Когда все начиналось
В начале было слово. И слово было в повестке. И слово было «призыв».
Так мог бы начать рассказ о своей службе любой нормальный призывник. Нормальный, то есть не такой как я и мои друзья. Мне никогда в жизни не приносили повесток, я не испытывал сладостного трепета, глядя в почтовый ящик, не покрывался холодным потом от звонков в дверь и все такое прочее. Будучи школьником, потом студентом, просто исправно относил справки об обучении, проходил медицинские комиссии, все было стандартно.
Но однажды наступил момент, когда что-то вокруг ёкнуло, и стало понятно, что пора. Тогда я сам, будучи студентом с законной отсрочкой, взял штурмом военкомат. Он уклоняться от моего призыва не стал, достаточно было собственноручно написать то, что наверное многим могло бы присниться в кошмарных снах – ДОБРОВОЛЬНЫЙ ОТКАЗ ОТ ОТСРОЧКИ. Ушла душа в пятки?
Так вот. Когда я проходил медицинскую комиссию, бабулечка-психиатр, глядя мне в глаза с видом заклинателя змей, уточняла:
- Вы студент, да? И у Вас отсрочка, да? И Вы от нее отказались, да? Вы что, хотите служить?!
Ну все – думал я, запишет в сумасшедшие, и даже рассказы про папу-офицера и дедов-ветеранов не помогут, но все обошлось благополучно, и после всех необходимых медицинских и бюрократических ритуалов, Родина позволила мне отдать то, чего я с роду не занимал, выдав счастливый билет на флот.
Молодо-зелено
Вот что вы, например, представляете себе, слыша фразу «молодо-зелено»? Я определенно вижу строй солдатиков на призывном пункте. Эти бедные выкидыши родного военкомата зелены в прямом смысле слова и, как правило, молоды.
Путешествуя по необъятным просторам нашей Родины в определенные периоды года, можно наблюдать миграцию призывников. Водятся они на вокзалах и в поездах, несясь стремнинами РЖД как рыбы в речных водах на нерест.
В вагонах они стайками сбиваются у источников электропитания, то есть у немногих розеток около туалетов или купе проводника. Там можно наблюдать как группа из трех и более лиц пытается зарядить еще не отобранные силой закона мобильные телефоны. Там же они с печальными лицами звонят родителям или девушкам и рассказывают о том, что они уже пятый час как в армии, а их почему то еще не били и даже кормят. Особо одаренные пытаются курить в тамбурах, более смышленые индивиды делают это поочередно в туалете, высунувшись в открытое окно, создавая, тем самым, очередь и другие проблемы мирному населению, ведь курят молодые упоительно, как в последний раз.
Вот так и мы ехали к месту службы из родной косопузии в славный город N, чуть больше суток. Сопровождал нас молодой лейтенант, как потом выяснилось, штурман с одного из кораблей, и старшина первой статьи (сержант по-вашему) в более солидном возрасте.
Спали они на боковушке, лейтенант снизу, по этому утром можно было наблюдать забавную картину, как старшина-первостат, свесившись с верхней полки, орал вниз спящему лейтенанту:
- Коляяян! - и когда тот панически вздрогнул, ласково добавил, - ты не устал спать?!
Не знаю как вам, а мне формулировка вопроса понравилась.
Добрались мы до места службы без происшествий, не то что некоторые наши будущие товарищи, которые ехали из учебок (школ младшего состава), и по дороге так безудержно пытались напиться, что их поочередно ставили дневальными в каждом купе вагона.
Прием пищи
Это не просто завтрак, обед, или ужин, а целый ритуал. То есть действие нередко загадочное, сопровождаемое бессмысленными, на первый взгляд, телодвижениями.
И последние станут первыми..
Если юнитов в подразделении больше, чем может вместить столовая, прием пищи может осуществляться в две смены. Естественно, любой нормальный воин голоден чуть чаще, чем всегда, и питаться ему хочется в первую смену, особенно если он по сроку службы должен питаться именно в ней.
В нашем полуэкипаже это происходило так – все строились по хронологии – команды из разных городов вставали в таком порядке, в каком их привозили, по этому уже через пару недель наша команда гордо красовалась в начале строя. Более «ранние» уже разъехались по другим частям, как и многие из наших, а более «поздних» могли привозить по нескольку раз в неделю, наглядно подталкивая нас не только к началу строя, но и к дембелю. Ведь сладко же осознавать, что стоящему совсем рядом служить хоть и на две недели, но дольше, чем тебе.
Питался я, по этой причине, в первую смену, с первой половиной нашей сборной роты, что считал великим благом. Но все в этой жизни относительно, по этому, однажды гораздо большим благом оказалось в первую смену не попасть.
Зачастую, благо в армии это ситуация, в которой страдаешь не ты, а кто-то другой в конкретный момент времени. А страдать должен кто-то всегда, 24 часа в сутки. И даже когда всем положено спать, имеется дневальный, который страдает один за всех. А в светлое время суток, как вы уже могли догадаться, страдают все за одного, это со времен мушкетеров не изменилось.
Прием пищи у нас всегда проходил увлекательно. Линии раздачи, которые сейчас появляются в цивилизованных воинских частях, в полуэкипаже еще не было, и сохранялся некоторый советский антураж с раздатчиками пищи и всем вот этим вот.
Происходило это примерно так – по команде подразделение втягивалось в помещении столовой, где персонажи строились по шесть человек у столов, потом звучало «общая команда сесть!» и все садились. Потом звучала команда «раздатчикам пищи встать!», по которой вставал учиненный боец, оказавшийся ближе к кастрюле, и только после команды «начать прием пищи» суп попадал в тарелки и можно было есть.
Посуда вся была металлическая, что важно. Глубокая миска, в которую попадало более полулитра горячего супа, нагревалась быстрее, чем сразу, что тоже важно. А теперь самое интересное. Очевидно же, что болтать военным запрещено не только на уровне «разговорчики в строю», а полностью, тем более во время приема пищи. Так же очевидно, что совсем молодые и еще непуганые либо еще не до конца понимали всего трагизма ситуации, либо болтали просто по инерции, ввиду того, что инстинкт самосохранения еще не отрос в тех местах, в которых ему предписано общевоинскими уставами.
Для того, чтоб восполнить пробелы современного образования и воспитания в части касающейся незнания призывниками такой прописной истины как «когда я ем – я глух и нем» в самых высоких штабах был разработан уникальный педагогический метод.
Когда робкий шепот стайки карасей (читай – молодых матросов) прорывался таки сквозь звон металлической посуды до ушей дежурного по части мичмана, или ротного старшины, он орал, например: «третий стол встать!», в крайних случаях даже – «общая команда встать!» и когда борзые караси вытянуться «смирно» у своих столов, добавлял: «продолжить прием пищи». И продолжали. Стоя. Есть то хочется дико. Посмотрел бы я на вас, стоящих над столом, над которым вам приходится не просто держать на весу горячую металлическую миску, полную супа, но еще и ложку и хлеб, ухитряясь питаться быстро, не облив себя и товарищей. Разговаривать и материться по поводу этого не стоит тем более, почему? Правильно, тогда из столовой могут вывести строем вообще, и второго блюда никто уже не поест даже стоя.
Справедливости ради, стоит отметить что часто поднимали один стол, показательно, и, как правило, после воцарения зловещей тишины над остальными столами, звучала команда: «третий стол сесть», но случаи, когда стояли все, а команда «сесть» так и не прозвучала до самого конца, тоже были. Учитывая то, насколько часто к нам привозили молодое и непуганое пополнение, не трудно представить частоту использования начальством этого педагогического приема.
Описанное выше действо, ни что иное, как разновидность принципа коллективной ответственности. Однажды, уже не помню почему, я задержался, и не вошел в столовую с первой сменой, из-за чего пришлось сидя грустить на банке ожидая второй смены. Все начальство так же обедало, по-этому даже никто и не придумал чем нам заняться. Сразу после обеда, рыбы моей мечты стадом ломанулись в сторону выхода из расположения, надевая форму «пять» на ходу, то есть полный зимний комплект, с бушлатом, шапкой и кашне. Нас часто гоняли именно по форме «пять», по тому, что формально был конец ноября, хотя он в городе N был теплым иногда до +20 с лишним градусов. Уж не знаю, что они натворили за обедом в этот раз, но пока накрывали на вторую смену, пока эта вторая смена питалась, и потом чуть ли не до вечернего развода они так и бегали кругами в этих бушлатах по жаре. На полный желудок, да. Вот тогда-то я и понял смысл фразы «и последние станут первыми», прочувствовал, так сказать, ведь согласно принципу коллективной ответственности бегал бы с ними, попади я, как положено, на прием пищи в первую смену.