Что можно написать о массовом убийстве в Керченском политехническом колледже? Как ни парадоксально, но все, что можно сказать на поверхностном, бытовом, непрофессиональном уровне, так или иначе уже было неоднократно озвучено задолго до трагедии. Некоторые авторы даже, не заморачиваясь, тупо кидали ссылку на свои прошлогодние тексты. Остальные повторили заученный речетатив: смесь скорбана и проклятий в адрес тех, против кого они там обычно пишут.
Я решила пойти иным путем. Да, я тоже писала о феномене колумбайнеров, о школьной травле, об антагонизме детей и взрослых. Но если они не слышат публицистику – ударим наукой.
Сперва фактура для людей из далекого будущего. 17 октября 2018 года Владислав Росляков , 18-летний студент, вошел в здание Керченского политехнического колледжа, вооруженный дробовиком и СВУ. Итог – 21 погибший (на данный момент), свыше 70 раненых (причем многие ранения слабо совместимы с дальнейшей полноценной жизнью). В России это первый случай, когда отечественный школьник или студент сумел превзойти рекорд Эрика Харриса и Дилана Клиболда, американских колумбайнеров (собственно, породив сам термин), убивших 13 человек. На данный момент это самое масштабное и разрушительное нападение такого рода, что неминуемо спровоцировало реакцию несоизмеримо большую, чем, например, в случае резни в школе № 127 Мотовилихинского района Перми, которую наши СМИ деликатно окрестили “поножовщиной”.
Тут же хлынула волна дезы и наспех сверстанных хайпожорных заметочек от СМИ, вроде “Лайфа”. Сперва обвинили не того парня, которому даже пришлось записать видеообращение в свою защиту. Храбрые сетевые виджиланты тут же принялись угрожать ему и заодно уж подружке Рослякова, которая первая выступила в его защиту. Потом пошла откровенная кутерьма. То был примерным хорошистом, то злостным троечником. То жил с бабушкой, то не жил. То он был один, то его было много. То был отзывчивым и добрым, жертвой травли, то демонстрировал задатки мясника уже в детстве. На “России 1” вообще устроили беспрецедентный сеанс спиритической телефонной связи с убитой студенткой.
У нас в редакции есть игра “Бинго колумбайнера”. В этот раз мы вычеркнули почти все поля: “Керченский убийца накануне бойни сжег Библию“, “Наставник смерти. Студента на бойню в Керчи мог отправить куратор“, “Путин назвал нападение в Керчи последствием расстрелов в школах США“, “Родителей “керченского убийцы” оштрафуют на 500 рублей”, “Член Совета Федерации Алексей Пушков считает, что трагедия в Керчи — результат воздействия на подростков иностранных фильмов“, “Душил котов. Соседи рассказали, что керченский стрелок был жестоким с детства”, “Аксёнов анонсировал появление вооружённой охраны во всех детсадах и школах Керчи”, “«Экстремист, шизофреник, изгой» – Психолог объяснил, что могло побудить подростка устроить бойню в Керчи”, “Киберпространство должно находиться под контролем компетентных органов“, “Стрелок был не один: Аксенов раскрыл резонансные детали трагедии в Керчи”, “Преподаватель колледжа считает, что у «керченского стрелка» были спонсоры“.
Важно другое:
1) Владислав Росляков действовал в одиночку. Дух колумбайна требует, чтобы преступление являлось индивидуальной местью. В данном случае, главной целью была директриса, с которой он чуть-чуть разминулся. Тут многие орут, что студенту нереально было накопить денег на всю экипировку, называют какие-то стремные суммы в размере 300 000 рублей. Журналисты BBC раскидали смету: на все про все нужно 39999.99 рублей. Оформление лицензии на оружие – 13 тыс., патроны – 5 тыс, оружие, самый дешевый, но все же стреляющий турецкий дробовик Hatsan, – 20 тыс. А уж накопить, подколымить или своровать на такую сумму можно без проблем. Вроде уже даже определились, что половину суммы он украл у бабушки.
Говорят, что его кто-то должен был мотивировать. Никто не мотивирует лучше родного колледжа, постоянных издевательств сверстников и учителей, социальной изоляции и безумного мира вокруг. Кто-то должен был учить его стрелять. Зачем? Любой шутер дает базовые представления о стрельбе. Не надо сравнивать с американским “Колумбайном”: у них в учебных заведениях широкие холлы и полно выходов. У нас, как обычно узкие коридоры, как в DOOM, и выход там же, где и вход, остальные закрыты бдительными вахтерами. Дробовик, толпа людей, теснота и скученность, небольшие расстояния – какая нужна тренировка в таких идеальных условиях? Утверждают, что нельзя собрать бомбу и не подорваться. Отчего же? По инструкции, или руководствуясь здравым смыслом, несложно отсыпать пороха из тех же патронов и соорудить примитивную бомбу-цилиндр с фитилем.
Общество должно признать, что за этим преступлением не стоят никакие заказчики, кураторы, инструкторы. Это все персональная вендетта одного обозленного студента, вчерашнего школьника. Был бы постарше – пошел бы в контрактники и сгинул в Сирии или на Донбассе. Но не дотянул.
2) Он не был растлен влиянием извне – он вырос на нашей почве. Говорят, что во всем виноваты жестокие игры, фильмы и рок-н-ролл. Дело в том, что растила его сумасшедшая мамаша, состоявшая в секте. Она тоже считала компьютер порождением дьявола, запрещала сыну игры, соцсети, даже кино. Никаких греховных радостей – все, как вы хотели. Есть ли лучший способ воспитать изгоя, чем намеренно растить ребенка, отлученным от культуры и атрибутики, которые составляют основу повседневного быта других детей? Ему приходилось провисать у единственного доступного компа в библиотеке, чтоб хотя бы в соцсетях зарегиться. Отверженным и проблемным он был уже в школе. В итоге мать, спохватившись, даже купила ему ноутбук (представляю, какие ограничения были наложены на его использование), но – поздно пить компьютер, когда личность уже сформирована.
Иные даже заявляют, что “Подростки в Крыму по воспитанию очень сильно отличаются от наших….. местные вообще не стеснячсь говорят мы и без Россия жили хорошо….. там вообще очень слабое социальное воспитание ….”. Как бы не так. Крымские школьники и студенты вообще обрабатываются так, что мама не горюй. Вот вам заметка о патриотическом угаре в Политехе, а вот фотоотчет с Дня Города в Джанкое, что по соседству. Они пишут: “Еще один вопрос, который предстоит установить следователям, — насколько грамотно был организован досуг для студентов колледжа, проводились ли занятия по патриотическому воспитанию молодежи” – да было там квасное победобесие с привкусом милитаризма, было, все нормуль.
Как утверждается, на его заброшенной стене в ВК мирно уживались рок-музыка, ватные записи с героическим Путиным и плакатами ДНР, цитаты из игровых пабликов. Нормальный пацан, в 2014 году ничто не указывало на отклонения в развитии. Если б родился на десять лет раньше – то смог бы славно понеформалить среди единомышленников в косухах. Говорят, были тайные аккаунты, тайные флэшки, тайные ноутбуки – это все настолько недостоверно, что ссылаться на эту информацию я брезгую.
Такова фактура, а теперь перейдем непосредственно к теме нашего разговора. Конфигурация школьной травли может варьироваться, но в целом состав участников не меняется. Есть жертвы, есть преследователи, есть свидетели, и есть взрослые, родители и учителя. Перечень действий, которые можно считать травлей довольно широк. Обычно сходу называют прямую и вербальную агрессию, унижения, высмеивание, отвержение и социальную изоляцию. Реже упоминают преступления против собственности, а они тоже встречаются часто: от кражи и повреждения вещей жертвы до разбрасывания ручек. Даже если человеку не дают сесть на то место в классе, к которому он привык, – это тоже травля.
Вопреки распространенному мнению травля не способствует развалу школьного коллектива, хе-х, она его формирует. Группы учеников последовательно демонстрируют свое превосходство над остальными, при этом разрыв социальной популярности между жертвой и агрессором только нарастает. Чем ниже опускается жертва, тем тяжелее ей сопротивляться или избегать травли. В этом появляется некая обыденность. Некоторые ученики одновременно пребывают в роли жертв более сильных и агрессоров по отношению к еще большим неудачникам, чем они. Всегда найдутся один-два ребенка, которые находятся на самом-самом днище.
А теперь представим, что, устав от травли, школьник решает покончить с собой. Не такая уж редкость, особенно когда дома масла в огонь подливают сумасшедшие предки. С дневником, ремнем, скандалами et cetera. Итак, решение о смерти принято. Однако предстоит дать ответ на последний принципиальный вопрос. Умереть одному, или в компании обидчиков? В большинстве случаев дети выбирают первый вариант. Но иногда, в зависимости от психологического склада (особенно если жертвой травли стал ребенок, который при другом раскладе мог бы быть альтернативным лидером в классе), выбор падает на финальную разборку.
Комментаторы забывают об этом. Де факто, Росляков выбрал самоубийство. А то, что произошло в Керчи, – это лишь форма суицида. Школьные психологи, вместо всей той фигни, которой они занимаются, должны проводить работу по реабилитации проблемных детей и предотвращению самоубийств. А не выискивать маньяков, садистов, душителей котов, утопителей такс. Потому что не эти склонности толкают на совершение массового убийства – а в первую очередь отказ от собственной жизни, замешанный на обиде и желании восстановить справедливость.
Как там обстоят дела в светлых и демократических США? У них же там перманентная школьная стрельба. Они ведь должны были выработать какую-то стратегию по противодействию этому явлению? Будете смеяться, но нет. Обама вскидывался запрещать оружие. Несколько одиозных, спятивших сенаторов начинали вразнобой обвинять фильмы, игры, музыку, сатанистов, кого угодно. СМИ, даже серьезные, типа CNN подхватывают вой и разноголосицу и привносят в нее голоса экспертов и психологов, которые наперебой говорят, что надо запретить, обезопасить и проконтролировать. То есть, точно такой же лишенный смысла курятник, как и здесь. За это они расплачиваются регулярными нападениями.
В США, как и у нас, не принято винить учителей, отвечавших в том числе и за долгосрочное психологическое здоровье всего класса. В России фигура взрослого вообще обожествляется и наделена непререкаемым авторитетом (ну, как им самим кажется). Чтоб эти щенки не развякались и не решили, что им все дозволено. Поэтому каждое нападение на школу стабильно сопровождается сообщениями в СМИ о героических училках, закрывавших учеников своими необъятными телами. Проверить, так ли это, или они просто пытались свинтить впереди всех, очень тяжело. Сам факт наличия противоречивых данных (причем негатив быстренько оттесняют из официальных СМИ) настораживает. Но сначала им дают медали “За отвагу”, а потом начинают с трепетом и ностальгией вспоминать, какой тактичной и человечной была МарьИвановна. В таких условиях, разумеется, не будет ни рефлексии, ни работы над ошибками.
Чуть лучше обстоят дела в Израиле. По ряду причин. Во-первых, там гораздо более жесткое законодательство в отношении владения оружием. Огнестрел можно получить только если вы служили в армии, и вам есть 27 лет. Либо если ваша нынешняя работа требует ношения оружия, и у вас есть десять справок об этом. Подготовка и экзамен тоже гораздо серьезнее. Стрельбы и уроки по обращению с оружием занимают несколько месяцев. Эти уроки, вопреки обывательским страхам, учат не убивать, а чувствовать оружие и относиться к нему ответственно. Это только со стороны кажется, что израильское общество милитаризировано до предела. На самом деле, ствол есть едва ли у каждого сотого.
Кроме того, в Израиле присутствует настоящий внешний враг – палестинцы и арабы. Их не нужно накручивать истериками и ложью, как у нас или в США. Реальная угроза сплачивает население, а наигранная порождает бардак и сумбур. За последние лет тридцать, если не больше, в Израиле было всего два случая стрельбы в школах, и оба раза виноваты были просочившиеся палестинцы. Однако исследователи отмечают, что уровень жестокости и травли в школах все равно остается высок.
Надо понимать, что оружейный вопрос не является самым важным. В Китае, где гражданским лицам в принципе запрещено владеть огнестрелом, сравнительно регулярно происходят налеты на школы и детсады с ножами. Причем нередко число жертв доходит до 15-20. Ножи точно не запретят, пронести их еще проще, чем ружья и пистолеты, а убивают они точно так же насмерть.
Я всегда призывала ориентироваться на лучшее, и, как чаще всего бывает с большинством социальных инициатив, наилучшая программа по борьбе с буллингом была составлена в скандинавских странах, конкретнее, в Норвегии. Какого-то специфического названия эта программа не имеет, так и называется “Норвежский Проект“. Он был создан в 80-е годы, после нескольких случаев самоубийств среди школьников. Изначально он был направлен именно на профилактику суицидов и оздоровление коллектива. Но в девяностые страну потряс другой случай, там двое шестилеток до смерти забили пятилетку. После этого Проект дополнительно модифицировали для предотвращения травли.
В чем суть? Я надеюсь, что орды чинухов, родаков и бюджетников обратили свои взоры сюда. Все держится на идее нулевой терпимости к травле. Для этого в Норвегии поступили очень изящно: они перетянули на свою сторону свидетелей травли, не давая им оставаться безучастными. Свидетелей и жертву побуждают не молчать. Они должны докладывать обо всех случаях неуставщины учителю, а тот, в свою очередь, обязан как-то среагировать, а не вздыхать: “Ну охреть теперь” и самоуглубиться в посторонние дела. За все случаи травли отвечает именно учитель, и бездействие будет вменяться ему в вину. Были придуманы так называемые “нулевые смотрители”, которые наблюдали за поведением школоты на переменах, в столовых, на спорт-площадках. Если они обнаруживали что-то плохое, то, опять же, шли ругать ответственного учителя. Впрочем, не будем драматизировать, это норвежские учителя, изначально настроенные на сотрудничество с детьми, и сравнивать с нашими их не следует.
До сознания детей всячески доносили мысль, что нельзя поддерживать травлю. Смехом, одобрением, даже молчанием. Агрессоров учителя вызывали на отдельный разговор, приглашали родителей, всячески пессимизировали и способствовали их собственной изоляции от группы. Короче, быть преследователем стало невыгодно, потому что отныне агрессия в адрес других детей понижала социальный рейтинг и выдавливала хулигана из коллектива. Я опускаю прочие подробности, связанные с работой психологов, групповыми занятиями с родителями проблемных детей, уроками терпимости, поскольку в России всей этой гейропейщины никогда не будет. My dad says that’s for pussies. Однако мысль о последовательной нулевой терпимости к травле согражданам вроде бы доступна.
На сегодняшний день Норвежский Проект показал самые впечатляющие результаты. Там почти вдвое сократились жалобы на травлю, аналогично снизился процент иных подростковых преступлений, типа вандализма. Технику переняли Израиль, Британия и несколько школ США, но там показатели травли снизились только на четверть (что все равно лучше большинства местных инициатив). Все-таки эта программа заточена под определенный менталитет, которым за пределом скандинавских стран мало кто может похвастаться.
“А как же Брейвик?!” – уже кричат мне. А чо Брейвик? Брейвик – это продуманный политический террорист с правыми фундаменталистскими взглядами, которые близки многим россиянам. Как он говорил: “В качестве цели использования в заявлении я указал «охота на оленей», хотя и очень хотелось написать правду — «казнь культурных марксистов и мультикультуралистских предателей категории А и Б», просто чтобы посмотреть реакцию… Я представляю норвежское сопротивление. Через 10 лет этнические норвежцы будут составлять меньшинство жителей Осло. Мы не собираемся сидеть и смотреть на это, сложа руки”. Доходило даже до таких мелочей: Брейвик жаловался, что в норвежских школах неправильно учат детей, в том числе заставляют их петь песню “Дети радуги” (перевод песни виднейшего представителя музыки протеста в США Пита Сигера). По его мнению, эта песня является примером “марксистского промывания мозгов”.
Какой же из Брейвика колумбайнер? Совсем другая мотивация, и он не самоубийца, он сохранил себе жизнь, чтобы продолжать вещать о своих взглядах уже в суде. Каким образом Норвежский Проект должен был ему помешать? Что касается колумбайнеров, то политические и культурные установки у них могут быть совершенно разными. Даже Навальный не толкает детей на такие преступления, прямо или косвенно, потому что увлеченность Навальным уже указывает на интерес к внешнему миру, глобальному. В то время как колумбайнеры ограничены вживанием в собственную повседневность без особых порывов. Я бы даже сказала, что аполитичность тут будет следствием эгоцентризма и погруженности в маленький неуютный мирок.
Манифест Брейвика и манифест Рослякова (если считать манифестацией месседж их поступков) очень сильно отличаются. Нельзя путать. Да, у обоих есть определенная идеология. Однако идеология колумбайнеров, жест Эрика и Дилана, является экзистенциальным бунтом самоубийцы. Перед смертью они бросают вызов своим обидчикам, веря, что после этого что-то может измениться для других изгоев. Что после бойни агрессоры в какой-нибудь другой школе лишний раз подумают, прежде чем докапываться к отверженному однокласснику. Я не знаю, видят ли взрослые россияне, у которых есть свои дети, этот месседж. Боюсь, что нет. Однако он существует и безошибочно прочитывается. Поэтому Росляков даже оделся, как Эрик Харрис. Разве что у того на футболке было написано “Natural selection” (естественный отбор), а у нашего стрелка – “Ненависть”. Кстати, перекликается с игрой Hatred. Это, конечно, еще не Дока-2, где надо по полчаса наматывать кишки, но зато популярно раскрывает некое, скажем так, внутреннее содержание колумбайна.
Популярны ли в России колумбайн-сообщества? Скажем лучше, дети осведомлены об их существовании. Так или иначе, Эрик и Дилан единственные, кто выделился в череде бесконечных американских расстрелов, именно благодаря тому, что стали медиафеноменом. Этому поспособствовал фильм Майкла Мура “Боулинг для Колумбины“.
Кстати, несколько слов об этом фильме. Майкл Мур выдвинул тезис о том, что во всем виновата атмосфера страха и военщины на фоне вторжения в Ирак и активизации борьбы с террором. Он говорил, что бушизация Америки довела общество до невроза, что ненависть к чернокожим и просто инаковым людям порождает всплески насилия. И так далее. Ничего не напоминает? Заменим Буша на Путина, США на Россиюшку, а Ирак на Сирию и получим среднестатистический язвительный пост в фейсбучке наших оппиков.
Вот честно скажу, хочется тоже во всем обвинить Пыню и киселевскую пропаганду, списать все на тлетворное влияние скрепобесия и умчаться в закат. Но это халтура. Это на отвали. Потому что в США проблема существовала до Буша и осталась при лауреате мирной Нобелевки Обаме. Для них это системный кризис, восходящий еще к 19 веку, если честно. А у нас при одном и том же (если его не подменяют раз в полгода) Путине проблема то отсутствовала, то вдруг появилась во всей красе в последние два-три года. Кроме того, существовали и существуют по сей день масса стран, отравленных пропагандой войны, в которых тем не менее колумбайнеры отсутствуют как социальный феномен.
Это требует осмысления. Моя гипотеза состоит в том, что колумбайнеры возникают в обществе, где разорваны всякие связи между детьми и взрослыми, кроме самых формальных и бездушных. Одновременно с этим в обществе высок градус семейного насилия (а у нас и в США он зашкаливает) и отсутствуют возможности для альтернативной реализации изгоев в иной, нешкольной среде. Мало завести всякие допсекции и кружки, если они по сути повторяют авторитарную школьную модель: два-три индиффирентных ко всему препода и свора агрессивных подростков. И последнее, у таких детей не сформирован позитивный образ будущего, они не видят себя в этой компании через пять лет, либо видят – и это еще хуже.
В детстве я пережила несколько переездов и еще больше переводов из класса в класс. Каждые два-три года фактически полностью менялся коллектив вокруг меня. Я успела побывать и агрессором, и жертвой, близкой к самому днищу. Я, кстати, подумывала переколумбайнить их всех к чертям, поэтому говорю со знанием дела. Что меня остановило? Три фактора. Во-первых, после девятого класса опять все перемешалось и большинство из тех, с кем у меня были проблемы, разлетелись по шарагам. Во-вторых, я ударилась в серьезные книги. Ну там, Фаулз, Фромм, Гегель-Мегель, вся фигня. С расширением кругозора разрастался и мой внутренний мир, который выплеснулся за пределы школьной тюрьмы. Появились творческие амбиции. Ну и в-третьих, я прибилась к неформалам. Готы, металисты, панки. Заброшки, гитара, вписки. Оттарабанив срок за партой, я отправлялась на репетицию, где меня ценили и уважали. Это уравновешивало травлю.
Эдакий мир без взрослых. В тусовке попадались 30-40-летние мужики, однако взрослыми дядьками их никто не считал, все на равных. Зато мы называли цивилами – самое презрительное – тех, кто переметнулся во вражеский лагерь, прогнулся сам и пытался прогнуть в это ежедневное рутинное рабство остальных.
Очевидно, что с тех пор ситуация только ухудшилась. Нефорство накрылось частично стараниями ментов и властей, частично из-за инфляции роли субкультур как таковых. Выйдя из моды, они утратили статус движа, объединяющего аутсайдеров. Подростки снова столкнулись с одиночеством. Как я понимаю, нарастающая бумажная отчетность с одной стороны, и распоряжение кремлинов поднажать на воспитание детей после прошлогодних протестов Навального с другой, окончательно превратили учителей и преподавателей в бездушные, репрессивные механизмы. Они не только не руководствуются правилом нулевой терпимости к травле, но и сами активно включаются в нее. А то и выступают в роли инициаторов и загоняют учеников под парту. Не говоря о том, что злопакостные учителя любят чмырить слишком умных, слишком бедных, слишком тормозных или слишком вольных, науськивая на жертву других детей.
В обществе возник конфликт отцов и детей, generation gap. В США этот конфликт тлеет перманентно, достаточно вспомнить, как национальная гвардия расстреляла студентов в Кентском университете. Довыступались против Вьетнама. Хипари проклятые. Особенно доставила одна местная училка, которая впоследствии щебетала: “Все, кто позволяет себе появляться длинноволосыми, в грязной одежде или босыми на улицах такого города, как Кент, заслуживают пули. Люди, творящие безумства, вовсе не обязательно безумны”. Подобное отношение наметилось и у нас. Взрослые ни во что не ставят детей, не вникают в их переживания, а только пытаются встроить в квадратно-гнездовую, лагерно-казарменную логику социума.
Короче, у нас отсутствует интеграция детей в мир взрослых. Царит взаимная боязнь на уровне Кроноса и Зевса. Были нигилисты, стали навальнисты. Вместо того, чтобы нормально исполнять свои обязанности, чинухи выдумывают фантомные болезни и вкатывают в мягкие ткани пять кубов запрета. А в итоге страдают как раз не пассионарные активисты, а интровертивные тихони, чьи судьбы для школьных функционеров отъезжают куда-то на шестой-седьмой план. Не надо делать ошибку и думать, что сегодняшние школьники растут в той же атмосфере, что и десять, двадцать, тридцать лет назад. Дети ожесточаются.
Наши православушки, кто бы сомневался, находятся в авангарде этого воинства. Была на “Правмире” публикация, где один священник заявил, будто в керченской трагедии виноваты мы все. На что наши христиане немедленно отреагировали, мол, батюшка, если ему вперлось, пусть вешает на себя чужие грехи, а их в это все втягивать не надо. Суть да дело договорились до потрясающей ремарки: “Если бы он не был атеистом, он бы знал, что его ждёт после смерти, и поэтому не стал бы убивать невинных. Это единственное, что могло бы его остановить. Либо, если бы общество просто убивало для профилактики детей, склонных к ненависти”. Ну и стандартные эпитеты вроде “18-летний сопляк” прилагаются.
Они отказываются от части этой коллективной вины потому, что это заставит их по-другому смотреть на подростков. Дело даже не в извинениях – как опытным путем доказал Кадыров, извиниться в этой стране может кто угодно. Просто тогда взрослые ощутят, что их дети являются самостоятельными субъектами. И тогда получится, что вообще вся поколенческая политика была изначально провальной, а надо было как в развращенной Норвегии. К тому же иррациональный страх перед подростками у нас еще со времен Майдана. Только ленивый не передразнивал: “Они же дети!”.
Поэтому вместо осмысления движения колумбайнеров, вместо анализа личности Рослякова и попыток докопаться до подлинной подоплеки этой бойни, началась кампания по дегуманизации. Делается это у нас двумя способами. Одни эксперты называют его зверем и нелюдем, отказывают в человечности. Другие называют его больным и психопатом, отказывают в нормальности. У нас ведь еще со времен Бобокуловой, собираясь на теракт, следует не забыть справку из психдиспансера иначе признают невменяемой. К слову, сам факт того, что ему так легко оформили разрешение на оружие: это свидетельствует о том, что Росляков нормален, или о том, что больно наше общество?
К новогодним каникулам уже забудут и про Рослякова, и про все эти ужасы. Кроме тех, кто потерял там родственников. Главное, первую неделю истошно орать по всем каналам, обещать ужесточения, кары, контроли, устраивать перебранку в шоу Малахова. А потом тишина, как с похмела. И вот уже новые скандалы, убийства, шум. Вы хотите поскорее отделаться от этой истории, как впрочем и от других свидетельств того, что наше общество поражено скверной и медленно движется к развалу на национальном уровне. Пока не жахнет бойня на сотню пострадавших, никто и не почешется, а ведь на самом деле нападения с ножами участились уже до нескольких раз за месяц. Вы просто не видите масштаб.
Так, на вскидочку. Пока не вникая в обстоятельства каждого случая:
https://regnum.ru/news/2508163.html
http://www.tvc.ru/news/show/id/147350/
http://www.rosbalt.ru/moscow/2018/10/08/1737459.html
http://www.rosbalt.ru/moscow/2018/10/12/1738656.html
https://readovka.ru/news/37579
Колумбайнеры – это отдельный феномен. Да, в СССР тоже существовала подростковая преступность, насилие и убийства, но это нечто иное. Сравните, например, с оршанскими бандами. Это не травля, это организованные отряды, объединенные по территориальному принципу. И убивают тут совсем по другой причине, хотя власть и в этом случае ложила на все восьмигранный штырь: “Хотя для оршанцев не было секретом, чем занимаются подростки, родители редко догадывались, что в группировку входит именно их сын: сборы начинались в шесть вечера, к восьми подросток уже был дома. Власть встрепенулась лишь после первых убийств: начались заседания, на которые приглашали сотрудников ИДН, родителей, представителей общественных организаций, даже врачей. Но драки продолжались. По воспоминаниям одного из участников таких заседаний, пожелавшего остаться неназванным, «совещаний становилось больше, а результатов не было. Чиновники забывали о конкретных мерах. К началу 80-х гг. в ИДН не было психолога, а нас дети игнорировали, улыбались, глядя в глаза — и только. Вырвать подростка из группировки удавалось не многим родителям, которые для усиления контроля над детьми иногда меняли место работы и даже место жительства»”.
В Союзе к этой теме едва-едва прикоснулись в фильмах “Чучело” и “Шут” по повести Вяземского. Но там слишком много лирики, чтобы быть правдой. Смирение жертв, покаяние агрессоров, время все расставляет по местам. Все изменилось. Пришли дети, которые не умеют прощать и забывать. Да и кто научит? Опять къонаха Кадырова звать?
Как верно подметил мой коллега Кирилл Кладенец, в России и раньше бывали такие проблемы поколений. Это выливалось в то или иное насилие. Как правило, организованное. Дети уходили в ряды народовольцев и эсеров, потом, в советское и новое время, – в криминальные группировки. А нынешние колумбайнеры – следствие сильной разобщенности, когда подростки не могут организовать свою банду из-за низких коммуникативных навыков или им это вовсе не интересно.
На мой взгляд, в поисках метафоры уместнее обратиться не к набившему оскомину “Повелителю мух” (на которого так любят ссылаться взрослые), а к чуть менее известной “Над пропастью во ржи”. Потому что Холден, главный герой, по психологическому складу является предтечей колумбайнеров. Более того, интенцию, содержавшуюся в книге, воплотил в жизнь Марк Чепмэн, убив Джона Леннона. Это книга о том, как одиночка противостоит лжи, распущенности и продажности всего мира. Изгой Сэлинджер все же как-то сумел прочувствовать и целиком встать на сторону униженных и оскорбленных детей. Каждой идеологической системе нужны свои мифы и свои герои. В этом плане нужно признать, что у школьных стрелков есть и то, и другое.
Заодно отсылаю вас к эстонскому фильму “Класс“. Это самое буквальное и правдивое произведение о том, куда заводит буллинг. Между прочим, эстонские учителя с детьми ходили на него в кино. А у нас проблему лечат коллективным умолчанием, либо делегируют психологу, если больно много интересуешься такими страшными штуками.
Был ли это последний колумбайн в России? Нет. Но я надеюсь, что такого количества жертв больше не будет. Что можно сделать, чтобы минимизировать подростковые самоубийства и нападения? Придерживаться политики нулевой терпимости. Мне в свое время очень помогла поддержка одной молодой учительницы, только что из инста, которая по первости пыталась как-то разломать систему травли и равнодушия. Следует видеть в детях не сопляков, не выскочек, а продолжателей наших жизней. Не рвать этот мир в клочья, а оставить что-то и для них. Но, чтобы прийти к таким умозаключениям, нужно сперва увидеть себя со стороны (это я обеспечу), а потом решиться что-то изменить. Без этого все останется по-прежнему. Вон, у США больше 100 лет стреляют, и ничего. И вы – привыкнете.
И вот уже кричат все эти учителя, все эти взрослые: “Что я, сторож сыну моему?!”.
Да, сторож. Именно так.