Вы верите снам?
Я лично – нет. Особенно таким вот странным. Стоило лечь в постель и закрыть глаза – и сон накинулся на меня, как бродячий пёс на авоську с колбасой. Не успев мяукнуть, я оказалась в зимнем лесу, на смутно знакомой поляне. Осмотрелась, с растущим внутри холодком узнавая пышные снеговые рукавицы на еловых лапах, заиндевелый дубовый ствол и колючий звёздный свет в черном ледяном небе…
Эту поляну я видела в морозных узорах на стекле собственного окна. Но раньше – гораздо раньше – мне довелось побывать в очень похожем месте… Наверное, наяву я никогда бы не вспомнила о нём, но сны – известные плуты, что им причуды ненадёжной человеческой памяти?
Они играют с нею как хотят, извлекая из самых потаённых кладовых неожиданные воспоминания, перемешивая их в невероятных сочетаниях, заставляют сердце замирать в предчувствии чуда – и одним небрежным движением стирают причудливый образ миг спустя после пробуждения…
Всё верно, ночное – ночи. Довлеет дневи злоба его. И все – суета сует и всяческая суета…
Что ещё за ерунда лезет в голову?! А ну-ка брысь!
Перепуганные обрывки чужой и ненужной мудрости прыснули в разные стороны, не оставляя следов на девственной белизне поляны. И плыл над заснеженными елями невесомый, призрачный, обещающий смех беспечальной ледяной девы…
Здравствуй, сестрёнка…
Никогда не пытались поймать такси ранним утром первого января? Вот и не пробуйте. Всё равно не получится. Мужику, который притормозил возле меня и призывно распахнул дверцу, было просто по пути, да и заработать на классическое русское лекарство от похмелья хотелось.
Вопрос об оплате мы решили очень быстро, к взаимному удовольствию. Я расплатилась вперёд и натурой… фу, какие вы пошлые! Всего лишь бутылкой водки в ярком пакете с Микки-Маусом. Хорошей, качественной водки, с незапамятных времён украшавшей мой холодильник. Осталась в наследство от очередного принца… сейчас уже и не упомню, чем ему не угодила.
С видом знатока слегка опухший мужичок повертел в руках самую жидкую из твёрдых валют, прищёлкнул языком, и убрал призывно булькнувшую бутылку в бардачок.
- Куда едем?
Точного адреса я назвать не могла – его просто не было. Но моего случайного спутника вполне устроило обещание сказать, где остановиться, и старенькая «копейка», бодро пофыркивая выхлопной трубой, покатилась по совершенно пустому шоссе. ВАЗ итальянской сборки – это вам не хлипкий паркетный внедорожник, ей не то что -20 – все -40 нипочём!
Патрульные ДПС на выезде из города проводили нас тоскливыми взглядами, но останавливать не стали: во-первых, похмельный, как и они, водила правил не нарушал, а во-вторых, что возьмёшь первого января с владельца такой дряхлой колымаги? Даже на пиво не хватит…
Наверное, таких ненормальных попутчиц хозяину «копейки» в жизни не попадалось. Он-то полагал, что я еду куда-нибудь на дачу к друзьям, или в загородный коттедж, задержавшись в городе перед праздником. А вместо этого легкомысленная особа в лыжной шапочке попросила остановить в совершенно глухом месте, там, где дорога рассекала нехоженый лес, и ровную белизну снега нарушали только строчки лисьих следов и крестики птичьих лапок.
Пока он таращился по сторонам, пытаясь вычислить признаки жилья, я выбралась из машины, достала из рюкзака снегоступы, вбила носы валенок в широкие ремни креплений, помахала на прощание рукой и решительно направилась в чащу. Если память мне верна, то вот эта раздвоенная у вершины сосна с приметным изгибом ствола – та самая…
Покрутив головой и энергично высказавшись, водитель газанул, и машина, недовольно взвизгнув покрышками, скрылась за поворотом.
Сначала было тихо, словно в уши набили ваты. Только поскрипывал под ногами снег. Потом я стала различать тихое попискивание синиц. Откуда-то долетела резкая дробь – дятел. Вымерший на первый взгляд лес жил своей потаённой жизнью, скрытой от посторонних глаз и ушей. Я пока ещё была посторонней. Но я постараюсь…
Не скажу, что это было просто. Все-таки столько лет прошло… Но одна за другой всплывали в памяти приметы того пути, которым папа однажды как-то прошел со мной, маленькой, на плечах, проваливаясь в снег почти по колено, и я шла вперёд, медленно, но верно приближаясь к цели своего пути.
Вот он, поваленный ствол огромной ели, с которой мы ломали лапник на растопку. Лапника не осталось, хвоя осыпалась, и сам ствол просел в нескольких местах – прогнил и сломался. Но ветки вполне годятся, чтобы развести костер – как тогда, в детстве…
Вытоптать место для костра, наломать сухостоя, сложить шалашиком, ухватить ленту берёсты с упавшей берёзы, пододвинуть поближе пару толстых сучьев, выволочь с треском валежину для сиденья – все это возвращало мне давно забытое ощущение праздника. Как тогда…
Мы жгли костер, жарили хлеб и ломтики сала на прутиках, пели и смеялись, прихлебывали из термоса обжигающий чай, заваренный мамой в ближайшем сугробе… ах, какой это был Новый Год! Самый лучший в моей жизни… Потом родители ставили палатку и стелили спальники, разжигали спиртовую печку, чтобы было теплее спать, и папа всё шутил, что можно погреться изнутри, а не снаружи, а мама смеялась и отвечала, что на такую громадину никакого спирта не хватит…
Я смотрела, как язычки огня жадно облизывают наломанные веточки, и улыбалась. Это было так давно… но кто сказал, что этого больше не будет? Все здесь – и сало, и хлеб, и термос, и палатка… Я буду жечь костер и жарить сало, а ночью, когда прогорят и подёрнутся сизым пеплом угли, я буду смотреть на ледяные звёзды – в городе их не увидишь, а в лесу всё небо засыпано колючим лучистым бисером…
А следующим утром я схожу на дальний край поляны, туда, где растет снеженика. Я помню ее. Неважно, что ее зовут калиной обыкновенной. Я тогда нашла грозди хрустальных ягод с просвечивающими сквозь лёд рубиновыми сердечками, принесла к костру и спросила, что это такое. И папа сказал, что это ягоды снеженики. И что их может найти только тот, кто родной этому лесу. Потому что ими лакомится Снегурка…
Спасибо, папа, за сказку…
А потом я улягусь в палатке: смотреть, как расхрабрившиеся синички таскают мелко покрошенное сало, как снегири склёвывают хлебные крошки, и грызть ягоды… Я помню этот ни с чем не сравнимый вкус. Сначала обжигающий губы и нёбо лёд. Хруст. И горько-сладкий, с кислинкой, привкус, свежий и терпкий, от которого проясняется зрение и обостряется слух, и самые простые вещи начинают казаться исполненными тайного, волшебного смысла…
А когда придет время возвращаться, я уже не буду идти в настороженном безмолвии. Я уже буду своей. Лес вспомнит меня и проводит – синичьими трелями, свистом поползня, а может, и свирельным голосом свиристелей… А через год я вернусь сюда снова. И ещё через год… А если однажды найдется принц, который захочет разделить со мной эту сказку, и у нас появится маленькая принцесса, мы непременно возьмём её с собой. И я изо всех сил буду делать вид, что не вижу, как она тянется к сверкающим гроздьям, и удивлюсь, когда она принесёт их к нам. И расскажу ей сказку о ягодах Снегурки…
Ты ведь поделишься с ней, сестрёнка?..