После гибели второго имама Гамзат-бека третьим имамом горцев был провозглашен Шамиль. Это дало импульс следующему этапу войны, продолжавшейся 25 лет. При имаме Шамиле она вспыхнула с новой силой. И в этой войне он был героем и создателем героев.
Движение горцев в эти годы переходит в новое качество, в немалой степени этому способствует полководческий и политический талант третьего имама. В народной памяти Шамиль прежде всего остается великим воином и полководцем. И это действительно так. Среди многочисленных сражений, проведенных им за четверть века, есть наиболее блестящие: беспримерная осада Ахульго, разгром похода Граббе, поразительная осенняя кампания 1843 г. по овладению внутренним Дагестаном, положившая начало «блистательному периоду», разгром экспедиции наместника Кавказа графа Воронцова, оборона Гергебиля, Салтов и Чоха, прорыв в Кахетию. Каждая из этих операций осталась в истории, причем проведены они были против одной из сильнейших армий того времени. Но это стало возможно лишь после того, как военные силы горцев были преобразованы Шамилем: имам сумел создать единое командование, совершенную военную структуру, гибкую систему мобилизации и снабжения. Он превратил артиллерию в род войск, наладил производство горных пушек, боеприпасов и пороха, создал целую систему укреплений и оборонительных линий. Приемы и способы этой борьбы обогатили и усовершенствовали тактику русской армии, предвосхитили на много лет вперед находки и достижения мировой военной науки.
Заслуженная военная слава Шамиля подчас «затеняет» другой его талант – выдающегося законодателя и создателя оригинальной государственной системы – имамата. Впервые за многие века своей истории горцы получили централизованную государственную систему, основанную на традиционной горской общине. Идею исламской республики обозначил в своих проповедях еще Гази-Магомед, но лишь Шамилю удалось провести ее в жизнь. Он создал единый жизнеспособный имамат с простой и четкой системой администрации, суда, налогообложения, образования и даже социального обеспечения, с разумным сочетанием центральной и местной власти, учета государственных и общественных интересов, единства выборных, совещательных (съезды наибов) и назначаемых властей всех уровней, со своеобразной конституцией (низам). Это государство было пронизано идеей горского единства — оно не знало национальных противоречий или предпочтений ни в какой форме, было основано на полном равенстве граждан и перед Богом, и перед законом, без всякого фанатизма. В своей политике Шамиль на практике продемонстрировал, что разные религии могут уживаться в освободительной борьбе.
Его выдающийся политический талант проявился в умении сплотить все земли и общества Дагестана с их глубокими традициями самоуправления и суверенитета, объединить все его народы, не ущемляя ничьих интересов. А тех, кто не вошел в границы имамата, наделить общим, единым военно-политическим руководством – от одного края Кавказа до другого, от Ахтов до Анапы. Недаром он стал признанной фигурой в политической жизни, международных отношениях, в дипломатических расчетах государств Востока и Запада.
Но в самые первые годы руководства третьего имама военно-политическая обстановка складывалась для него непросто: противник прошел в глубь Внутреннего Дагестана, основные боевые действия шли там.
В Дагестане установилось временное затишье, опиравшееся на условия договора 1819 г. Свидетельством тому служит инструкция, написанная Розеном Тадж-ад-Дину-эфенди Мустафину. Этот алим родом из казанских татар провел два года в Тифлисе, показав, с одной стороны, свое «благоразумное поведение и основательное знание магометанского закона», а с другой стороны, ознакомившись с особенностями кавказской жизни и традиций, он добился уважения некоторых влиятельных дагестанцев. В 1836 г. Розен предложил Тадж-ад-Дину-эфенди проехать по Восточному Кавказу, доводя до сведения горцев, что и имперское правительство не требует от них перемены их веры — напротив, согласно «на сохранение в полной мере их национальности, веры и обычаев». Другой задачей этого эфенди была критика тариката как произвольного, необоснованного и злонамеренного истолкования истин ислама. Одним словом, Розен хотел использовать Тадж-ад-Дина как своего идеологического агента. Не совсем ясно, как смотрел на свою командировку сам Тадж-ад-Дин. Возможно, он надеялся действительно стать посредником – примирителем между горцами и империей – и тем спасти тысячи жизней… Как бы то ни было, но факты истории показывают, что миссия его успеха не имела.
Интересно, однако, другое: в своей инструкции Розен дает политические характеристики землям и странам Кавказа, выражая в них официальную оценку и отношение к ним империи. Как же выглядит в его глазах Дагестан? Вот что он сообщает: «Общество Даргинское, или Акушинское, управляется главным даргинским Магомед-кадием, утвержденным нашим правительством и нам преданным. Акушинцы не принимали участия в волнениях в Дагестане и остались верными, включая цудахарцев, иногда участвовавших в мятежных скопищах, но в последнее время храбро сопротивлявшихся Гамзат-беку и Шамилю. Другие, менее значительные общества: Табасарань и Кара-Кайдах, управляются нашими приставами… Между многими достойными и благоразумными духовными особами правительство в особенности оказывает свое дружеское уважение благонамеренным Магомед-кадию Акушинскому и Сеид-кадию Араканскому, а равно обращает внимание и на известного уже Вам Аслан-кадия Цудахарского…».
Автор: Расул Магомедов, доктор исторических наук