количество стрессов и переживаний очень плохо сказывается на психике. Все врачи и коллеги без ума от меня. Считают, что я гений. Однако, я полностью не согласен.
Я конченный трус, ведь перед каждой операцией я часами не могу успокоить дрожь в руках. Даже сейчас, сидя в кресле, я не могу успокоиться. И чтобы хоть как-то успокоиться,— пристально смотрю в окно. Наблюдая за тем, как начинает капать дождь. Мысленно делаю ставки, видя, как капли медленно, но верно скатываются с запотевшего окна. Неожиданно из-за туч показывается солнце и освещает мой кабинет.
Даже вековой дуб, за моим окном, вечно хмурый, с корявыми руками-ветками, начинает сиять. Все настолько красиво что у меня вырывается фраза "Эх, жаль, что я не художник…А ведь как красиво". И тут я вспоминаю о грядущей операции. Моя пациентка, молодая художница, у которой небольшая опухоль давит на зрительный нерв, тем самым нарушая его работу. Поэтому нельзя терять ни минуты. Все предыдущие дни, я непрерывно думал о всех этих нервах, сетчатках, палочках и колбочках, не говоря уже об инструментах.
Одним словом — жутко переживал. но вдруг я вспомнил её черты...Её тонкий стан, жилистые руки, черные как смоль волосы, и, её улыбку, незабываемую улыбку, в которой не было ни капли отчаяния, ужаса или уныния. Совсем наоборот! Она источала тепло и уют, знаете, какой обычно бывает в родительском доме. Единственное, что она мне сказала тогда:
— Понимаете, я...я художница, и рисование — это не просто моя жизнь, это моя вселенная, мой отдельный мир. И, если есть хоть маленькая, но возможность, я бы хотела сохранить зрение и видеть свой мир вместе с вами.
Я не услышал в её голосе ни капли горечи или упрека. Все это прозвучало эхом у меня в голове, а ведь в ее словах не было ничего особенного. Полагаю, она уже решила все сама, за нас обоих. Нельзя ее подвести, подумал я и выпалил:
— Я сделаю все, что в моих силах! И тут мне на ум пришли слова моего наставника, главного профессора нашей больницы, сказанные много лет назад "Независимо от ситуации, мы— доктора, должны быть сильными. Мы можем оставаться трусами внутри себя, однако, покуда мы остаемся врачами,— это не позволительная роскошь".
И как я мог забыть такую простую истину? Бояться не грех, наоборот, если ты боишься, значит ты справишься, ведь страх усиливает твои рефлексы… "А теперь пора, пора бояться и сделать все, что могу"— сказал я себе и направился к операционной.