«8.11.41. У деревни Триполье отряд напал на находящихся там немцев. В ходе боя было убито более 30 оккупантов. Отход прикрывал младший лейтенант Сергей Астахов с пятью бойцами. Они несколько часов держали оборону и погибли, уничтожив до роты фашистов».
(Из журнала боевых действий)
Перед выступлением в дальнюю дорогу примчался связной от действовавших поблизости партизан. Он сообщил, что фашисты каким-то образом узнали о нашем предстоящем отходе и готовятся разгромить отряд. Как быть: вступить в бой или же ускользнуть незаметно?
— Может, уйдем, товарищ старший лейтенант?
— обратился на совещании к Шевченко один из командиров.
— Уйдем?
— тот обозлился не на шутку.
— Не можем мы уйти из этого района, не расплатившись за шестерых колхозников, повешенных в Тхарино, за восьмерых, замученных в Пузаново...
Дождались возвращения фашистской колонны. Вот она уже поравнялась с ними. И в этот момент сигнал трубы «Попади!», звонким эхом разнесшийся над лесом, буквально ошарашил гитлеровцев, никак не ожидавших нападения. В себя их привели только пулеметные и автоматные очереди, гулкие взрывы гранат, полетевших в машины. Жарким, коротким был этот бой. Каждый из наших дрался отчаянно. А рядовой Алимхан Сандыбаев метким выстрелом уложил выскочившего из «мерседеса» и едва не улизнувшего в лес офицера. Им оказался, о чем свидетельствовали документы, майор, руководивший всей этой бесславно провалившейся карательной акцией.
И снова стремительные марш-броски, короткие, торопливые привалы. И бой в деревне Триполье — жестокий, многочасовой.
...Пулемет сжевал оставшийся кусок ленты и захлебнулся на низкой ноте. И словно не было боя. Тишина, внезапно распоротая выстрелами у деревни Триполье, наступила неожиданно. Только трупы в темно-зеленых шинелях, обильно устилавшие заснеженное поле, да груды гильз у пулеметов напоминали обо всем происходившем. Астахов быстро, как привык в бою, осмотрелся. Положение можно было считать сносным. Отдельно стоящий недостроенный сруб из здоровенного кругляка на первых порах спасал от пуль. А что будет дальше?
От опушки приближались неясные в снежной круговерти фигуры в кургузых шинелях. Один из гитлеровцев размахивал над головой белой тряпкой.
Подойдя шагов на тридцать, парламентеры остановились. Старший картаво прокричал:
— Эй, рус Иван, ком сюда. Будем говорить сердечно!
Астахов, не мешкая, выпрыгнул из сруба и пошел к немцам. Разговор был коротким.
Пять пар настороженных глаз встретили лейтенанта Астахова. Тот устало бросил:
— Разрешают уйти. Обещали, что не тронут...
Словно припоминая что-то, он стал рассказывать:
— Когда орды Батыя пытались завоевать Русь, они иногда так же поступали, как немцы сейчас. Гарнизонам крепостей, которые сражались до последнего, они обещали сохранить жизнь, если те прекратят сопротивление и уйдут из крепости. Только слабые духом уходили из-за надежных стен. Но их догоняли враги и вырезали в чистом поле...
Наступила тягостная минута.
Астахов встал, сделал несколько шагов, резко повернулся:
— А если и уйдем, то куда? За своими нельзя — следами наведем на них немцев. А если продержимся еще чуть-чуть, путь отряда метель спрячет.
...Метель прошла, и закатное солнце спешило к горизонту. На окраине Триполья затарахтели моторы — немцам прибыло подкрепление на тупоносых крытых автомобилях.
— Ну, держись, братцы!
— озорно усмехнулся Тренев.
По всему видно, что класть своих солдат за просто так немцы больше не собирались. На дальних огородах они выкатывали на прямую наводку орудие.
— Эх, не достать из пулемета,
— с сожалением вздохнул Быков.
Все понимали, что наступает развязка, и все же были спокойны: они дали бой врагу. Под прикрытием артиллерийского огня немцы готовы были ринуться в атаку. И верно: из орудия блеснул неяркий огонек, громом отозвавшись в срубе. Но когда фашисты снова поднялись в атаку, по ним резанула очередь. И снова заговорила пушка. Она била по беззащитному срубу, не жалея снарядов.
...Когда гитлеровцы ворвались в сруб, их встретила тишина. Посеченные осколками, бойцы словно уснули у пулеметов: падающие снежинки еще таяли на их лицах.
А дальше, по словам жителей Триполья, свидетелей боя, случилось и вовсе необъяснимое.
Немцы построились в каре у сруба. К вырытой жителями деревни глубокой яме подкатили сани с телами фашистов.
Вскоре показался легковой автомобиль. Из него выскочили офицеры и, вытянувшись, дождались главного — плотного, невысокого полковника в шинели с меховым воротником. Он подошел к группе офицеров, понуро стоявших поодаль, трясущимися руками расстегнул шинель на одном из них и рывком сорвал с груди Железный крест.
— Трусы!
— прошипел он и направился к строю. Успокоившись, спросил:
— Где эти русские?
Через минуту всех шестерых положили возле сруба. С краю лежал Астахов. Через расстегнутый ватник виднелся малиновый воротничок с лейтенантскими « кубарями».
Полковник неожиданно снял фуражку и, обратившись к замершему строю, прокричал:
— Солдаты! Если бы все вы сражались как эти русские, то мы давно бы взяли Москву и встречали рождество в кругу своих семей.