Многим нашим согражданам существование в России такого сообщества как казаки, мягко говоря, кажется слегка странным. После разгона летних протестных митингов о них и вовсе стали говорить лишь в негативном свете. Но что казаки за люди, чего они хотят? – этими вопросами никто не спешил задаваться. А стоило бы. Из ответов мы бы узнали, что «винтили» детей на митингах вовсе не настоящие казаки. Люди в папахах и с нагайками в последнее время вообще довольно критично настроены по отношению к власти и многим её решениям. Даже стали организовывать митинги – как, например, в Великом Новгороде. Современный казак в большинстве своём – это рефлексирующий гражданин, который пытается найти смыслы в корнях своего генеалогического древа. Сейчас в Великом Новгороде казаков около ста человек. И обычно они говорят – «поймите, настоящие казаки никогда не защищали власть. Они всегда защищали русский народ».
Человек с кулаками
Есть у земли новгородской свой атаман. Зовут его Вадим Боголаев. Работает он директором вузовского спортивного центра. О судьбах России – её прошлом, настоящем и будущем – атаман рассуждает под крепко заваренный иван-чай.
Угадать по внешнему виду, сколько Вадиму лет, в принципе невозможно. Высокий рост, широкие плечи, очень крепкие руки, искренняя почти детская улыбка, в которой сквозит богатый жизненный опыт. Было всё – работа врачом на Кавказе, постижение восточных и русских единоборств, свой большой и маленький бизнес, наставничество, жизнь в разных точках нашей страны. Так что если Вадим ударит кулаком по столу и скажет – «я знаю Россию», то в этой фразе фальши совсем не будет.
– У нашей страны большие границы. Если посмотреть на историю российского государства, то у нас было 12 казачьих войск, – так Боголаев с разговоров о судьбах родины плавно переходит к казачьей теме. – Их основная задача – защита территории. Может и её дальнейшее освоение – вспомним, например, Ермака. Вся Сибирь, благодаря которой мы сейчас и живём, пройдена и открыта благодаря казакам.
Тут Вадим берёт небольшую паузу. Да, говорит, были потом в нашей стране периоды, когда казаки оказывались не нужными собственному государству.
– Я это знаю на примере своей семьи, – рассказывает новгородский атаман. – Дед спасал бабушку, спасал свой род, когда к власти пришли коммунисты. Он ушёл из Забайкальского войска, спрятался на границе Дагестана и Азербайджана. Когда террор закончился, дед переселился в Баку. И у многих моих друзей в их семьях происходили аналогичные истории. Есть у меня товарищ – сейчас он живёт в Америке. У него дед забрал в лагерь всех своих и ушёл спасаться по горам, а не по морю. Просто он тоже не хотел бросать Россию.
С приходом большевиков к власти вековые традиции русского казачества рухнули в один миг.
– Я, если говорить честно, асфальтовый казак, – спокойно признаётся атаман, хотя мать его родом с берегов Дона. – Традиции не передаются теперь, потому что отнята была земля, был отнят уклад жизни. Остался только казачий нрав. Но бабушка, например, вообще не рассказывала ничего – закрывала тему. Я узнал,откуда я, только когда ко мне в руки попал семейный альбом, бабушке тогда было уже за 80. Я у неё спрашивал, но отвечала она всё равно холодно – «этот сын этого, та дочь вот того». И всё. Я пытался разговорить её на более глубокие истории, но там опять начинался запрет.
В юности Вадим с друзьями частенько ходил в экспедиции в лес. Там-то можно было во весь голос петь казачьи песни. Но бабушка и в эти моменты, как оказалось, была на стороже.
– Она подходила ко мне и говорила: «Сынок, вот ты радуешься, а завтра придут большевики – и куда же ты денешься? Да никуда – тебя тут же застрелят», – вспоминает молодость Боголаев. – То есть, у них этот запрет въелся глубоко в память. Даже традиционные казачьи песни нам родственники сначала не давали разучивать – опять же боялись.
– И как же тогда русскому казачеству удалось сохранить себя в атмосфере страха и террора?
– Было ведь время, когда просто всех расстреляли. Но из народной памяти так просто этого не выкинешь. Люди пели песни. В станицах запрещали ходить в казачьей одежде – при этом на праздник мой дядя всегда надевал папаху и шаровары. Демонстративно. И никто его не пристрелил. Значит, было какое-то послабление. Эти люди жили, и жили среди нас.
Родовые корни дотянулись до Боголаева в 40 лет и совершенно внезапно. Гуляя по Юрьеву, вдалеке он услышал звук, замер и обомлел.
– Это была казачья песня. У меня сын двухгодовалый тогда ещё уснул на шее. Оказалось, что в Витославлицах выступал санкт-петербургский казачий хор. Я не мог уйти – по головы текли сынкины слюни, а по спине моча – мальчик описался – а я стоял, как вкопанный. Именно тогда меня и пробило – это было настолько мощно, что словами не описать.
По словам Боголаева, каждый казак однажды переживает такое.
– Чувство всегда очень сильное, хоть у каждого казака, безусловно, своя история. Есть те, кто до сих пор его не ощутили. У меня ведь этого тоже не было, пока я не переехал с Кавказа в Новгород. Первое время я вообще смотрел на этот город и думал – что я тут делаю, как я сюда попал?
Ответом на эти вопросы стало исконно русское занятие – кулачный бой. На Кавказе Вадим Боголаев успевал совмещать работу педиатра и преподавание восточных единоборств. Но уже тогда стал приходить к старому доброму кулачному бою. Оказавшись в Новгороде, Вадим узнал, что в самом что ни на есть русском городе, бить морду канонично и по-русски нигде и не учат.
Продолжение – на сайте «Пароход Онлайн»