Матрос Головко к концу своей службы в подводниках побывал почти на всех лодках дивизии. В основном контрабандным образом с целью обменять одни ништяки на другие. Разумеется, с наваром для себя. Досадным исключением стал нулёвый "Барс", внутри которого Голова до сих пор не сумел завести нужные контакты. На "Барсе" отбывали срок всего шесть срочников. Причем отбывали под бдительным наблюдением кадетов и сундуков экипажа, равнодушно взиравших на то, как подходит к ним предприниматель с атомной старушки 469-ой. Они пока не догадывались о возможностях Головы обеспечить потенциальных клиентов не только шилом и красной икрой, но и не менее красным винцом. Хотя до дембеля оставалось Голове совсем ничего, он не терял надежду заглянуть внутрь "Барса". Кроме того, одних лишь фото на фоне первого корпуса атомохода 971-го проекта Голове в дембельском альбоме было недостаточно. Ему, кровь из носа, хотелось заполучить собственный портрет, на котором он смотрит в объектив фотоаппарата, высовываясь по пояс из люка в первом отсеке "Барса", а за его спиной возвышается ограждение рубки. Еще не помешал бы снимок в Центральном Посту за перископом или за пультом управления рулями. Манипуляторы рулей вряд ли чем отличавшиеся от таких же манипуляторов 469-ой, за которыми Голове пришлось отсидеть не одну вахту в морях, можно было бы махнуть на экраны гидроакустического комплекса... В общем, даже при отсутствии Головы в платежках американских шпионов, ОУ ОО КГБ "Барса" следовало не расслабляться, а усилить бдительность на борту вверенной матчасти. Мало ли что ценного попадется на глаза Голове.
И вот, Голова оказался уже на расстоянии вытянутой руки от заветной цели - он стоял у трапа, который был брошен с пирса на корпус "Барса". Одно "но". Ступить на этот трап Голова не мог. И не по вине верхнего вахтенного "Барса" в звании мичмана, стерегущего с автоматом наперевес матчасть. Просто Голове нужно было идти на другую лодку, куда его послали, типа дембельского аккорда, на несколько выходов в море.
Нечего не поделаешь. Как грится, се ля ви.
На 178-ой, куда его откомандировало начальство, Голова неоднократно бывал и просто так, и по своим коммерческим делам. Но в море он на ней не ходил. Бог миловал. Однако что-то пошло на верху не так, и Голове предстояло познакомиться с устройством древнего атомохода более тесно.
Вооруженный шильцем-мыльцем и переодетый в эРБэ, Голова раскланялся на пирсе с верхним матросом-акустиком 178-ой, которого ему предстояло менять на вахте в море, и отправился на БП-32 с рапортом о своем прибытии к новому месту службы и требованием показать ему место сна, место за обеденным столом, место по аварийной тревоге и место, где лежит сумка с его персональной ИДАшкой. О персональном куске 178-ой для приборки Голова заикаться не собирался. Не тот срок службы, чтобы помнить о таких мелочах.
Спустившись по длинному трапу древнего атомохода и в очередной раз заценив прочную рубку примерно на половине пути с неба в Центральный Пост, Голова сразу вышел на БП-32, где отдал себя в руки командира группы акустиков экипажа 178-ой. Старший лейтенант, задумчиво просканировал наглые кудри нового подчиненного, вздохнул и перепоручил его еще одному своему матросу. Тем более, что последний встретил Голову как своего хорошего знакомого.
Первым делом Голове матрос-акустик показал второй отсек, бывший на атомоходе и за жилой, и за аккумуляторный. В корме второго находился склад сумок с ИДАшками. Это Голове понравилось. Во-первых, одного взгляда на сумки было достаточно, чтобы понять, что предшественник Головы именно на них коротал время всяких тревог. Во-вторых, ИДАшек во втором отсеке было много. Очень много! Наверно количество дыхательных аппаратов бралось из расчета того, сколько человек спит в отсеке, а не четырех подводников, занимающих свои места в нем по боевому расписанию. Еще больше понравилось Голове новое место службы тем, что в отсеке располагалась офицерская кают-компания со свободным доступом не только к хлебу на столах, но и к сахарку с медком в чуть более закрытых предметах интерьера. - А кто отец-командир в отсеке? - спросил Голова у своего Вергилия, проворачивая мысль, как лучше конвертировать на новом месте кадетский сахар в матросскую брагу.
- Наш Зам, - ответил абориген. Отметив, некоторое напряжение на лице Головы, он успокаивающе добавил: - Службу знает. С ерундой не докапывается
- Кажется, кап два? - уточнил Голова, припоминая, как выглядит зам командира 178-ой по политической части.
- Ага.
Расположение гальюнов на атомоходе Голова знал, а устройство торпедного отсека его не волновало, так что акустики через третий отсек направились в четвертый, где на месте вырезанных трех ракетных шахт располагались каюты большинства членов экипажа. Спустившись с центрального прохода бывшего ракетного отсека палубой ниже, Голова попал в спальный кубрик акустиков. На родной для Головы 469-ой в его каюте, хоть и спала дюжина матросов, все выглядело симпатичней и не производило впечатления камеры предварительного заключения.
Абориген показал на шконку, располагавшуюся в третьем ярусе и вопросительно посмотрел на Голову.
На шконке кроме простынки поверх матраса ничего близкого к белому цвету не было. Впрочем, и на остальных шконках кубрика тоже отсутствовали ан мас светлые тона. 178-ая редко проводила в море больше чем неделю и ее интендант не выдавал в каждом выходе одноразовое белье.
- Пойдет, - сказал Голова, будучи в общих чертах знакомым с бытом на 178-ой. Он показал пальцем на палубу под ногами и спросил: - А что у вас в трюме? Что-то я туда не спускался ни разу.
- Ничего особенного, - небрежно произнес абориген. - Всего лишь склад регенерации.
- Ну, да, - буркнул Голова. - Вы же ручками постоянно меняете пластины. Я на 469-ой такое делал, наверно, пару раз за все годы.
- А что ты хотел, Голова? Это же первое поколение, - абориген махнул рукой вокруг себя. - Стационарных установок для поглощения углекислого газа у нас нет. Хорошо еще, не кидаем уран в топку лопатой.
Припомнив, что пока они шли по бывшему ракетному отсеку, коробки с регенерацией на глаза не попадались, Голова осторожно спросил:
- И что, вся регенерация для четвертого отсека лежит в одном месте в трюме?
- Не только для четвертого. Для всей лодки. Пошли покажу. Ты, наверно, никогда не видел такого количества регенерации в одном месте.
Голова молча на дрогнувших ногах вышел следом за аборигеном из кубрика, и они спустились в трюм. Там действительно был склад регенерации. Огромный штабель почти до подволока коробок с пластинами вещества, которое в случае пожара в миг испарит весь четвертый отсек.
Голове поплохело от вида регенерации и понимания, что он будет ближайший месяц-два спать практически в набитом под завязку пороховом погребе. Малейшая искра и - "БАХ". Причем будет такой "бах", что лодка расколется пополам. А у Головы на днях выйдет приказ о его дембеле. От такой мысли Голове стало еще хуже. Он совсем забыл о планах сфоткаться на "Барсе".
Два месяца морей на пороховой бочке!
Этот круг ада по своему аду перекрывал у Головы и его карасевку, когда 469-ая стояла в заводе и его дрочили круглые сутки до черноты в глазах и на груди, и его автономку, когда 469-ая провалилась на запредельную глубину, и горячий воздух ИДАшки, когда он полз по трубе торпедного аппарата наружу и не понимал, работает ИДАшка или нет...