Папа улыбался маме и крутил ус.
– Никогда этого не забуду, – говорил он со смехом.
– У меня не получалось убедительно рычать и щериться, поэтому я пела, – пояснила мама.
– Развеселые немецкие песенки! Высоким, тоненьким голоском!
– Франц Шуберт, мои дорогие.
– Она порхала, как грациозная пташка, а затем схватила первую курицу, и никому даже не верилось, что она сможет хоть что-то сделать. А когда ваша мама без лишних раздумий откусила ей голову, курице, публика просто пришла в неистовство. Подобного не бывало нигде. Такого изящного поворота запястья, вампирского щелчка зубами над птичьей шеей, столь артистичного подхода к крови, будто это не кровь, а шампанское. Ваша мама тряхнула светлыми волосами, искрившимися, как звездный свет, выплюнула откушенную куриную голову, так что та улетела в угол, а потом разодрала птичью тушку своими аккуратными розовыми ноготками, подняла еще трепетавший труп, словно золотой кубок, и стала пить кровь! Убитая курица еще трепыхалась, а ваша мама пила ее кровь! Она была неподражаема, великолепна. Клеопатра! Эльфийская королева! Вот кем была ваша мама на арене гиковского шатра.
– На ее представления публика валила валом. Мы построили еще больше зрительских трибун, перевели ее в самый большой шатер на тысячу сто зрительских мест, и там всегда был аншлаг.
– Было забавно, – улыбалась Лил. – Но я знала, что это все-таки не мое истинное призвание.
— О, слушай, а ты читала «Любовь гика»?
— Нет. А стоит?
— Да я у тебя хотел(а) спросить. Говорят, похоже на «Дом в котором…»
— Часто говорят?
— Ну, я в отзывах видел(а).
(Из моих околокнижных диалогов со знакомыми)
То, что эта книга вряд ли окажется действительно похожей на «Дом в котором…» я поняла сразу же, как только увидела в какой серии она вышла. «Чак Паланик и его бойцовский клуб». Это последнее место, где я стала бы искать сходство с «Домом…», если бы ставила перед собой такую цель.
Безусловно, некоторое, сугубо косметическое, сходство здесь есть. И там, и там мы имеем дело с людьми с физическими особенностями. И там, и там речь идет о замкнутом мирке. Но если в «Доме» этот замкнутый мирок крайне неохотно контактирует с внешним миром и настороженно относится к чужакам, то мирок из «Любви гика» рвется наружу яростно и жадно, увеча практически все, к чему прикасается, пусть только через одного из персонажей.
Это изумительно неприятная книга, и её присутствие в серии имени Чака Фредовича вполне оправдано. Вот только Данн не доводит дело до едкой пародийности и уверенности, что это все не всерьез, невзирая на гротескную абсурдность происходящего.
«Любовь гика» – про семью. Нет, не просто семью бродячих циркачей. Она про семейные взаимоотношения. И семейные ценности. О жестокости родителей, определяющих судьбу для своих детей, и самим их рождением лишающих права выбора. Про ревность и любовь на грани инцеста и за гранью жестокости. Про восприятие своей инаковости и нормальности других. И, разумеется, про цирк.
Но вот форма, в которой это все подается, вызывает скорее отторжение. Достаточно сказать, что Олимпия Биневски, от лица которой в основном ведется повествование, жалеет о том, что родилась такой, какая она есть. Она альбиноска. А ещё карлица и горбунья. У неё нет волос. Вообще. Она не может выступать на публике, потому что её физических особенностей для этого недостаточно. А в семье Биневски все дети (во всяком случае до рождения самого младшего) работают на публике. Все. Даже мертворожденные и умершие вскоре после рождения, «выступают», правда в заспиртованном виде. Может поэтому Олимпия, местный аналог Золушки, является ещё и самым игнорируемым членом семьи.
Это по-своему сильная книга, в ней есть какое-то болезненное очарование, и не менее болезненная логика. Есть и «взгляд со стороны», в виде записей журналиста, присоединившегося к цирку, для исследования, образовавшегося при старшем из детей Биневски культе. Есть некоторое количество излишеств, добавляющих повествованию как объема, так и тошнотворности. А ближе к концу от этой книги устала не только я, но и, как мне показалось, сама Кэтрин Данн.
Но все же я её дочитала. Потому что с большой вероятностью мне пришлось бы к ней вернуться, так просто она бы меня не отпустила. И меня удивляет вовсе не то, что я дочитала эту книгу до конца, а то, что, несмотря на мое неприятие части событий я все же планирую её оставить у себя. Значит, однажды вернусь к ней, как это ни странно
декабрь 2017