Найти тему
семейка Семеновых

ШАНС СУДЬБА ДАВАЛА

Я уже собирала понемногу вещи, когда нам поменяли молодого доктора - мужчину, который и послал мне на консультацию к физкультурнику, на женщину моих лет красивую, высокую, в ослепительно белом халате, имеющую авторитет среди врачей и больных. Зайдя к нам, в палату, она сразу обратилась ко мне: "А вы бы, Власова, путёвку продлили". Я палец порезала о Федину бритву. Сижу, кровь останавливаю, а всё говорило, кричало: "Оставайся!", но не услышала. Не послушалась уважаемого доктора, не знала, что Бог приходит в виде людей. Который за уши тащил из бездны, а я не поддавалась, или кто-то не давал. Подносимое судьбой разумное решение проблемы на блюдечке с голубой каёмочкой я не увидела.

Судьба всегда даёт шанс, повторяю в сотый раз. "Счастье по крайней мере однажды стучится в каждую дверь".

Счастливые люди эти подарки видят сразу, внутренний голос их не подводит. В голове была мысль: а как там дочь, и деньги кончились. При желании всё преодолимо - у меня восстановилась бы отключенная мышца, и не попала по дороге к дорогому рейсу в холодную эпопею, которой, как говорили позже, у них никогда не было.

Моя уральская цыганочка делала со мной что-то ужасное, необъяснимое - мне и всей моей семье.

Читая недавно полную версию системы Александрова "Большая книга нумерологии" и пытаясь разобраться в своих одних и тех же цифрах, я нашла слова:

"Существует несколько причин начала заболевания, которое вызвано не болезнью, а более серьёзными явлениями. Такие болезни не поддаются лечению медикаментозными средствами.

1. Болезнь дана человеку как испытание его сильных качеств - доброты, терпимости, отзывчивости.

2. Болезнь дана в наказание за обиду родителей, вдовы, сироты или (гораздо реже) конкретного человека...

А приключилось нечто непоправимое, как в кино. Мы из палаты уезжали первыми, нас дружно проводили, много слов добрых было сказано. Сразу замечу: проводы в санатории – вещь серьёзная, в них прочитывается многое. Прочитывается по глазам то, что человек, в силу своей воспитанности и скромности, умалчивал, стеснялся. На этом маленьком пяточке сразу видишь, и умным не надо быть, к чему человек едет: то ли к столу пустому, то ли к маминым блинам. Слёз здесь – море. И почти всегда играет гармошка.

Я же, в отличие от многих, летела на всех своих поднятых парусах с подарками, самой купленными, и тем дороже они были мне, к своей кровиночке, и всё было нипочём, даже своё здоровье. В то время я себя не любила, меня никто этому не учил.

Думала лишь, как обрадуется Света, но не думала о будущем, как ей от этого неверного шага в жизни достанется. Что и получилось.

Любя себя, мы, мамы, спасаем своих детей, хотя эти слова я уже слышала при выписке из роддома, но они как залетели, так и вылетели, пока я это на своей шкуре не испытала, по жизни не обожглась, только тогда и поняла.

Загрузили нас бережно в «скорую», за что им «спасибо» - работают ребята без осечки, знают, как взять человека неходячего. Когда в СМИ говорят про МЧС, я всегда вспоминаю ту санаторную службу со словами лишь благодарности, они молодцы. Веришь, что мир не без добрых людей.

И мне надо было уступить место девушке из Ленинграда, что в последний день отдыха вылетела из коляски и сломала ногу – так сильно она носилась по парку. Прощаясь, не зная, что перед «смертью» не надышишься.

На удивление самой себе, встала и перешла на другое место. Но чем дальше отъезжали, тем холоднее становилось в салоне, а дороге конца и края не было видно.

Я металась, мне не хватало воздуха, просила Федю чего-то предпринять, постучать водителю, но всё было безуспешно. Это сейчас я знаю про его склероз всё, а тогда я не понимала, почему он не действует.

То перенапряжение перед отъездом – «дай это, подай другое» - вывело его из состояния понимания. Мне надо было кричать, но я терпела.

Худшее свершилось в аэропорту: меня не выгрузили в эвакопункте на тёплую койку, как обычно, а повезли развозить других спинальников по самолётам.

Я плакала от холода. Но ничего сделать не могла. Ничего.

И плакала моя спина. Всё застолбило. Тяжесть усилилась. Движения сковались.

О восстановлении отключённой мышцы и речи не могло быть. Я проиграла. А проигрывать я буду много раз.

Буду биться и буду проигрывать – много лет. И когда я устану так, что слёзы слезами уже не назовёшь, то мои пойдут к слепой уважаемой женщине, умеющей видеть чужие судьбы, как Ванга, и она скажет: «Это проклятие той уральской цыганки», о которой я уже и сама догадалась, не всегда же быть глупой.

Многое я поняла и про мужчин, что и к ним надо относиться, как ни странно, бережно. Хотя я верю только в себя, но результаты были налицо – годы невезений, да ещё каких. Что хочешь, то и думай. А у той цыганочки я постоянно прошу прощения. Извини меня, грешную!