Взгляни, как дряхлы мы, взгляни, как мы устали,
Как мы беспомощны в мучительной борьбе!
Семён Надсон, «Пора! Явись пророк! Всей силою печали…», 1886
Самое страшное в современной российской действительности – гораздо страшнее самой действительности – это культивирование ощущения страшной современной действительности. «Как страшно жить!», - пародировал Максим Галкин Ренату Литвинову. «Как страшно жить, и это нормально», - ответил бы современный молодой россиянин.
Телевизор транслирует для старшего поколения дискурсы их молодости: уверенность в завтрашнем дне, успехи сельского хозяйства и рекордные надои в селе Шлакоблоково, подъём промышленности и космические корабли, бороздящие просторы Большого театра. В отличие от их молодости, в большинстве случаев, это ложь. Но разница ведь не в факте, а в восприятии.
Интернет для молодёжи и для продвинутых представителей старшего поколения продвигает другой проект. Всё плохо и ещё хуже. Русская смерть, выхода нет, я – из страшной русской сказки, всё равно, откуда ты. Бесконечный и беспросветный декаданс.
Как известно, первоначально это слово использовалось для обозначения заката Римской империи. Популярности ему придал французский поэт Поль Верлен – его строчка «Je suis L’Empire à la fin de la décadence» не имеет адекватного перевода на русский. «Я чувствую себя Империей на грани упадка». Но в этом варианте нет отсылки к декадансу – конкретному историческому этапу конкретной исторической империи.
И в истории этой конкретной империи упадок длился практически на всём протяжении существования империи. Несколько столетий. Распад и гниение может продолжаться огромное количество времени (это, кстати, вполне правдиво) – и такое мирочувствование активно транслируется и пропагандируется.
В этом случае мы видим самое рельефное проявление работы идеологии. Как писал Альтюссер, идеология не имеет истории. Это выражение нужно понимать в том смысле, что она пытается убить историчность: всегда было так, как сейчас. Поэтому неудивительно, что самый мощный идеологический аппарат в виде Голливуда обильно запихивает чернокожих персонажей в средневековые саги и лесбейские (на повальное мужеложство пока не решается) отношения в сказки и любые исторические картины. Всегда было так, как сейчас – для идеологии историчность является наипервейшим врагом.
Так вот, одной из сторон современной кремлёвской госидеологии стала чернуха. Чернуха нередко являлась в русском искусстве. Процитированного Надсона можно отнести к чернухи. Писатели-народники были чернушечными. У Горького и Гиляровского с Короленко – тонны чернухи. В классике соцреализма – романе Панфёрова «Бруски» - десятки страниц чернухи. Про восьмидесятые и говорить нечего: тут нестройные шеренги Чучел, Маленьких Вер, Арлекинов и Аварий, дочерей мента.
Но никогда прежде чернуха не воспринималась в положительном контексте. Она была симптомом необходимости перемен и активно сигнализировала об этом, как одна из героинь чернушечного фильма «Фонтан»: «Мы – не живём, а мучаемся». Сейчас же чернуха идеологией навязывается как единственно правильный вариант жизни страны. И мы, увы, с удовольствием подчиняемся этим правилам игры.
Мать убила троих детей и повесилась сама – побольше подробностей об этой истеричке. Муж отрезал жене кисти рук – покажите отрубленные руки. Дочери порешили своего отца, который избивал их – это новость номер один. Бойня в колледже – будем неделями обсуждать версии. Пожар в торговом центре – нужно больше жертв. Самолёт упал – упадёт и на нашей улице.
Как герой фильма Кирилла Серебрянникова «Изображая жертву», прослушав долгую матерную тираду от своего начальника, посвящённую тому, во что прекратилось современное поколение, которое может запросто убить, отправляется и травит всю свою семью. Кругом творится полный трэшак, и ему надо соответствовать в полной мере.
Вечные девяностые, вечный бесперспективняк. С учётом того, что и старшее, протелевизоренное, поколение после пенсионной реформы начинает не доверять победным реляциям, стоит ждать, что плохих новостей будет всё больше и больше. И их будут задавливать негативом, вместо позитива.
Просто власти выгодно, чтобы народ постоянно находился в подавленном состоянии, не верил в прекрасное будущее и не видел возможностей изменений к лучшему. По-модному, это называется газлайтинг. Формирование неадекватного восприятия реальности – всё мрачно и лучше никогда не будет. Можно даже не рыпаться.
И в настоящее время революционным является высказывание и действие, которое направлено на построение лучшего будущего. Мир может меняться – и это самое страшное, чего боится власть. Не только в России, но и в якобы цивилизованном западном обществе, которое с равным нам упоением погружается во мрак и безысходность чернухи. Революционной силой станет креативный класс в подлинном смысле этих слов. Те, кто производят новые смыслы и открывает новые сферы человеческой деятельности.