"Она долго ковырялась в личине. Пальцы так замёрзли, что еле держали ключ. Она сгребала их в горсть, подносила к синеватым губам и жарко дышала. В надежде согреть... Топталась ногами в промокших ботинках, разгоняя стылую кровь. Сняла и повесила на ручку входной двери шарф - волглый и потяжелевший. И беззвучно матерясь - снова и снова - повторяла попытки проникнуть внутрь. Наконец язычок клацкнул и "сезам" открылся...
Бросив в прихожей сумку и тренч. Расшвыривая на ходу обувь. Она понеслась прямиком в ванную комнату. Досняла всё намокшее и обрызганное. Торопливо сунула в стиралку. Скинула бельё и, стуча зубами, влезла под душ. Горячие, извергающие пар и благодать, струи. Отскакивали на запотевшее стекло кабинки. Щекотали пупырчатую кожу. И возвращали течение жизни...
Отогревшись до печёнок, она покинула юдоль "заблудших, погрязших, замокших и продрогших". Врубила машинку. И, закутанная в пушистый нежно-лиловый банный халат, вплыла в огромную кухню-гостиную. Рыскнула в холодильник - сыр, колбаска, маслинки, ветчинка, закусон. Достала из бара "лекарство". Выставила всё на журнальный столик. Упаковалась на диване - среди подушек и гряд брошенного пледа. Принялась лечиться...
Спустя полчаса телесное тепло вернуло оставленные позиции. Мозг оттаял и изрёк: "Да, мать же твою!... Хорошо прогулялась!... С окрестностями знакомиться - понесло... Ни зонта не взяла. Ни оделась по-человечески... И заблудилась, ещё... Знала ведь, что географический кретинизм - врождённый... Ладно, что местные - дружелюбны и говорливы... А, то, было бы... "Обогрели, подобрали - обобрали, подогрели"."
Она хлебнула ещё из бокала, встала и прошлёпала голыми, распаренными ступнями, к окнам. Высокие, панорамные, почти на пол-стены. Они открывали вид на весь диковинный маленький город...
Холмы - залесённые и чуть в тумане. Разноцветные фасады зданий. Река, закованная в каменное русло. Красные черепичные крыши. Шпили здравниц - классически вычурных и роскошных. Городок таял в мареве погодной круговерти. Терялся в рано опустившихся сумерках. И зажигал первые огни...
На улице, по-прежнему, шёл дождь. Вперемешку с крупными белыми хлопьями. Порывы ветра вьюжили и наметали, непривычные для апреля, ватные-снежные холмики и дорожки. Рвали зонты из рук пешеходов, застигнутых стихией врасплох...
Люди, укрывая лица поднятыми воротниками, спешили приютиться в кафе. Туристы меняли планы и возвращались в отели. И только горожане деловито и неспешно шествовали в свои дома, квартиры, офисы...
Она зябко передёрнула плечами и юркнула под шерстяной плед.
"Как же хорошо, что я купила это гнёздышко... Представить себе не могу, если бы я... Сейчас... Жила в гостинице.... Бррррр... Как собака бездомная... Мокрая, унылая, голодная, грязная... Куда ни сунься - везде не у себя... Покормят, приютят и - "иди, дорогая, иди... к себе домой... к хозяину..."... А, так... Я - хозяин... И это - моя конурка...", - додумывала она, укладывая уставшую, затяжелевшую голову на подушку.
И, уже совсем сонно и вяло, вдогон: "home... sweet home... my sweet home"..."