«Мой единственный, мой дорогой, мы оторваны ото всего и ждём темноты».
Так начинается последнее письмо Вильмы, чешской еврейки, оказавшейся со своей семьёй в Аушвице в 1943 году. Подробностей о её жизни мало: талантливый музыкант, жена врача Курта Грунвалда, мать двоих сыновей — Джона и Миши (впоследствии Фрэнка). Тем не менее письмо Вильмы к мужу лучше скупых деталей даёт понять, каким человеком она была.
Перед войной Вильма жила в Праге, воспитывая детей — по воспоминаниям Фрэнка Грунвалда, она учила их безусловно уважать других людей. Семья не была религиозной. С ужесточением антиеврейской риторики Грунвалды пытались эмигрировать в США к брату Вильмы. Однако разрешения не получили и в 1942 году были отправлены в Терезиенштадт. Там они выживали полтора года, пока семью не депортировали в Аушвиц.
Несколько месяцев Грунвалды жили вместе в семейном лагере, однако вскоре семью разделили — Курта и младшего сына перевели в общие бараки. В июле 1944 года в лагере провели очередную селекцию — и старшего Джона, мальчика с одной ногой короче другой, отправили налево. Это значило смерть. Туда же отправили и его 11-летнего брата, однако в последний момент его, обладателя арийской внешности, спас охранник. Вильма получила распределение направо, но отправилась вслед за старшим сыном, не в силах оставить его умирать одного. Ей было 39 лет, Джону — 16.
В последние минуты перед уничтожением она набросала письмо и сунула его охраннику прямо перед входом в газовую камеру. «Моя мать очень хорошо понимала людей. Наверное, она почувствовала в нём сострадание», — говорил сын Вильмы. Охранник действительно доставил записку её мужу, работавшему врачом.
Отец и сын воссоединились после освобождения Аушвица, и тогда Миша-Фрэнк узнал о письме. Однако он не читал его больше 20 лет и даже избегал смотреть на него — боялся. Десять предложений, нацарапанных карандашом на клочке бумаги, он прочёл только после смерти отца (перевод ниже):
Письмо Вильмы Грунвалд
«Мой единственный, мой дорогой, мы оторваны ото всего и ждём темноты. Мы думали над возможностью спрятаться, но решили, что это безнадёжно. Знаменитые грузовики уже здесь и мы ждём, когда всё закончится. Я абсолютно спокойна.
Мой единственный и дорогой, не вини себя за то, что случилось, это была наша судьба. Мы сделали, что могли.
Будь здоров и помни мои слова о том, что время лечит — если не полностью, то хотя бы частично. Позаботься о нашем золотом мальчике и не избалуй его своей любовью.
Будьте здоровы оба, мои дорогие. Я буду думать о тебе и о Мише. Пусть у вас будет сказочная жизнь, а нам пора садиться в грузовики.
Во веки веков, Вильма».